Оставить её одну Володя не мог. Да и Наставник высказался по этому пово-ду так:
– Ухаживать за больной матерью – самое богоугодное дело из всего, что мы можем со-вершить на этой грешной земле. Оставайся. Ты – ученик способный. Быстро наверстаешь упу-щенное.
Мать, конечно, очень переживала по этому поводу. В кои-то веки сынка удалось пристро-ить в порядочную организацию; тем более, что все расходы оплачивает школа – и вот на тебе, приехали! Потаённая надежда Анастасии Фёдоровны в то, что из её сына сделают Олимпий-ского чемпиона, таяла на глазах. Хоть и упрашивала со слезами на глазах: езжай, мол; соседка со мной посидит и в магазин сходит – Володя упёрся и ни в какую. Но зато сколько радости было, когда на третий день машина от Наставника всё-таки пришла. Анастасия Фёдоровна и плакала, и смеялась, и доехала с ними до кольцевой (самой северной) остановки 'сорок шес-того' автобуса.
Она была уверена, что сын отправляется на спортивные сборы в лагерь Министерства обороны 'Солнечный берег'. Про лагерь было правдой. У Наставника были связи в министер-стве, и пустующий зимой и весной до середины мая военно-спортивный лагерь целиком и без-раздельно принадлежал ему. Всё остальное было ложью, 'легендой', как выразился Настав-ник.
Легенда Володю устраивала. Меньше вопросов от 'нечистых' – всегда хорошо. Смуща-ла его только сама необходимость прибегать ко лжи. По этому поводу у них с Наставником чуть не разгорелся самый настоящий богословский диспут.
Володя сказал, что не считает столь необходимым скрывать свою принадлежность к 'Мечу'. Кроме того, он полагает, что Бог наш Иисус не одобрил бы подобной лжи, а в качестве доказательства привёл Наставнику следующий фрагмент из Евангелия от Луки:
– 'Тогда станете говорить: мы ели и пили пред Тобою, и на улицах наших учил Ты. Но Он скажет: говорю вам: не знаю вас, откуда вы; отойдите от Меня все делатели неправды'.
Наставник ответил цитатой из Иоанна, сначала показавшейся Володе неуместной, а за-тем – когда он её обдумал – вполне даже отвечающей моменту:
– 'Говорящий сам от себя ищет славы себе; а кто ищет славы Пославшему Его, Тот ис-тинен, и нет неправды в Нём'.
На том диспут и завершился.
И вот теперь Володя оказался в военно-спортивном лагере 'Солнечный Берег', действи-тельно расположенный на берегу реки Вороны, почти у самых её истоков. С одной стороны ла-геря был высокий песчаный обрыв и Ворона, с другой – стоял сплошной стеной древний хвой-ный лес. Ледоход уже состоялся, а в лесу резвились вороны с синицами. Однако любоваться красотами окружающего мира у Володи не было ни времени, ни сил. С первой же минуты его взяли в оборот, да ещё в такой, что под вечер он едва дотаскивал ноги до койки, а потом падал и засыпал мертвецким сном.
Распорядок дня отличался от армейского только тем, что в нём наличествовали ежеут-ренняя и ежевечерняя молитвы. В шесть утра всех мальчиков (а было их здесь четыре десят-ка) поднимал сигналом побудки брат Мефодий, работавший при лагере поваром и кастеляном. Среди ребят ходили самые разные мнения об этом человеке. Никто не видел его одетым ина-че, чем в рясу до пят и камилавку. Окладистая густая борода подкрепляла складывающийся образ. Типичный, в общем, монах. Однако при всём при том Мефодий курил длинную изогну-тую трубку, носил на груди боцманскую дудку, а когда командовал направленным к нему в по-мощь суточным нарядом, то сопровождал свою речь таким забористым матом, какого не услы-шишь и у знаменитой на весь Ветрогорск рюмочной 'Снежинка', куда молодое поколение бе- гает изучать особенности родного языка и национального похмелья. То есть греховодник ещё тот, и вряд ли православные (или какие другие) пастыри согласились бы терпеть такого под своим началом.
