и читал, и слышал о тех невзгодах, которые обычно выпадают на долю драматического актера. Ричард прекрасно понимал, что его участь – тащиться по этой безрадостной дороге актерской судьбы, но это мало утешало. Никто не знал, когда наступит просвет. Да и наступит ли вообще…
Ричард посмотрел на свою «Олимпию» – допотопную пишущую машинку, стоявшую на столе у стены. Записывать все, что происходит, – в этом было что-то ободряющее. Своего рода психотерапия. А точнее, язвительно говорил он себе, нечто вроде очистительного слабительного. Клизма, наполненная огромным количеством едких слов. Горькая усмешка скользнула по его губам, и он мысленно возблагодарил Господа, что еще не утратил чувства юмора.
Когда Люси уходила, Ричард неподвижно стоял, глядя в окно. Люси вышла на улицу и, как обычно, помахала ему снизу рукой, а он послал ей воздушный поцелуй. Потом мысли Люси переключились на предстоящее собеседование, и горло у нее сжалось. Борьба за эту роль была невероятно жестокой, и даже то, что ей удалось удержаться в числе четырех претенденток, еще ничего не гарантировало. В таком деле, как это, «почти» не считается. Сколько этих самых «почти» бывало в ее актерской биографии и раньше!.. Впрочем, если честно, Люси до сих пор везло, безусловно, больше, чем Ричарду.
Увы, ни Ричард, ни сама Люси не принадлежали к известным актерским династиям. Не было у них никаких нужных связей. Ничего, кроме таланта. Хотя одного таланта очень часто бывало для успеха явно недостаточно… Люси прищурилась, когда порыв ветра ударил ей в лицо. Впрочем, был, конечно, один такой человек. Макс Локхарт. Теперь он был режиссером «Мэрилин». Она познакомилась с ним еще три года тому назад тоже на прослушивании.
Он попросил ее тогда задержаться. Якобы для того, в частности, чтобы «обсудить роль более подробно». Люси согласилась, несмотря на то, что его намерения были более чем прозрачны. Макс так и раздевал ее взглядом. Однако она отчаянно нуждалась в работе. В общем, запомнила она его лапы, которые так грубо стиснули ее груди, что Люси судорожно сжала зубы, чтобы не закричать. Словно в агонии, она запрокинула голову назад, а он заставил ее опуститься на колени. Потом раздался этот незабываемый треск «молнии» на его брюках, и тяжелая горечь поднялась у нее в горле. Ее вырвало прямо на его белые тонкие ноги. Так уж получилось…
Люси отбросила с лица прядь волос и увидела на склоне холма человека, запускавшего воздушного змея. Воздушный змей представлял собой огромную смеющуюся физиономию, которая, повинуясь ветру, то падала, то взмывала в небо. В какой-то момент Люси едва не поддалась накатившему на нее страху. Она была готова бежать куда глаза глядят – туда, за железную ограду, на крутой холм, подальше от призрачного и жестокого мира театра, куда она так хотела проникнуть…
Однако Люси удалось справиться с собой. Она отвернулась и зашагала прочь, снова погрузившись в мысли о предстоящем прослушивании. Под ложечкой у нее мучительно сосало, но она успокаивала себя тем, что уж песни-то по крайней мере действительно замечательные. Просто спеть их – и то удовольствие. Даже если в конце концов она и провалится на прослушивании… Cомнения снова стали одолевать Люси, и она прокашлялась, очищая горло. Как бы там ни было, а Максу Локхарту непременно гореть в аду…
Джеки встретила Люси ободряющей улыбкой.
– Мне очень жаль, что у вас не было достаточно времени, чтобы как следует ознакомиться с партитурой, но дело в том, что она совсем недавно закончена, – сказала Джеки. – Надеюсь, все будет хорошо.
Люси в ответ лишь нервно рассмеялась. Они стояли в студии – в просторном и пустом помещении, в котором находился один рояль, а вдоль стены – зловещий ряд стульев.
– Там есть замечательные песни, – наконец проговорила Люси. – Вы, должно быть, очень волнуетесь? – добавила она.
– Вы правы. Впрочем, работа над мюзиклом еще продолжается. Я уверена, что еще будет много различных вариантов, пока он примет законченную форму.
– Да, пожалуй, – пробормотала Люси, а потом вдруг воскликнула: – Это изумительная роль!
– Роль Мэрилин?.. Вы правы. – Джеки внимательно посмотрела на нее. – И иногда мне кажется, что нет ничего более трудного и болезненного, чем подбор актеров… – Она снова улыбнулась. – Вам, конечно, очень хочется получить эту роль?
