Когда Володя надел такой пояс, то решил (в который раз за эти сумасшедшие дни!), что тут-то ему и конец. То, что уже довольно легко давалось ему без пояса: подтягивание, напри-мер, или кросс – с поясом снова превратилось в мучение, которого разве что грешник-рецидивист в аду заслуживал. Но к вечеру выяснилось, что и это перетерпеть и пересиливать тоже можно. И как легко, свободно становится, когда снимаешь ненавистный пояс, и последняя за день пробежка, перед ежевечерней молитвой, кажется ни с чем не сравнимым удовольстви-ем.
На пятый день пребывания Володи в лагере (восьмой день сборов) приехал Наставник. Брат Василий построил послушников, и Наставник – в чёрном плаще с капюшоном – задум-чиво улыбаясь и поглаживая родимое пятно на щеке, прошёлся вдоль ровной шеренги, приос-танавливался у каждого мальчишки, смотрел с добротой и лаской в глаза, для каждого находил что сказать вполголоса и с отеческой интонацией. Приостановился и рядом с Володей:
– Ну что, Володя, наверстал упущенное?
– Наверстал, господин Наставник.
– Молодец, – похвалил Наставник. – Просто молодец. Я в тебе не ошибся, – и пошёл себе дальше.
Распорядок дня в связи с приездом практически не изменился: снова были и отжимания, и турник, и полоса препятствий, и кросс с песком на поясе. Володя, направленный в этот день в наряд, сразу потерял Наставника из виду, и только вечером встретился с ним снова. На этот раз Наставник собрался выступить перед мальчишками с речью. Брат Василий присутствовал при этом, и Володя заметил, что он посматривает на Наставника с насмешкой, явно без долж-ной серьёзности воспринимая происходящее. Это укрепило Володю в мнении, что брат Васи-лий, несмотря на свои высокие профессиональные качества, нечист и какая-то мерзкая гнильца разъедает его душу. Наставник тем временем говорил следующее:
– Братья! Теперь я могу смело называть вас так, потому что братья познаются в служе-нии Господу, а вы верно служите ему. Ни один из вас, как я заметил, не пожаловался мне на тяготы службы или какие-то другие проблемы. Это говорит о том, что вы приняли Господа сердцем, ибо сказано: 'Я могу всё превозмочь через Того, Кто даёт мне силу'. Однако в сле-пом служении мало проку; кроме сердца должны быть открыты и ваши глаза. Поэтому с зав-трашнего дня вы начнёте осваивать науку служения Господу. Это однако будет не наука возне-сения молитв, и не наука богословия – пусть этим занимаются церковники. Наша наука – быть мечом Господа; мечом, карающим нечестивцев и отступников, дабы приблизилось Царст-вие Небесное на Земле. Брат Василий, – жест в сторону широко ухмыляющегося педагога-тренера, будет преподавать вам науку владения оружием. Вы изучите как традиционные, так и современные виды вооружений, равно овладеете мечом и автоматом, фехтованием и стрельбой по движущимся мишеням. Времени у вас мало, поэтому курс подготовки будет очень и очень интенсивным. Но вы справитесь, ибо сказано: 'Трудящемуся земледельцу первому должно вкусить от плодов'.
Наставник сделал паузу, чтобы все прониклись глубиной библейской цитаты, затем про-возгласил:
– А теперь помолимся, братья!
Наставнику, в отличие от брата Мефодия, псалтырь не требовался: Книгу он знал наи-зусть, и поэтому практически без перехода начал:
– 'Господи! как умножились враги мои! Многие восстают на меня; многие говорят душе моей: 'нет ему спасения в Боге'. Но Ты, Господи, щит предо мною, слава моя, и Ты возносишь голову мою. Гласом моим взываю ко Господу, и Он слышит меня со святой горы Своей. Ложусь я, сплю и встаю, ибо Господь защищает меня. Не убоюсь тем народа, которые со всех сторон ополчились на меня. Восстань, Господи! спаси меня, Боже мой! ибо Ты поражаешь в ланиту всех врагов моих; сокрушаешь зубы нечестивых. От Господа спасение. Над народом Твоим благословение Твоё…'
И мальчишки с восторгом подхватили молитву, потому что искренне верили Наставнику и слову божьему, и верили, что впереди, за всеми этими муками на плацу и полосе препятствий, их ждёт светлое почётное будущее, где они будут не просто 'школьниками призывного возрас-та', а людьми значительными, умелыми, имеющими право распоряжаться чужой судьбой.
