предугадать свое ближайшее будущее, я видела только сизую дымку. Она неприятно напоминала об отравляющих газах «зарин» и «фосген», названия которых запомнились мне со времен обучения на военной кафедре института. Пугливая фантазерка Нюня утверждала, что смутно видит в этом тумане очертания некой угловатой конструкции, затрудняясь с уверенностью определить, что же это такое – пыточное кресло, виселица или гильотина. В свете ее зловещих видений оптимистично спрогнозировать будущее как-то не получалось. Тяжелые шаги звучали грозовыми раскатами. Ощущение приближающейся бури сконцентрировалось, насытило затхлую атмосферу бодрящим озоном, и я не сильно удивилась, когда в глаза мне сверкнула первая молния.
– Да это не молния, это просто стекляшки блеснули! – пресекла назревающую панику хладнокровная Тяпа. – У того парня оправа очков украшена стразами.
– Педик! – устыдясь собственного малодушия, обронила я.
Предполагаемый педик, некстати вышедший из шестьдесят пятого номера, прижался к стене, пропуская мимо себя наш отряд. Похоже, он тоже почувствовал исходящую от Артема Петровича туманную угрозу и поторопился спрятаться за солнечными очками. Других причин поспешно закрывать глаза темными стеклами я не видела, в коридоре было не слишком светло.
Я настроилась на худшее и приготовилась закончить прогулку в помещении с зарешеченным окном, но действительность оказалась не так сурова. Поводив нашу группу по лестницам и коридорам, как Моисей свое многострадальное племя, полковник привел ее в отдаленное крыло отеля, отведенное под выставочно- конгрессную деятельность. На тяжелых деревянных дверях бронзовела табличка: «Бородинский зал».
– Скажи-ка, дядя! – удивилась бесшабашная Тяпа.
– Ведь недаром? – боязливо молвила Нюня.
– А теперь побеседуем, – сказал Артем Петрович, помешав литературным чтениям. – Дама вперед!
Каменно-твердой рукой он бестрепетно подхватил меня под ватный локоток и увлек в дальний угол просторного зала, центральная часть которого была занята огромным круглым столом, а на окраинах, точно лошади в тесной конюшне, жались друг к другу длинноспиные гнедые стулья с бархатными сиденьями. Я осторожно опустилась на малиновую подушку, чувствуя себя орденом, который вот-вот понесут за чьим-то гробом.
– Ну, рассказывайте, – почти душевно велел Артем Петрович и взглянул на меня в упор.
Дымогенератор в его глазах работал на полную мощность. Я закашлялась, окончательно дезориентировалась в сером тумане и стала рассказывать. А поскольку тему моей исповеди полковник никак не определил, говорила я о том, что занимало и волновало лично меня – о Раисе, которая сначала пропала, потом нашлась и снова исчезла, подчиняясь злой воле неизвестного мужика с пистолетом.
Артем Петрович слушал меня очень внимательно, не перебивал, время от времени делая пометки в маленьком блокноте и без устали окуривая меня сизым дымом из-под ресниц. К концу своего монолога я совершенно одурела! И когда полковник меня оставил, не нашла в себе сил тронуться с места, так и сидела на бархатном крупе гнедого стула, неподвижная и бессмысленная, как Всадник без головы.
После меня Артем Петрович коротко переговорил с Ольденбургским, затем перемолвился парой слов с Катериной, быстро отпустил партизана в клетчатом и почему-то долго беседовал с Кинг-Конгом. Постепенно преодолевая воздействие одурманившего тумана, я наблюдала за ними, устроившимися в другом углу зала, с растущим интересом.
Катерина, поняв, что мужики на веселье не настроены, удалилась. Ольденбургский пересел ко мне и шепотом сообщил:
– Про Золотую рыбку я молчок! А ты?
– Не упоминала, – коротко ответила я, недоумевая, какое это имеет значение – называла я Райкино прозвище или нет.
Артем Петрович завершил беседу с Кинг-Конгом, отошел к окну и включился в серию телефонных разговоров. При этом Кинг-Конгу, в отличие от прочих задержанных, уйти не разрешили. Наоборот, его покрепче втиснули в слишком узкое для него кресло, по обе стороны от которого крепкими столбиками ограждения встали «ребятки» полковника.
