Л. В., раз уж случай подвернулся».
Естественно, ее не оказалось дома. Тук-тук-тук, Жюли? Превосходный Джулиус уселся, ждет, пока откроют. Как бы не так. Карандаш, клочок бумаги, спина Джулиуса вместо стола. Я кратко законспектировал только что сказанное. Прибавил «я тебя люблю», проспрягав во всех временах и наклонениях, приписал, что остаюсь ее авианосцем, что она может садиться и взлетать, когда захочет... Это как раз и были слова первой нашей встречи: «Хочешь быть моим авианосцем, Бенжамен? Я буду прилетать время от времени, чтобы пополнить запас здравого смысла», а я в ответ, не помня себя от счастья: «Прилетай, моя красавица, и улетай, сколько душе угодно, отныне я плаваю в твоих водах».
Я извинился за свои гадости насчет журналистки и «избирательности», прости, Жюли, это я специально, чтобы сделать тебе больно... прости, прости, и подписался.
Потом задумался.
Чего-то не хватало.
Правды, которую нельзя скрывать.
Шаботта.
Я признался, в постскриптуме, что Ж. Л. В. не кто иной, как министр Шаботт, он, Жюли, он самый. Представляешь?
И лист нырнул под дверь.
После своего пространного монолога о либеральном реализме Шаботт повел нас, меня и Королеву, в помещение, устроенное как кинозал.
– Идите за мной, господин Малоссен, я покажу вам, на что похож «Конкорд», настоящий, из плоти и крови.
Дюжина кресел, около каждого – по пепельнице, потолок с наклоном и стены, скошенные по направлению к белоснежному экрану. Позади нас – око кинопроектора, над которым колдует третий слуга – Антуан, точно такой же, как все предыдущие. От светского визита мы перешли к сверхсекретному брифингу, в духе Джеймса Бонда перед отправкой на очередное задание.
– Я собираюсь сделать из вас Ж. Л. В., более настоящего, чем в действительности, вот увидите, это будет забавно...
Темнота, луч света, картинка на экране: лоб, черные как смоль крылья шевелюры сложены назад, Прямой безупречный пробор. (Волосок к волоску, надо же!)
– Как вы заметили, господин Малоссен, «Конкорд» тщательно причесан.
(И правда, у этого типа не голова, а фюзеляж черного самолета.)
– Вы знаете, кому принадлежит сие чело, дорогая?
Королева Забо сомневается:
– Молодому Шираку?
– Нет. Копник, двадцать восемь лет, серый кардинал с Уолл-стрит. Посмотрите, какой высокий лоб, господин Малоссен, двойная морщинка, не горизонтальная, заметьте, это не сомнение, это энергия в чистом виде! Такой лоб и такая же прическа должны быть у Ж. Л. В. Так, идем дальше. Антуан!
Щелчок, смена кадра, два глаза на экране. Небесно-голубой, как требуется, взгляд устремлен вперед. Должно быть, долго тренировался, чтобы научиться смотреть не моргая. Когда ему надо посмотреть в другую сторону, то поворачивается вся голова, как пушка у танка.
– Волбрут, вольфрамовый король, – возвещает Шаботт, – рынок астронавтики весь под ним. Важен не цвет глаз, господин Малоссен, важна напряженность взгляда. Посмотрите, какая прямота под дугами бровей. С таким подвижным лицом, как у вас, должно быть, это не составит большого труда.
И все в таком же духе: округлые щеки мучного короля, волевой подбородок микроимператора (имеются в виду микроплаты), полуулыбка бельгийского магната консервов... и проч., и проч., общая картина: дурак дураком, на мой взгляд.
Но меня не спрашивали. Шаботт:
– И получаем Ж. Л. В.: безупречное равновесие властности и решимости, иронии и здорового жизнелюбия. Заметим, что Ж. Л. В. вовсе не аскет, я особенно это подчеркиваю: он любит деньги и все самое лучшее, в том числе и кулинарию. Господин Малоссен, придется набрать вес, так сказать.
15
– Ешь, Бенжамен, кушай мой мальчик.
– Я больше не могу, Амар, спасибо, я правда не могу...
– Что это «правда не могу»?.. Ты хочешь стать большим писателем или нет, Бен?
– Хадуш, хоть ты помолчи.
– И в самом деле, эти ребята, которые отметились в вашей белой литературе, все эти Дюма, Бальзаки, Клодели – худенькими их не назовешь.
– Симон, и ты туда же!
– А мне кажется, они, как и Бен, давились кускусом.
– Мо прав, в конечном счете все идет от ислама.
– Не знаю, испек бы Флобер свою Бовари без доброй порции кускуса...
– Вы меня оставите в покое когда-нибудь, вы, трое?
– Еще тарелочку, Бен.