После вечерней молитвы Наставник уехал в город, а мальчишек ждала баня. До того они обходились холодным душем в санитарном блоке, но в этот раз брат Мефодий послал парочку ребят (ими оказались Володя и друг Димыч) из наряда в маленький домик, что стоял на отшибе лагеря у естественного спуска к реке, и велел всё в домике помыть, натопить печь, нарезать берёзовых веток для веников, вообще привести баню в соответствие. И сам лично проконтро-лировал.
Помещение парной было небольшим, поэтому мальчишки парились по очереди, группа-ми по шесть человек. Сорок на шесть не делится, поэтому последний заход сделали четверо из наряда, в том числе и сами умаявшиеся истопники. Присоединился к ним и брат Василий.
– Напотели-то! – зарокотал он с весёлым возмущением. – Сушить надо, мальчики! Надеюсь, никто не против?
Никто, естественно, не возразил, и 'добрый' брат Василий выгнал раздетых послушников на свежий воздух. И впустил только, когда эти четверо успели уже посинеть.
– Ну давайте, давайте, мальчики мои, – приговаривал он, похлопывая ребят по голым холодным спинам.
Володе это внезапное дружелюбие брата Василия не понравилось даже больше его рас-чётливых издевательств: что-то было не так – в интонации, с которой он произносил: 'Давай-те, мальчики мои', в этих вроде бы невинных жестах, во взгляде брата Василия, даже в его масляной улыбке. Тем не менее, Володя вместе со всеми вошёл в парилку и разместился на одной из полок.
О, русская баня! О тебе рассказано в романах и анекдотах, ты воспета в поэмах и час-тушках, о тебе сняты художественные фильмы и документальные хроники – но разве в силах бумага, рифма или кинокадр передать то состояние очищения (и телесного, и духовного), кото-рое можно найти только с тобой и в тебе? Какими образами, какими эпитетами, в каких метафо-рах или аллегориях описать сопроникновение человека и мира, рождающееся в атмосфере бешеного теплоперепада и исступленного самоизтязания? И неужели суть мира это боль и жар, и только в них содержатся отзвуки истинного наслаждения? Нет, никак не описать, остаёт-ся только воскликнуть: о, русская баня!
Брат Василий оказался знатоком не только русской бани, но и различных тонкостей, свя-занных с самим процессом. Воду на каменку он лил по особой системе, выверяя время и ин-тенсивность парообразования с той же скрупулёзностью, с какой насыпал песок в ненавистные пояса. При этом дружелюбно советовал послушникам, как им лучше разместиться на скамьях, чтобы получить максимум удовольствия, каким боком повернуться и на какой высоте относи-тельно уровня пола сесть. Потом предложил 'полежать под веничком'. Володя рискнул согла-ситься на его предложение первым и очень скоро понял, что да, и в этом (вроде бы простом) деле брат Василий исключительный мастер. Подобный ощущений Володя не испытывал ни до, ни после.
Сначала брат Василий только играл вениками над кожей, ловко управляясь с волнами сухого и влажного жара, и только когда тело Володи под воздействием этого неконтактного массажа должным образом расслабилось, пошёл-пошёл-пошёл хлестать от затылка к щико-лоткам и обратно – успевай дух переводить. Вся процедура заняла минут пять, но ещё на ми-нутку брат Василий задержал Володю в парной, отбросив веники и проведя сильными и шер-шавыми, как наждак, ладонями по телу послушника, стирая пот, приставшие листья и разминая мускулы. Потом сказал:
– Ну давай беги, мальчик мой. Только сразу в реку – слышишь?
Володя выскочил из бани и с разбегу плюхнулся в ледяную воду. Контраст был настоль-ко силён, что на секунду замерло сердце, но вовремя спохватилось и застучало громко и быст-ро. Володя отдышался и полез на берег.
Когда он уже сидел на скамейке в предбаннике, из парной выбежал, щлепая по полу бо-сыми мокрыми пятками, послушник по имени Серёжа. И тоже, окунувшись, вернулся в пред-банник. За ним – ещё один. И через некоторое время появился наконец друг Димыч. В отличие от других ребят он не устремился к выходу, боясь потерять накопленное тепло раньше пред-писанного процессом; он шёл, приволакивая правую ногу и как-то неуверенно оглядываясь на дверь парной. Дошёл до скамейки и тяжело опустился на неё.
– Ты чего? – удивлённо спросил у него Володя. – В Ворону сигать не будешь?
– Не буду, – друг Димыч устало отмахнулся. – Надоело.
– Случилось чего? – не отставал Володя.
– Ничего не случилось, – друг Димыч смотрел в пол. – Не хочу и всё!
