ладонью по инкрустированной крышке клавесина, приобретение которого тоже было милой причудой Мириам.
Анжела подошла к открытому окну, из которого веяло ароматом жасмина и олеандра. Сад за окном раскинулся до самого моря.
– Анжела! – услышала она у себя за спиной.
Обернувшись, она увидела полную даму в слишком зауженном платье.
– Как поживаешь? – поинтересовалась дама.
– Замечательно, Дакота! Просто замечательно!
Анжела всегда недоумевала по поводу этого странного имени – Дакота. Это все равно что назвать ребенка Западной Вирджинией или Северной Каролиной. Сразу приходили на ум ковбои и крупный рогатый скот. Старшую дочь Дакота назвала Аспен – в честь лыжного курорта, где она познакомилась с ее будущим отцом и своим первым мужем. Всего через два года их супружества муженек покончил с собой, сиганув со знаменитого моста самоубийц Золотые Ворота.
– Ну что, как Доджи? – доверительным тоном поинтересовалась Дакота.
– А почему ты меня об этом спрашиваешь?
– Ну как же, Энджи? – удивилась дама.
Анжела терпеть не могла, когда ее называли Энджи.
– Брось, ты же прекрасно понимаешь, о чем я… – не унималась Дакота.
– Понятия не имею.
Толстые щеки Дакоты раскраснелись.
– Просто я подумала, что теперь, когда Мириам… Что ты… – пробормотала она и запнулась.
Анжела не ответила. Она никому не рассказывала о своих отношениях с Доджи и теперь не собиралась этого делать. Другое дело, что о них думают окружающие, о чем догадываются. Впрочем, с этим все равно ничего не поделаешь. А мнение Дакоты Гринбаум заботило Анжелу менее всего.
Она едва сдержалась, чтобы не зевнуть от скуки, что нагнала на нее собеседница, и переключила внимание на Доджи, о чем-то увлеченно разговаривающего с брюнеткой, которую Анжела узнала не сразу. Доджи улыбался, пожалуй, чересчур любезно, и брюнетка так же улыбалась в ответ.
– А как Джеки? – не отставала Дакота.
– Прекрасно.
– Как у нее дела с мюзиклом?
– Никак, – ответила Анжела, едва сдерживая раздражение. – У нее нет на это денег. К тому же и сама идея мюзикла, прямо скажем, неважная.
– Но Джимми Недерлэндер говорил, что дело идет полным ходом. Он обедал у нас на прошлой неделе.
Анжела в упор посмотрела на Дакоту.
– Я думаю, ты неправильно его поняла.
– Он сказал, что Джеки сообщила ему о том, что собирается привезти спектакль на Бродвей.
Анжела подавила гнев и даже заставила себя улыбнуться.
– Ну и какого он об этом мнения?
Недерлэндеру принадлежало несколько бродвейских театров, а также значительные капиталы в этом бизнесе. Как и Шубертс, он был на Бродвее законодателем моды, и к его мнению следовало прислушиваться.
– По его словам, он только рассмеялся, услышав такое заявление Джеки. Она так молода! А кроме того, все прежние постановки о Монро с треском проваливались, словно сама идея подобной постановки проклята… Впрочем, он сказал, что все же оставляет этот вопрос открытым. Мол, время покажет…
– Ничего из этой затеи не выйдет, – сказала Анжела, потянувшись за бокалом.
– Разве ты не желаешь ей успеха? – удивленно воскликнула Дакота. Ей было известно, что между Анжелой и дочерью нет особой любви.
– Она просто швыряет деньги на ветер. Причем не только свои собственные.
Однако куда больше Анжелу раздражал сам предмет, избранный дочерью для своего мюзикла. Только она не хотела в этом признаться. Постановка о Мэрилин Монро, об этой глуповатой секс-бомбе, могла сорвать все ее планы относительно Доджи.
– Уверена, что она не будет швырять денег на ветер, – заметила Дакота. – Джеки очень талантливая девушка.
– Талантливая, но чересчур импульсивная, – быстро добавила Анжела. – Мюзиклы вообще очень рискованное предприятие, Дакота. Уж ты-то должна об этом знать!
Теперешний муж Дакоты – лысый и напрочь лишенный подбородка Руббин был известным продюсером, большой шишкой в театральном мире.
– Руббин убеждал меня, что время мюзиклов навсегда ушло в прошлое, – сказала Анжела. – Если только, конечно, он не ошибается…
– Он не может ошибаться, Анжела, – нахмурившись, заявила Дакота.
Она даже перестала называть ее Энджи. Наверное, без особого удовольствия припомнила, как Анжела и Руббин любезничают друг с другом на коктейлях. Причем последний, несомненно, подбивает под Анжелу клинья. Он смотрит на нее плотоядным взглядом, видя в ней лишь потенциальную любовницу. Как бы там ни было, шансов у него, естественно, никаких. Слишком уж он безобразен. Для Дакоты это самая верная гарантия того, что их брак находится в полной безопасности.
– Конечно, и он не отрицает, что возможны исключения, – добавила Дакота. – Хотя бы потому, что на Бродвее понастроили этих огромных залов и всегда найдутся желающие попытать там счастья, взявшись за постановку мюзикла…
– Надеюсь, моя дочь не из их числа.
– С чего ты стала такой осторожной? Кажется, тебе всегда нравились смелые идеи?
– Давно пора об этом забыть, – принужденно улыбнулась Анжела. – Во всяком случае я завтра или послезавтра позвоню Джеки. Она, безусловно, может целиком мной располагать. Я готова помочь ей как советом, так и деньгами…
Ну уж нет! Если только дочь не откажется от своей бредовой затеи, то Анжела сама отправится в Лондон, чтобы положить конец всей этой канители раз и навсегда.
Дакота смолкла, не зная, о чем еще говорить, и вертела в руках бокал, пока не заметила в толпе гостей знакомое лицо.
– Это Марта Бринкер. Она психоаналитик и пользует мою Аспен. Я не знала, что она знакома с Хиксом…
– Мир тесен.
В голосе Анжелы явно звучала насмешка. Дакота покраснела. Она не знала, чем бы еще зацепить подругу.
– Увидимся позже, Анжела…
Анжела смотрела ей вслед. Какая грубая бесцеремонная особа! Впрочем, ей, Анжеле, на нее, конечно, наплевать.
Она посмотрела туда, где в последний раз видела Доджи, но тот куда-то исчез. Тогда Анжела стала высматривать брюнетку. Когда публика начала выходить на террасу, она вдруг увидела Доджи и облегченно вздохнула: он был один.
Их глаза встретились, и Анжела направилась к нему. Ее приближение не вызвало у него никаких эмоций, кроме очевидного раздражения. Дуглас Хикс Третий нацелился на кресло управителя Калифорнии, однако мужества ему явно недоставало.
– Прими мои соболезнования, Доджи…
Он машинально кивнул.
– Рад, что ты пришла…
Впрочем, особой радости на его лице не отразилось. Напротив, он был изрядно смущен.
– Ты выглядишь усталым, – сказала Анжела, изобразив на своем лице выражение, которое, по ее мнению, окружающие должны были принять за соболезнующее. – Надеюсь, ты постараешься не слишком переутомляться?
