И когда они свистят, кажется, будто это горные духи смеются над людьми.
Они подошли к краю площадки и, стоя совсем рядом, облокотились на полуразрушенный парапет. Оба смотрели на развернувшиеся внизу широкие дали, но каждый прислушивался к непроизнесенным признаниям, таившимся в его душе.
Мужчина не мог бы понять того, что в эти минуты происходило с Дафной. Она испытывала какую-то странную слабость и чувствовала огромную силу в том, кто стоял сейчас так близко от нее. Она знала, что счастлива, очень счастлива. И не хотела никаких перемен. Пусть все останется таким, как есть, до тех пор, пока… пока… ну, к чему думать! Она смотрела на далекое море и старалась угадать, какая из вершин двурогой горы на островке Ялос выше.
С тех пор как Гиппократ накануне с удивлением обнаружил, что любит Дафну, он успел многое обдумать. И ему было ясно одно: он хочет, чтобы она стала его женой, и как можно скорее. Но не менее ясно он понимал, что не должен говорить об этом с Эврифоном, пока вопрос о ее браке с Клеомедом не разрешится окончательно. И точно так же он до тех пор не должен говорить об этом с ней, связывать ее обещанием. Иначе ее отец и Тимон сочтут его бесчестным — и с полным основанием.
С другой стороны, будет только справедливо, если он скажет — или хотя бы намекнет — Дафне, что любит ее, чтобы она могла сделать выбор, зная все. Но прав ли он, позволяя ей хотя бы обдумывать брак с Клеомедом — человеком, который, как он убежден, недостоин ее? Она не будет с ним счастлива. Быть может, ему следует просто обнять ее сейчас, а будущее пусть само о себе заботится? Нет, нет, это было бы бесчестно!
Они стояли совсем рядом, но Дафна придвинулась к нему еще ближе, коснулась его руки и посмотрела ему в глаза. И обоих охватило такое чувство, словно их ничто не разделяет, словно они — единое существо.
Вдруг позади них послышался стук торопливых шагов по каменистой тропе. Вздрогнув, они отскочили друг от друга и обернулись. По площадке быстро шел Клеомед; его великолепное, обнаженное по пояс тело могло бы послужить моделью для статуи Геракла. Его лоб блестел от пота. За спиной на шнурке, обвивавшем шею, висела свернутая хламида.
Он остановился, потрясенный.
— Дафна! — воскликнул он. — Гиппократ! Я шел в Галасарну, Дафна, чтобы повидаться с тобой. Но я думал, что ты ухаживаешь за старухой, которая сломала ногу. Что ты делаешь тут, на горе? Забавляешься с ним, а? Вот ты, значит, какая! Не можешь потерпеть до замужества? Ну, так ты принадлежишь мне — мне, Клеомеду! И больше ты от меня не убежишь!
Он шагнул к ней, но Гиппократ встал между ними.
— Погоди, Клеомед! — сказал он. Ты напрасно обвиняешь и ее и меня.
— Напрасно? Вот я тебе покажу «напрасно»!
Он оттолкнул Гиппократа и, схватив Дафну, притянул ее к себе.
— Остановись! — крикнул Гиппократ. — Отпусти ее! Послушай…
Он дернул Клеомеда за плечо, и тот выпустил Дафну, но тут же молниеносно обернулся и сильно ударил противника кулаком в живот. Гиппократ глухо вскрикнул, перегнулся пополам и упал на землю, не в силах вздохнуть.
Дафна ахнула и замолотила кулачками по спине Клеомеда.
Он засмеялся и опять схватил ее.
— Тогда ты укусила меня, дикая кошечка. Но на этот раз ты будешь слушаться! Или я тебя убью. — Он снова засмеялся.
Гиппократ лежал неподвижно, следя за ними из-под опущенных век. Мало-помалу дыхание возвращалось к нему, но он по-прежнему не шевелился. Клеомед, стиснув Дафну в железных объятиях, понес ее прочь. Внезапно Гиппократ вскочил на ноги. Он сорвал с себя хитон, швырнул его наземь и остался совсем обнаженным, если не считать набедренной повязки.
— Вернись, трус! Вернись! Только сбрось с шеи этот шнур, а то я могу задушить тебя.
Клеомед отпустил Дафну и повернулся к Гиппократу. Лицо его было искажено яростью. Они начали осторожно сходиться.
