темную фигуру, последовавшую за Валькой.
Фигура показалась мне подозрительной. Это вполне мог быть кто-то из соседей, в поздний час отправившийся на задворки, чтобы выбросить в контейнер хлам, не поместившийся в мусоропровод. И все- таки я встревожилась: не ровен час, Мухоморину ограбить собираются! А что с нее взять, кроме мамулиных бобров?
Я ускорила шаг и тоже нацелилась за угол. Если мамуля лишится своей шубы, она с меня шкуру спустит!..
Борис Акимыч Кузнецов, отставной вояка-полковник и действующий кулинар-изобретатель, подошел к дому с фланга. Он только что поставил в гараж машину, на которой ездил в торговый дом компании «Касероль». Компания, известная как мировой производитель кухонной утвари, предложила ему протестировать новый набор металлической посуды. Коробку с набором из шести довольно увесистых предметов Борис Акимыч от гаража нес в руках, пыхтя и стараясь не оступаться на кочках.
При каждом неосторожном движении коробка погромыхивала, потому что посуда в ней была уложена неаккуратно. Борис Акимыч не стерпел и прямо в машине, еще у торгового дома, распотрошил покупку, чтобы полюбоваться своими новыми орудиями труда. Ему все понравилось: и три разновеликие кастрюли, и две сковороды, сияющие, как золотые идолы солнцепоклонников, и вместительный медный ковш на длинной ручке, напоминающий гигантскую кофейную турку. Правда, как использовать этот ковш, было пока непонятно. Зато с тест-драйвом кастрюль проблем не предвиделось.
Предвкушая приготовление полупраздничного ужина из трех блюд и на ходу додумывая меню, кулинар-изобретатель вошел под сень раскидистых каштанов, близко подступающих к тыльной части дома, и в сочащемся из окон неверном свете телевизионных экранов увидел жуткую сцену. Какой-то тип в темных одеждах душил женщину в мехах!
Меха Борис Акимыч узнал с первого взгляда: это была новая бобровая шуба его жены. Логично предположив, что внутри шубы находится ее законная владелица, любящий муж и настоящий полковник ринулся спасать супругу. Габаритную коробку с дарами компании «Касероль» он при этом из рук не выпустил, побежал в атаку вместе с ней и ею же с разгону двинул бандита в спину.
Поскольку этими дарами были не какие-нибудь мягкие игрушки, а жаропрочные и устойчивые к механическим повреждениям металлические предметы, бандит, хотя и был всецело поглощен удерживанием пакета на голове вырывающейся женщины, удар ощутил и отреагировал на него болезненным вскриком. Второй крик он издал в момент приземления на его ноги брошенной Борисом Акимычем коробки.
Бьющуюся в конвульсиях жертву преступник выпустил, чтобы схватиться за отдавленную стопу. Прыгая на одной ножке, он завертелся на месте, но это не помешало полковнику от кулинарии нанести сокрушительный удар. Выхватив из развалившейся коробки первое, что попалось под руку, Борис Акимыч дал бандиту по голове.
Первым оказался медный ковш. Таким образом, вопрос о его предназначении решился сам собой. Теперь Борис Акимыч мог с чистой совестью заявить компании «Касероль», что сей предмет ее производства кулинаром Кузнецовым испытан в военно-полевых условиях и признан идеально подходящим для ведения рукопашного боя. Полуведерный ковш великолепным образом нахлобучился на голову противника, приведя к его дезориентации. Не растративший боевого пыла Борис Акимыч, закрепляя успех, с размаху стукнул бандита по медному кумполу сковородкой, и раздавшийся малиновый звон звуковой волной выбросил преступника из обитаемого пространственно-временного континуума.
Бандит присел, как артист Леонов в роли героя фильма «Кин-дза-дза», произносящего ритуальное инопланетное приветствие «Ку-у!», и надолго замер в этой нехарактерной для земного живого организма напряженной и уязвимой позе. Борис Акимыч тем временем поспешно сорвал с головы задыхающейся женщины пакет и обнаружил под ним совсем не то лицо, которое ожидал увидеть.