Итак, ровно в шесть утра брат Мефодий выходил на расчерченный по определённой сис-теме плац в центре лагеря и начинал переливисто свистеть в свою дудку. Мальчишки, ещё дур-ные со сна, в одних трусах и майках, выскакивали из бараков и строились на плацу, вдыхая ледяной утренний воздух и ёжась от продирающего до костей холода. Сначала – перекличка, затем молитва. Брат Мефодий брал в руки псалтырь и начинал глубоким басом:
– 'Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых и не стоит на пути грешных, и не сидит в собрании развратителей…'
Потом, по окончании молитвы, брат Мефодий отбирал себе наряд и удалялся во главе его на кухню (наряд провожали завистливыми взглядами там легче), а на плацу появлялся брат Василий. Этого второго, тоже по своему примечательного персонажа, Володя недолюбли-вал. Сам не мог понять, почему, но недолюбливал. При этом видел, что лучшего педагога-тренера вряд ли сыщешь. Хоть в Ветрогорске, хоть в Москве.
Брата Василия даже слепой не принял бы за монаха. Широкий, почти квадратный, креп-кий до неимоверности, всегда гладко выбритый и коротко подстриженный, всегда в поношенной 'афганке', перепоясанной армейским ремнём, всегда – в стоптанных кожаных сапогах. По поведению, по выправке, по хорошо поставленному командирскому голосу – типичный офи-цер. Причём, толковый офицер.
И вот этот самый педагог-тренер и толковый офицер выходил после молитвы на плац, и начиналось такое, о чём и впоследствии Володя вспоминал с содроганием.
– Всем лечь! – ни словом, ни жестом не поприветствовав мальчишек, приказывал брат Василий.
И те – где кто стоял – не глядя, асфальт ли под ногами или лужа с не успевшими рас-таять льдинками, падают в позицию 'лёжа'.
– Для начала – двадцать отжиманий, – отдавал новый приказ брат Василий. – И раз, и два, и раз, и два, – задавал он ритм, прохаживаясь по плацу вдоль шеренги отжимающихся мальчишек. – И раз, и два, и раз, и два… Эй ты, белобрысый, подтяни живот! Рыжий, задницу не задирай! И раз, и два… Так, молодцы, ещё двадцать! И раз…
В первый день Володя сумел отжаться только двадцать четыре раза, потом остановился и попытался сесть. И тут же схлопотал носком сапога под рёбра; брат Василий его не ударил – так, легонько пнул: 'Команды встать не было, мальчик мой'. Володя ткнулся носом в ас-фальт, задыхаясь от обиды. Совсем не так представлял он себе служение Господу. Но ребята, приехавшие раньше (а с ними – Пашка и Димыч), не роптали, и Володе тоже ничего другого не оставалось, как терпеть.
После отжиманий брат Василий поднимал мальчишек и гнал их по периметру лагеря – кругов десять- двенадцать. И только потом давал пятнадцать минут на умывание и приведение себя в порядок перед завтраком.
В первый день очумелый от такого напора Володя спросил у друга Пашки, когда они, ед-ва волоча ноги и пошатываясь после пробежки, шли в сторону санитарного бокса:
– Здесь чего, всегда так?
– Это только начало, – мрачно отвечал друг Пашка.
Лучше бы Володя не спрашивал. После постного завтрака: гречневая каша, ржаной хлеб, чай без сахара – снова объявили построение. Дальнейшее Володя запомнил плохо. То, что он сумел дожить до вечера и не сломаться (как морально, так и физически), можно было объяс-нить только божьим заступничеством.
И то же самое было во второй день, и на третий день, и на четвёртый…
Впрочем, очень скоро изнуряющие тренировки начали давать результат. К концу недели Володя уже мог отжаться пятьдесят раз, без особого напряга пробегал два километра кросса, научился наконец 'работать' с брусьями и правильно чистить картошку. Другие мальчишки то-же держались и хотя порой жаловались, ни один из сорока не выразил желания покинуть сбо-ры. Это, кстати, было вполне возможно: Наставник, инструктируя неофитов, сказал категориче-ски: 'Никого держать не будем. Хочешь учиться – учись. Не хочешь – милости просим'. А по-скольку Наставник случайных ребят в 'Меч' не набирал, то и оказалось, что все они 'хотят учиться' и покинуть сборы по собственной воле было бы для них не меньшим позором, чем быть принудительно изгнанными.
Так и держались – со слезами на глазах и с именем Бога на устах.
Интенсивность тренировок тем временем нарастала. Когда мальчишки научились бегать и преодолевать стандартную полосу препятствий (с барьерами разной высоты и рвами), брат Василий стал навешивать каждому пояса с песком. Любопытно, что делал он это не произ-вольным образом, а согласуясь с определёнными нормативами: одному песка больше, другому – меньше. Что, кстати, и выдавало в нём опытного тренера. Перед этим он заставил всех мальчишек взвесится голышом, померил рост, записал все данные в специальный журнал, по-сле чего сел и лично набил пояса.