– Еще бы! – воскликнула Люси.
Да, тысячу раз – да!
– Тогда заставьте себя пройти через это испытание, – мягко сказала Джеки.
На прослушивании в Нью-Йорке Люси чувствовала себя скованно и неуютно. Это списали на волнение. Макс Локхарт, который уже слышал, как она поет, был явно разочарован, но, несмотря на его возражения, Джеки настояла на том, чтобы Люси дали еще один шанс. Макс согласился неохотно. И не только потому, что Люси была внешне очень похожа на Мэрилин. Главным образом из-за того, что уже на первом собеседовании выяснилось, что Люси досконально изучила биографию Монро и весьма интересно ее интерпретировала.
– Я всегда чувствую себя очень скованно на прослушиваниях, – простодушно призналась Люси. – Но эта роль для меня – совершенно особенная. Честное слово!
Джеки успокаивающе коснулась ее руки, растроганная откровенностью Люси.
– Я понимаю, что это тяжело – чувствовать себя, словно на экзамене, но попытайтесь забыть обо всем, подняться выше всего этого… – Джеки нетерпеливо обвела рукой помещение. – Не думайте о присутствующих здесь. Вообще забудьте, что вы в студии! – Она мысленно сочувствовала Люси, понимая, что вряд ли сейчас найдутся слова, которые могли бы ее успокоить. Слишком много значила для Люси эта роль. – Сейчас Альдо, наш музыкальный руководитель, поможет вам исполнить пару песен. Он будет вам аккомпанировать. Пойте так, как считаете нужным… И постарайтесь сосредоточить все свое внимание на тексте. Это обязательно поможет.
Люси покорно кивнула, но, как только Джеки отошла, ощутила в груди знакомый страх. Ее пронзила внезапная зависть к Джеки и ко всем членам труппы. По-видимому, все они прочно заняли свои места в этой постановке, и им уже не о чем было беспокоиться.
В мгновение, которое показалось ей вечностью, Люси окинула обреченным взглядом студию – от стены, задрапированной темным бархатом, и двери с надписью «Выход» до другой стены, вдоль которой стояли пять стульев с восседавшими на них членами художественного совета.
Потом она прикрыла глаза и прокашлялась. Господи, сделай так, чтобы нервы успокоились, а голос не сорвался и не подвел! Альдо Моррис заиграл начальные такты мелодии из первого акта. Песенка «Девушки из хора» должна была звучать в том месте пьесы, когда карьера Мэрилин только начинается, она снялась в первом полнометражном фильме, в котором играла роль девушки, проделавшей путь из нищеты до настоящего успеха. Текст песни был созвучен судьбе самой Люси. Вслед за этой песенкой шла очень лирическая мелодия из второго акта – баллада под названием «Колеса», камера и я». В ней рассказывалось о том, как Монро пристрастилась к таблеткам – «колесам». Она принимала одну из разновидностей амфетаминов – стимуляторов, которые подавляли аппетит и не давали располнеть. Таблетки оказывали легкое тонизирующее действие, но, увы, нарушали обмен веществ и вызывали глубокую депрессию. Мэрилин Монро была одной из многих звезд, которых киношные боссы приучили к таблеткам, чтобы заставить работать на полную катушку. Это был гибельный путь взлетов и падений. Затем, как правило, следовал алкоголь, и все обрывалось, едва успев начаться…
Когда Люси запела, у нее защемило сердце не только от слов песни о трагической жизни кинозвезды, которой она никогда не знала. Глубокая грусть овладела ей, когда откуда-то из дальних закоулков памяти начали выплывать образы тех, кого она давно потеряла. Блистательная, искрометная Поппи и ее приятель Алекс, снабжавший подругу наркотиками, от которых та медленно высохла и в конце концов отдала Богу душу.
Песня заканчивалась, и голос Люси медленно угасал вместе с последними аккордами. Ей так не хотелось, чтобы эта прекрасная музыка закончилась… Но вот отзвучала последняя нота, и воцарилась напряженная тишина. Те пятеро, что сидели на стульях у стены, должны были вынести свое решение. Люси и сама была напугана тем, до какой степени для нее стало важным – получит она эту роль или нет, и не представляла себе, что с ней станется, если ей откажут.
Анжела собиралась сказать ему «прощай», но, с другой стороны, вознамерилась обставить это наилучшим образом. Поэтому и пригласила его сюда, в свою квартиру – в свое уютное гнездышко на