– Вы кто такая? – удивленно спросил он даму, глотающую воздух с шумным возгласом «Ам-ам- ам!».
Дама выглядела далеко не благообразно, и у распаленного схваткой Бориса Акимыча родилось предположение, что эта особа с испитой физиономией – одного поля ягодка с нейтрализованным бандитом. Может, они оба преступники? Вместе напали на законную владелицу шубы, а он застал их в момент излишне эмоционального дележа добычи?
Забыв, что у него в руке сковородка, Кулинар-изобретатель попытался почесать в затылке. Со стороны это выглядело так, словно он задумал огреть металлической посудиной тетку в шубе.
– Папуля, не бей Мухоморину, она ни в чем не виновата! – слезно взмолилась невесть откуда взявшаяся дочь Бориса Акимыча. – Это я ее попросила в шубе погулять вместо меня! Мне самой не хотелось, но мамуля настояла!
Борис Акимыч опустил сковороду и строго посмотрел на дочь, однако сказать ничего не успел. Высоко над их головами со стуком распахнулось окно, и мужской голос, пропитанный тревогой, как хороший бисквитный торт ромовой подливкой, обронил во мрак беспокойной ночи пугающие слова:
– Папа, Дюха, живо домой! Мамуле плохо!
Зяма с балкона проорал, что маме плохо, и папуля помчался домой, забыв обо всем. Пришлось мне самой собирать в кучу раскатившиеся кастрюльки и приводить в чувство Вальку. Мухоморина привалилась к стеночке и истово, без пауз и знаков препинания, бормотала признательные слова всевышнему, который не сподобился наградить ее шубой и вообще материальным достатком, потому что бедные те богачи, которые шагу спокойно ступить не могут, чуть от подъезда отойдут – на них сразу гопники налетают, грабят и душат, уж лучше в отрепьях ходить и водку жрать, чем так-то…
Услышав про водку, я вспомнила, что задолжала Вальке бутылку, и без счета высыпала ей в ладонь все содержимое своего кошелька.
– Заодно и на закуску хватит! – Мухоморина мигом пришла в себя, сбросила мне на руки шубу и целеустремленно зашагала к ларьку.
Я посмотрела на кучу посуды у своих ног, боязливо глянула в темноту, куда незаметно утек неопознанный нами бандит, торопливо замотала кастрюли и сковородки в шубу и с узлом в руках заторопилась домой.
До квартиры я добралась без происшествий, но там тоже разворачивалась драма. Всклокоченный Зяма с безумными глазами висел на телефоне, объясняясь с диспетчером «Скорой помощи». Синюшно- бледная мамуля лежала на диване в гостиной, постанывая и норовя свернуться в бараний рог. Папуля держал супругу за руку и донимал однообразными вопросами:
– Что ты ела, Басенька? Скажи, что ты ела?
– Она не ела, она пила! – крикнула я, войдя в прихожую и обрушив меховой мешок с посудой на пол. – Водку пила и кое-как закусывала!
– Чем закусывала? – Папуля сменил постановку вопроса и отцепился от страдающей мамули.
Он маршевым шагом прошел в кухню и распахнул холодильник таким движением, словно намеревался зашвырнуть в его морозное нутро гранату.
– Рагу с мидиями не ела, мадагаскарский борщик не тронула, и холодец с персиками стоит, как стоял, – папуля бегло провел ревизию.
– Сыр и колбасу она тоже не ела, это я нарезала, – поспешила вставить я.
– А это что такое?! – вдруг вскричал папуля, наткнувшись взглядом на маленькую стеклянную баночку с одиноким грибочком.
Он сдернул ее с полки, высоко поднял, рассматривая на свет, выругался и закричал:
– Откуда в нашем холодильнике эта гадость?!
Словно наш холодильник был стерильной лабораторией, а грибочек – опаснейшей бациллой.
– Ну, я принесла! – начиная сердиться, призналась я. – А что такого? Для тебя же принесла, чтобы ты попробовал, какие вкусные грибочки, у тебя такие никогда не получаются!
– Мать это ела? – перебил меня папа.
Я кивнула.
– Зяма, быстро, «Скорую»! – закричал он.
– Уже! – отозвался братец.
