– Никогда! Ни под какими пытками я не выдам тайны Братства!
Да он позирует! Нет, ну каков наглец – позировать в такой ситуации! Надо проучить.
– Эдуард Борисович, займись, – распорядился Лысый Гера.
– Ну наконец-то, – сказал Зимагор, осклабившись. – Испытаем новинку. Вячеслав, за-ткни ему пасть и снимай с него штаны!
Сурок споро, словно всю жизнь только этим и занимался, заклеил рот Максима Даниило-вича скотчем. Потом распахнул полы халата, обнажив худые и бледные старческие ноги, и стал стягивать трикотажные треники вместе с трусами. Грицай в ужасе таращился на него.
Лысый Гера отвернулся и как раз застал момент, когда Зимагор вытаскивал из своей сум-ки футляр с новеньким паяльником.
– Ещё стерильный, – сообщил он Гере.
– Скажи, Эдуард, – обратился к нему Лысый Гера, – а ты и на службе в КГБ эту штучку применял?
– А как же без неё? – Зимагор улыбнулся плотоядно. – Без неё – никак.
Он подошёл к столу и, не примеряясь особенно, вставил паяльник 'горячим' концом Гри-цаю в задний проход. Потом поискал глазами розетку и размотал шнур. Максим Даниилович что-то замычал отчаянно. Лысый Гера посмотрел на него и сказал просто:
– Но я же вас предупреждал, а вы так презрительно…
– Начинать? – спросил Зимагор, стоя у розетки.
– Начинай.
Под непрекращающееся мычание Грицая Зимагор воткнул вилку в розетку. Сначала ни-чего не происходило, потом Максим Даниилович начал извиваться на столе. Он весь вспотел. Но к острому запаху пота быстро прибавился запах палёного мяса. Из обвисшего члена поли-лась струйка мочи. Паяльник зашипел.
– Хватит! Прекратить! – крикнул Лысый Гера.
Зимагор дёрнул за шнур и вытащил паяльник. Максим Даниилович обмяк и замолчал.
– Сволочь, – сказал Зимагор. – Новый паяльник мне обоссал.
– Всё-таки ты садист, Эдуард Борисович, – сказал Гера. – Сними с него пластырь.
Зимагор повиновался.
– Я расскажу! – застонал Максим Даниилович, едва с него сняли скотч. Я всё рас-скажу! Только уберите это! Уберите это!
Обстоятельный допрос Грицая занял полчаса. И за эти полчаса Лысый Гера успел про-клясть и себя, и свою глупость, и всё на свете. Это надо же отпустить сатанистов и заняться поисками и допросом этого… этого старого сумасшедшего.
За последние полчаса Лысый Гера узнал много нового о каббалистических диаграммах, об эзотерических доктринах и алхимических опытах, о манифесте 'Fama Fraternitatis' и онто-логии Мира Элементов. Но ничего из этого не приблизило его к разгадке.
'Снова пустой номер, – в отчаянии думал Лысый Гера. – Где теперь искать? Где? И что искать?'
Непрекращающееся бормотание старика, выкладывающего одну бесполезную тайну за другой бесполезной тайной, вывело наконец Геру из себя, и он приказал:
– Да заткните же вы его!
Сурок с удовольствием выполнил приказ. Грицай продолжал что-то себе мычать из-под скотча.
– Что будем делать? – спросил Гера, поворачиваясь к Зимагору. – Это снова пустыш-ка.
– Может быть, он что-то знает о других тайных обществах? Или сектах?
– Если бы знал, то уже сказал бы. Ничего он не знает. Да и откуда ему знать? Кто его в настоящий тайный Орден пустит?
Грицай замычал пуще и громче прежнего, и тут у Лысого Геры ожил мобильный телефон. Дзинь-дзьнь. Зимагор посмотрел на Геру с таким выражением, будто у того без предупрежде-ния выросла вторая голова. Гера тоже вздрогнул, но особого удивления не выказал: деловому человеку могут позвонить и среди ночи.
Гера вытащил телефон из кармана, нажал кнопку.
