– Ирка, ты вдумайся: если тетка перепутала дни, то получается, что хоронят бабулю Шишкареву в пятницу, а погибла она не в четверг, а в среду! Дошло или нет?
– Среда – не день Бэкхема, – провозгласила Ирка. – Не повезло старушке в эту среду. Какая разница, в какой день она погибла?
– Разница огромная! Потому что если баба Лена Шишкарева погибла в среду, то она не наша Татьяна Батьковна, а совсем другая старушка, просто похожая! – потеряв терпение, закричала я. – Ведь мы точно знаем, что в среду наша Татьяна была жива-живехонька, мордовороты на джипе ее у нас только в четверг украли!
– Хм… Получается, рано мы начали оплакивать нашу бабулю Ларину? – до подружки наконец дошло, что к чему. – Ленка, так это же замечательно! Но теперь мы тем более должны спешить с поисками похитителей нашей старушки, пока они не убили ее по-настоящему!
– Поспешим, – согласилась я. – Предлагаю смотаться на кладбище и опросить местных обитателей.
– Покойников, что ли?! – Иркино минутное просветление сошло на нет, она снова начала тупить.
– Зачем покойников? Там полно живых завсегдатаев! Бомжи, попрошайки, рабочие-копачи, сторож у ворот! Они могли видеть черный джип, вдруг кто-то запомнил номер или какие-нибудь особые приметы автомобиля? Надо поспрашивать.
– Ладно, поспрашиваем. За тобой куда заехать? – деловито спросила подружка.
– На работу, куда же еще? – ответила я уже менее радостно. – Сегодня же пятница! Часиков в десять приезжай, пожалуй.
Распорядок буднего дня подразумевал мое активное участие во множестве процессов, начиная с мытья стаканов и тарелок, которые сложил в мойку любитель ночных трапез Колян, до вывода ребенка в полной походной амуниции навстречу няне. Примерно через час я справилась с дежурными домашними делами и перед самым уходом на работу позвонила Лазарчуку. Нужно узнать, как продвигаются его поиски Татьяны Лариной.
Оказалось, что Лазарчук свою пожилую подругу не ищет и даже не собирается искать!
– Как пришла ко мне эта проблематичная бабуля, так и ушла! Бог дал, бог взял! – заявил жестокосердый Серега.
– Она, может, жива еще! – возмутилась я.
– Тем лучше для нее, – сказал Лазарчук. – Я-то тут при чем? Я тоже жить хочу, причем отдельно от всех и всяческих старушек. Я даже приезду родной мамы не обрадовался, слава богу, она передумала возвращаться с дачи!
– Твою знакомую старушку умыкнули какие-то проходимцы, а тебе плевать? Лазарчук, ты же сыщик! – напомнила я. – Это тебя ко многому обязывает!
– Я в первую очередь человек! – возразил Серега. – И ничто человеческое мне не чуждо!
Он понизил голос и зашептал:
– У меня, если хочешь знать, перспективное знакомство приключилось, и не с пенсионеркой, а с молодой красивой женщиной! Она здесь, у меня в квартире! Буду я в такой момент по доброй воле искать свою назойливую поклонницу преклонных лет? Нужно мне, чтобы она болталась на моей территории, осложняя личную жизнь? Как ты думаешь?
– Я думаю, что ты поступаешь непорядочно! – припечатала я. – Ладно, черт с тобой!
– Черт со мной! – с удовольствием подтвердил Лазарчук. – Настоящий черт в юбке!
Отметив в голосе капитана восторженные интонации, я так заинтересовалась личностью его новой подруги, что забыла, зачем позвонила: так и не сказала Сереге, что мы с Иркой добровольно и бескорыстно взяли сыщицкие обязанности на себя и твердо намерены отыскать нашу Татьяну Батьковну Ларину, живую или мертвую. Лучше живую, конечно!
На работу я прибыла вовремя, а ровно в девять ноль-ноль затрезвонил мой мобильник.
– Тетенька! Верните сто рублей по-хорошему! – уже не жалобно, а откровенно угрожающе сказал мне телефонный вымогатель. – А не то вам же хуже будет!
