Тереза всего один раз вмешалась в эту историю, в тот день, когда меня короновали «Конкордом».
– Мне не нравится эта прическа, Бенжамен, у тебя из-за этого какой-то дьявольский вид. Это не ты, и это нехорошо.
Фотографии и лозунги сыпали чересполосицей по улицам Парижа. ЧЕЛОВЕК: мой уоллстритский лоб. УВЕРЕННОСТЬ: мой платиновый оскал. ТВОРЕНИЕ: вольфрамовый взгляд. И куда ни посмотри: ЛИБЕРАЛЬНЫЙ РЕАЛИЗМ. Между фотографиями и лозунгами – никакой связи, это очевидно, но плакаты постоянно накапливались, приближаясь друг к другу, наталкивая на мысль, что они могут быть частью одной головоломки, что скоро появится все лицо целиком, и, слово к слову, составится абсолютная истина.
Общество бурлило от нетерпения.
– Если я тебя спрошу: «Какое ваше главное качество, Ж. Л. В.?», что ты мне ответишь?
– «Действовать!»
– Очень хорошо. «А ваш главный недостаток?»
– «У меня нет недостатков».
– Да нет же, Бенжамен. Ты должен отвечать: «Я не во всем преуспел».
– Ладно: «Я не во всем преуспел».
– «У вас были провалы?»
– «Иногда я проигрывал, но извлекал из своих поражений уроки, которые в конечном счете ведут к победе».
– Молодец, Бенжамен, вот видишь, получается!
Жереми повторял со мной мои предстоящие интервью. Полсотни страниц вопросника, составленного Шаботтом, нужно было заглотить весь целиком, чтобы выдавать потом с непринужденностью хищника, поджидающего свою жертву. «Главное, чтобы у них не сложилось впечатление, что вы думаете над ответом, господин Малоссен. Уверенность должна бить ключом из Ж. Л. В., как источник благосостояния».
Жереми мчал из лицея на всех парах, и вместо того чтобы, как положено, показывать мне дневник, он искал меня повсюду и доставал даже в сортире.
– Зря стараешься, Бен, я знаю, что ты там.
И все по новой.
– «Возраст, что вы думаете о возрасте?»
– «Некоторые в двадцать лет уже старики, а иные и в восемьдесят молоды душой».
– «А в сорок?»
– «В сорок, если денег нет, то и не будет».
– Прекрасно. «А деньги?»
– Что деньги?
– Ну, как Ж. Л. В. относится к деньгам?
– Хорошо.
– Пожалуйста, Бен, отвечай,
– Мне ближе бумажные.
– Бен, перестань, какой должен быть ответ?
– Не знаю.
– Ты отвечаешь: «Французы привыкли относиться к деньгам с подозрительностью. Что мне кажется подозрительным, так это хотеть денег и не уметь их заработать».
Меня спас гонг: час ежедневных чтений – это святое.
Дети развлекались по полной программе. Но ведь этого-то я и добивался. Что до меня, то, признаться, мне это не особенно нравилось. Даже как-то неловко. (Слова Жюли резали по живому: «Ты не хотел бы побыть самим собой хоть раз в жизни?») Иногда мне случалось жаловаться главному виновнику всего происходящего. Я входил в детскую, когда все спали, склонялся над животом Клары, осторожно расцеплял ее руки и обращался прямо к маленькому везунчику:
– Ну что, доволен? Ведь это все из-за тебя, весь сыр-бор... ты хотя бы отдаешь себе в этом отчет? Нет, конечно, я заложил свою душу, чтобы ты хапал миллиарды, а тебе плевать, начинаешь с неблагодарности, впрочем, как и все остальные... Значит, ты полагаешь, что в этом и заключается смысл жизни человека – зарабатывать на жизнь ангелам?