— Не подходи к нам, Дафна, — спокойно сказал Гиппократ. — Не подходи, пока я не проучу этого мальчишку.
Они уже кружили друг против друга — молодой кулачный боец, мощный и быстрый, как дикий кабан, и борец, который пригибался и мягко раскачивался, протянув вперед полусогнутые руки и раскрыв ладони, словно он был на палестре.
Гиппократ насмешливо засмеялся.
— Пожалей бедного мальчика, Дафна, ведь мать не может сейчас прийти к нему на помощь.
С воплем бешенства Клеомед кинулся на него. Он нанес удар левым кулаком, но Гиппократ отскочил. Удар правым в челюсть оказался лишь немногим удачнее — кулак только скользнул по подбородку.
Именно на это и рассчитывал Гиппократ. Когда Клеомед проскочил мимо, он круто повернулся и обхватил его шею рукой. Рывок — и, взлетев в воздух, Клеомед с силой ударился спиной о землю. Зажав его голову и шею, как в тисках, Гиппократ следил за его лицом. Сначала Клеомед пытался вырваться, но лицо его постепенно синело, потом стало лиловым, и он затих. Гиппократ тут же ослабил хватку и подождал, чтобы лиловый оттенок сменился синим, а затем красным.
— Не вырывайся, Клеомед. Ты побежден.
Но Клеомед отчаянным усилием попытался сбросить его с себя. Тиски вновь сомкнулись, но на этот раз Гиппократ стремился не прерывать дыхание, а причинить боль приемом, хорошо известным борцам и панкратиастам. Не выдержав, Клеомед застонал, и губы его задергались. Тиски снова разжались. Клеомед тихо всхлипывал.
— Ты будешь теперь лежать смирно и слушать меня? — спросил Гиппократ.
Клеомед кивнул — говорить он не мог. Гиппократ, не поворачивая головы, позвал:
— Дафна, подойди сюда, тебе тоже следует послушать.
Тут Дафна, к своему удивлению, обнаружила, что сжимает в руке тяжелый камень. Она бросила его и подошла к ним. По ее щекам катились слезы.
Не отпуская шеи своего поверженного противника. Гиппократ заговорил с ним спокойным и внушительным тоном:
— Как мог ты, Клеомед, явиться сюда, вопя, словно невежественный варвар, чтобы оскорблять девушку, которую ты хочешь назвать своей женой, и обращаться с ней столь неподобающим образом? Ты ведь прекрасно знаешь, что отец Дафны сдержит слово и сообщит тебе свой ответ, когда ты заслужишь венок победителя — или лишишься его. Но раз ты позволяешь себе такие поступки, ты заслуживаешь того, чтобы потерять ее. Послушай моего совета, вернись к Буто и продолжай свои упражнения. Внук Диагора — опасный противник, и тебе не следовало бы напрасно терять здесь время. А теперь, Клеомед, ответь мне на один вопрос: тебе кто-нибудь говорил, что ты из тех, кто легко убивает?
Ответа не последовало, и тиски сомкнулись еще раз.
— Тебе говорила об этом твоя мать?
Клеомед неохотно кивнул.
— Я так и думал. Но мы с тобой знаем, что ты не хочешь убивать. Ты хочешь иметь друзей, хочешь, чтобы люди любили тебя, и ты умеешь владеть собой даже в минуты гнева. Но когда ты даешь ему волю, ты отталкиваешь от себя тех, кого хотел бы видеть своими друзьями. Получить согласие Дафны ты можешь, только если докажешь ей, что ты настоящий грек, во всем соблюдающий меру, что ты добр с женщинами и будешь уважать свою жену.
Гиппократ отпустил шею Клеомеда, встал и отошел, не оглянувшись. Клеомед медленно повернулся на живот и замер, уткнувшись лицом в руки. Затем он с трудом поднялся и хриплым голосом сказал, обращаясь к Дафне:
— Я шел к тебе сегодня, чтобы попросить у тебя прощения за то, что обнял тебя там, в лесу. Я думал, что женщинам это нравится, но, наверное, я ошибался. Ты, позволишь, чтобы я еще раз попробовал показать тебе, каким я могу быть?
— Да, — слабым голосом ответила она. — Пока не кончится праздник Аполлона. Такова воля моего отца.