– Брысь! – отмахнулась я, не приняв угрозу всерьез.
Это была моя стратегическая ошибка. Малолетний любитель стольников рассердился не на шутку и объявил войну. За четверть часа мерзавец позвонил трижды, и всякий раз с городского таксофона, так что я вынуждена была платить за входящие. Я прикинула свои расходы и поняла, что при сложившейся периодичности и продолжительности звонков телефонное общение с настойчивым мальчиком будет стоить мне от тридцати до пятидесяти рублей в час. То есть к концу рабочего дня мой телефонный счет окажется в тисках экономической блокады! По всему выходило, что изобретательный шельмец припер меня в угол, но сдаваться на милость победителя и платить ему сторублевые аннексии и контрибуции ужасно не хотелось. Я подумала, что надо выкроить время и основательно разобраться с несовершеннолетним поганцем, а пока, в качестве временной меры, выключила мобильник. Решила, что буду изматывать противника пассивным сопротивлением!
В разгар моей позиционной войны с мелким телефонным гадом в редакторскую явился Мамай. Он дождался, пока я отложу в сторонку мобильник, и сочувственным до противности голосом спросил нас с Вадиком, хорошо ли мы себя чувствуем. Вадик сдуру ляпнул:
– Лучше всех!
А я насторожилась, ожидая подвоха, и не зря: порассуждав немного о том, как важна для людей нашей профессии хорошая физическая форма, главред предложил нам с Вадиком серьезно подумать о смене рода деятельности.
– Может, переквалифицируетесь в управдомы? – ласково предложил он. – Все равно на телевидении от вас толку – ноль с палочкой!
– С какой еще палочкой?! – искренне возмутился Вадик.
– С палочкой Коха, например! – ответил на это ехидный Мамай. – С такими работничками у нас тут не телекомпания, а настоящий холерный барак получается!
– В смысле, все болеют? – уточнила я в тайной надежде, что главный переключится с разноса нашей боевой «двойки» на критику каких-нибудь других хворых и никчемных работников, но не угадала.
– В смысле, все дерьмо делают! – вспылил Мамай. – Взять, к примеру, ваш вчерашний репортаж с кладбища!
– А! – понимающе вякнула я.
– Что – «А»?! – тут же вызверился на меня главред. – Сказавший «А» должен говорить и «Б», а вы в своем тексте что сказали?
– «Б», во всяком случае, я точно не говорила, – призналась я.
– Мы не бараны какие-нибудь! – высокомерно молвил обиженный Вадик и уставился на главреда враждебно, исподлобья, в точности как упомянутый мелкий рогатый скот на новые ворота.
– Вы сказали, что состоялись похороны такого-сякого-заслуженного композитора, но не объяснили телезрителям, от чего он умер в расцвете лет! Какая песня оборвалась на полуслове? Какие творческие планы остались нереализованными? К кому перейдут авторские права? Кому достанутся недополученные гонорары? Сколько тайных жен и внебрачных детей претендуют на наследство?
– А! – снова сказала я. – Понимаю, чего вы хотите.
– Я хочу, чтобы сюжеты нашей телекомпании были не менее интересны, чем работы конкурентов! – малость успокоившись, заявил Мамай. Он вытер взмокшую лысину бумажным носовым платком и сказал на три тона ниже: – Завтра в программе стоит итоговый выпуск «Новости недели», потрудитесь переделать для него вчерашний сюжет в соответствии с моими пожеланиями.
– Не пойму я, кто из нас дурак? – задумчиво спросил Вадик, когда главред убрался восвояси.
– Ты или я?
– Мы или он? – Вадик кивнул на дверь.
– Он начальник! – со вздохом напомнила я. – Продолжение известной поговорки ты знаешь. Хотя, если честно, мне это начальственное распоряжение только на руку – появился прекрасный повод прямо сейчас уйти с работы. Если кто будет спрашивать, говори, что я ушла добывать информацию про тайных жен с авторскими правами и внебрачных детей с гонорарами!
Ирка заехала в десять, как мы и договаривались.