– Не пора ли нам уйти? – шепнул Ольденбургский. – Кажется, ты должна мне кое-что отдать.
– Надеюсь, не свою девичью честь? – заволновалась Нюня, вспомнив подозрительную пачку долларов.
– Дура пугливая! – рявкнула на нее Тяпа. – Ольденбургскому нужно отдать его пистолет! И еще ту армейскую пуговку из-под кровати.
– Откуда вы знаете, что она у меня? – удивилась я вслух.
– У кого же еще!
Ольденбургский довольно хмыкнул, но развить свою мысль не успел – отвлекся. В Бородинском зале происходили события, наводящие на мысль о подготовке к одноименному сражению: Артем Петрович, спрятав телефон, в обход огромного, как хоккейная коробка, стола шагал к выходу и на ходу что-то бубнил в собственный воротничок. Его «ребятки» оставили Кинг-Конга, который упирался руками в подлокотники, тщетно пытаясь выбраться из затянувшего его кресла, и устремились вслед за начальником. При этом двое на бегу придерживали телефонную гарнитуру над ухом, а третий крайне подозрительно цапал себя под мышкой.
– Сейчас прольется чья-то кровь! – сообразила Тяпа.
– Нам же необязательно идти за ними? – струхнула Нюня.
Как же, необязательно! Я спрыгнула с кресельного крупа, как лихой кавалерист. Интуиция подсказывала, что пробуждение вулканической активности Артема Петровича и его коллег как-то связано с моими собственными детективными потугами. Впрочем, относительно своей роли в истории я не обольщалась: сыщица из меня получилась никудышняя.
– Тем более имеет смысл цепляться за профессионалов! – одобрила мои дальнейшие действия смелая Тяпа.
Хватать убегающих профи за рукава и штанины я, конечно, не стала, но попыталась от них не отстать. Ольденбургский, Беловежский и Гориллообразный, галдя вразнобой, зачем-то увязались за мной, и мы вывалились из Бородинского зала шумной оравой.
– Назад! Без вас обойдемся! – крикнул один из парней полковника, последним заскакивая в лифт.
– А мы по лесенке, по лесенке! – успокаивающе пробормотала я, максимально ускоряясь.
За моей спиной неотступно топали три пары ног. Спонтанный забег вниз по лестнице получился неожиданно массовым, но обыграть скоростной лифт нашей спортивной команде не удалось.
– Где они? – вылетев в холл, завертела я головой.
Из лобби наружу вели две двери, расположенные в разных концах протяженного холла, да еще имелся подземный переход к бассейну, находящемуся во внутреннем дворе. Артем Петрович со товарищи могли воспользоваться любым из этих выходов. Определиться с наиболее перспективным направлением мне помогли вращающиеся двери парадного входа: они крутились, точно лопасти бетономешалки, работающей вхолостую. Значит, совсем недавно кто-то в большой спешке покинул отель.
– А теперь куда? – спросил Лева, вырвавшись из «Перламутрового» на моих плечах.
– Да, куда? – в рэповом стиле (ему это шло) пробурчал Кинг-Конг.
– Мужчины! – фыркнула Тяпа. – Фиг дождешься от них инициативы!
А я и не дожидалась. Опасно подрезав подкативший к парадному лимузин, я под возмущенное гудение клаксона взбежала по ступенькам лестницы, ведущей на вершину холма, и оттуда из-под ладошки обозрела окрестности.
Артем Петрович и его молодцы острым гусиным клином летели на свет прожектора, укрепленного на дальнем конце пирса. От него как раз отчаливала аккуратная белая яхточка, очень похожая на дорожный мини-утюг, которым Райка разглаживала свои наряды по приезде в «Перламутровый». У меня екнуло сердце.
– Нашла? – выдохнул мой боевой белорусский товарищ, взлетая на пригорок и становясь по правую руку.
Слева вырос сопящий Кинг-Конг. Картина «Три богатыря» стала полной. Слабый здоровьем Ольденбургский ковылял по ступенькам с замедлением.