– Алё, я слушаю. Кто это говорит?.. Ефим?.. Какой Ефим?.. А-а, Ефим! Здравствуй, Ефим. Чего это ты ночью?..
Гера замолчал, слушая ответ. Потом вдруг подобрался, выпрямился. Зимагор ждал, ловя каждое слово.
– Да, это меня интересует… Чрезвычайно… Как ты говоришь? Секта? Мечи?..
У Зимагора глаза на лоб полезли. Он ожидал чего угодно, но не столь быстрого решения всех проблем.
– Где?.. У тебя в Отрадном?.. Знаю, знаю… Окружили дом?.. Вооружены?.. А-а, только мальчишки… Ну, это не проблема!.. Что?.. Почему?.. Ага… Руководителя нет… Ты уверен?.. Па-роль и адрес?.. Хитро придумано… Конспираторы… А откуда ты это знаешь?.. Ага… Понимаю… Удивительный ты всё-таки человек, Ефим… Жаль, что мы враги… Скоро буду… Жди…
Лысый Гера спрятал телефон и резво вскочил на ноги.
– Кто это был? – спросил Зимагор настороженно.
– Есть такой… Ефим Князев, – ответил Лысый Гера, глядя в пространство. – Все в От-радный! – объявил он. – Там, оказывается, наши сектанты окопались, там!..
Глава семнадцатая. Истина
Меч Володя по примеру Наставника носил в тубусе. Не в обычном, конечно, а в большом – так называемом 'плакатном'.
После того, как мать засекла меч, Володя спрятал тубус на антресоль под кучу хлама: под старое шматьё, журналы, детали от велосипеда. И доставал его только, когда был уверен в том, что мать ушла на работу и до вечера не вернётся. Летом такая возможность предостав-лялась каждый день, и каждый день Володя брал в руки тяжёлое и холодное орудие смерти, гладил клинок, рукоять и крестовину, наслаждался покоем и уверенностью, которые вселял в него меч.
Часа два он плотно тренировался, отрабатывал стойки, удары и позиции. Потом снова сидел, гладил меч, отдыхая и успокаиваясь, прятал его в тубус и шёл под душ.
Вот и утром в воскресенье двенадцатого августа, когда мать ушла в большой поход по магазинам, Володя полез на антресоль и, разворошив хлам, достал меч. Но не для того, чтобы потренироваться, поддержать форму, а совсем с другим намерением. Он открыл тубус, загля-нул туда, словно убеждаясь, на месте ли драгоценное оружие, постоял, зажмурившись и тяже-ло дыша, потом шепнул сам себе:
– Ибо сказано: 'Подвизайся добрым подвигом веры, держись вечной жизни, к которой ты и призван и исповедал доброе исповедание пред многими свидетелями'… Господи, прости меня…
После этого Володя выпрямился и с гордо поднятой головой вышел из квартиры. Когда-то он был дичью и прятался от охотников, но теперь, когда Господь дал ему силу и умение по-стоять за себя, он сам превратился в охотника и собирался отомстить за прежние унижения и страх.
Он нашёл Шнырёва не сразу. Пришлось минут двадцать походить по дворам. Шнырёв с компанией оккупировал 'старушечью' скамейку – было их четверо, а развлекались они тем, что играли в карты, запивая это дело традиционной питерской 'Балтикой'. На кону стояло тыщ тридцать, и игра шла азартная. Так что, когда Володя подошёл и молча встал рядом, его даже не сразу заметили. Наконец один из парней скинул все свои карты и под незлобливую матер-щину проигравших сгрёб мятые деньги в кулак.
– О-о, кто к нам пожаловал! – воскликнул Шнырёв, вернувшись в объективную реаль-ность и заприметив в ней Володю. – Хочешь присоединиться, малёк? Если нет, то проваливай, пока я добрый.
С момента драки между ним и Сергеем Фёдоровичем прошло ещё не достаточно много времени, чтобы ужас от столкновения с превосходящей силой успел выветриться, поэтому Шнырёв пока остерегался лезть на рожон.
– Ты бил меня, – сказал Володя тихим, но твёрдым голосом. – Ты бил слабого. Ты – нечестивый грешник
