краснела, не вздувалась волдырями ожогов под их воздей-ствием.
– Уверен ли ты? – новый вопрос в продолжение к предыдущим.
– Я уверен.
– Уверен ли ты, что готов служить?
– Я уверен, что готов служить.
– Уверен ли ты, что готов служить Господу нашему Иисусу Христу?
– Я уверен, что готов служить Господу нашему Иисусу Христу.
Новая пауза.
Наставник опускает руки ещё ниже в огонь и, прошептав: 'Господи, помоги мне сделать правильный выбор' – касается кончиками пальцев крайнего слева клинка. Потом переводит руку к следующему в ряду, и к следующему, задерживаясь у каждого не более чем на секунду.
– Способен ли ты? – ещё один вопрос, требующий ответа.
– Я способен.
– Способен ли ты оказаться от мира?
– Я способен отказаться от мира.
– Способен ли ты оказаться от мира во имя Господа нашего Иисуса Христа?
– Я способен отказаться от мира во имя Господа нашего Иисуса Христа.
Процедура повторяется. Наставник снова проводит пальцами по клинкам, но теперь за-держка при переходе от одного к другому более продолжительна. Тот, кто на коленях, покорно ждёт.
Наконец пальцы замирают на одном из клинков.
– Клянешься ли ты?
– Я клянусь.
– Клянешься ли ты посвятить жизнь?
– Я клянусь посвятить жизнь.
– Клянешься ли ты посвятить жизнь Господу нашему Иисусу Христу?
– Я клянусь посвятить жизнь Господу нашему Иисусу Христу.
– Да будет так. Аминь.
Наставник берёт в правую руку выбранный им из ряда клинок, обходит короб-жаровню.
– Теперь встань и повернись.
Когда тот, кто стоял на коленях, поднимается и поворачивается к нему, наставник дела-ет два быстрых отработанных движения правой рукой сверху вниз и слева направо, и острие меча оставляет глубоких царапины на обнаженной груди первого.
Течёт кровь, но боли нет. Наоборот, несмотря на нервную напряженность момента, тот, кто стоял на коленях, чувствует волну тёплого возбуждения, поднявшуюся толчком от пяток, прокатившуюся по чуть дрогнувшим коленям, через пах, наполнив кровью крайнюю плоть, че-рез грудь, заставив сладостно заныть сердце, и выше, дурманяще – в голову.
Наставник берёт клинок в две руки: острие на правой ладони, рукоятка – на левой, про-тягивает меч своему визави:
– Бери его. Отныне и во веки веков он будет всегда с тобой. Ибо сказано: 'Не мир при-шёл я принести, но меч'…
– Ибо сказано: 'Не мир пришёл я принести, но меч'… – вторит эхом тот, кто стоял на коленях, принимая и целуя клинок.
А кровь вытекает из порезов на его груди, и капли её падают на пол, тут же становясь невидимыми за призрачной игрой между колеблющимся светом и неподвижной тьмой.
Глава вторая. Переговоры
Пошёл дождь, и Вячеслав Панков, более известный под кличкой Сурок, включил дворни-ки. В свете фар трава и листья на деревьях масляно заблестели под потоками льющей с не-ба, но неразличимой в сумраке воды.
– Что-то долго они, – обронил Зимагор, более известный под именем Эдуарда Симаки-на.
Глядя в приоткрытое слева окно, Зимагор задумчиво размял в пальцах дешёвую папиро-су, чиркнул коллекционной зажигалкой 'Зиппо' и всё с тем же задумчивым выражением на одутловатом лице закурил. Едкий противный дым наполнил салон, не спасал даже конди-ционер, и Сурок, всегда с особым тщанием следивший за своим здоровьем, а потому не употреблявший ни одного из существующих наркотических средств, включая кофе, помор-щился, отвернулся в сторону, однако по данному поводу ничего не сказал. Хотя окажись на месте Зимагора Женька-Крюк или, скажем, Вовчик-Ёрш – любой из службы безопасности – и поступи этот любой подобным образом, не избежать бы ему суровой от Сурка отповеди и штрафа в размере положенного Лысым двухнедельного пая. Но в том-то и дело, что Зимагор – это Зимагор, шеф и олицетворение службы безопасности как таковой, а Сурок – лишь его протеже, правая рука и не более того. При такой диспозиции не слишком-то отповедуешь – приходится вздыхать и смирять гордыню.
– Долго, – повторил Зимагор, выбрасывая оставшийся от папиросы бумажный мунд-штук в окно под дождь. – Не нравится мне это, – объявил он наконец, но таким тоном, будто и сам ещё сомневается в этом личном своём заключении.
Сурок легкомысленно пожал плечами. 'В конце концов, не одни же мы здесь, – подумал он, разглядывая два автомобиля: 'БМВ' и 'мерседес', стоявшие справа в двадцати шагах с включенными фарами. – Не одни мы ждём'.
На 'БМВ' приехал Клёст. Приехал первым, три с половиной часа назад. Как и было уго-ворено, с ним были только двое: водила и личный телохранитель. Клёст вылез из машины – прямой и сухой, как палка – и потешной дёрганой походкой направился к дожидавшимся его 'миротворцам'.
– Ну что, мужики? – спросил весело. – Служба идет?
– Так точно, – в тон ему отвечал Зимагор.
Они обменялись рукопожатиями, и Зимагор сделал широкий приглашающий жест в сто-рону синего вольво, где и должны были по замыслу проходить переговоры.
– Надеюсь, ушек электронных там нет? – поинтересовался Клёст всё в той же шутли-вой манере. – А то знаю я Лысого: ему 'клопа' засадить, что два пальца. Кандидат, как-никак, технических наук.
– Мы службу знаем, – чуть помедлив (поспешность в ответе могла быть неправильно истолкована), сказал Зимагор. – Нам приказано: никаких 'клопов' – значит, никаких 'клопов'.
– Смотрите, – ухмыляясь, Клёст погрозил ему пальцем. – Со мной шутки плохи.
– Какие уж тут шутки… – вздохнул Зимагор неопределенно.
В самом деле, какие могут быть шутки с человеком, контролирующим как минимум треть теневой промышленности Ветрогорска, вором в законе, коронованном ещё при Леониде Ильи-че, с этим умным и беспощадным рецидивистом, ничего и никогда не прощающим? За 'электронные ушки' в подготовленном к переговорам 'вольво', буде такие там обнаружат-ся, можно и своих собственных ушек лишиться. Вместе с головой. Поэтому Зимагор говорил чистейшую правду, когда заверял Клеста, что никаких подслушивающих устройств в автомобиле нет. Хотел поначалу 'клопа' одного подсадить в укромное место, да опомнился – вред один от гэбэшных привычек!
Через пять минут на 'мерседесе' подъехал Шик. Вальяжно дождался, когда водитель откроет ему дверцу, вальяжно вылез, вальяжно пошёл навстречу. Во всём: и по облику, и в по-вадках – являл он собой совершеннейшего антипода Клесту. Поднявшийся с низов, от просто-го автослесаря до главы мощнейшей группировки, жирующей на дани с Южного шоссе, главной транспортной артерии города, Шик всячески (и поведением в том числе) подчеркивал свою ны-нешнюю значимость, свою нынешнюю принадлежность к сильным мира сего, любил демонст-рировать свою новорусскую гордость и независимость. И с ним тоже надо было держать ухо востро.
Руки Шик Зимагору не подал. С какой стати?
