Оккультный Гитлер

деятельностью приближают время скинхедов и нацболов. Симптомы коричневой чумы проступают там, где исчезает свобода выбора. А именно свободы выбора нас под одобрительное воркование политобозревателей и публицистов пытаются лишить.

Историк! Писатель! Публицист! Политтехнолог! Помни о маленьком законопослушном человеке! Помни о его правах! Научись слушать его! Научись защищать его! Не дай сломать его! Не дай убить его! Ведь ты плоть от плоти его и кровь от крови. И только на него ты можешь рассчитывать в трудную для страны минуту.

Глава четвертая. Чудовища из снов

Хроника: 22 апреля 1945 года

Соединения 3-й и 5-й ударных, 47-й и 2-й гвардейской танковой армий 1-го Белорусского фронта преодолели сопротивление противника на внешней полосе Берлинского оборонительного района и вышли на северо-восточную окраину города. Часть сил 1-го Белорусского фронта обошла Берлин и продолжила стремительное продвижение в сторону Эльбы, где предполагалась встреча с войсками союзников.

Войска 1-го Украинского фронта полностью овладели городом Котбусом – важным узлом железных и шоссейных дорог и сильно укрепленным опорным пунктом немцев на юго-восточных подступах к городу Берлину.

Для ускорения разгрома противника маршал Жуков бросил 1-ю и 2-ю гвардейские танковые армии вместе с 8-й гвардейской, 5-й и 3-й ударными и 47-й армиями в бой за город.

Из Берлина в Карингхалл бежал Герман Геринг.

Находясь в укрепленной бункере под Рейхсканцелярией, Адольф Гитлер с нетерпением ожидал известий от танковой группировки под командованием Феликса Штайнера, которой он приказал выступать к Берлину. Штайнер, потерявший половину личного состава, отказался исполнять приказ.

Гитлеру сообщили об этом. Свидетели рассказывали, что в этот момент кровь отхлынула от лица фюрера и он, дрожа, опустился на стул. А потом дал волю эмоциям: война проиграна, Третий рейх рухнул, ему остается только сложить полномочия главнокомандующего и сражаться за Берлин как простой солдат. Истерика продолжалась несколько часов, потом Гитлер успокоился.

В три часа дня началось последнее в истории Третьего рейха оперативное совещание германского верховного командования – длилось оно до восьми часов вечера. На этом совещании Адольф Гитлер заявил, что хочет умереть в Берлине. Он повторил это несколько раз в самых разных выражениях. Он говорил: «Я погибну здесь» или «Я погибну перед канцелярией», или «Я должен умереть здесь, в Берлине».

При этом Гитлер заявил, что его вера была подорвана. Он потерял веру в вермахт довольно давно, объясняя это тем, что не получал правдивой информации, что плохие новости скрывали от него. В этот день он в первый раз сказал, что потерял веру в войска СС – а ведь он всегда рассчитывал на войска СС как на отборные части, которые никогда не подведут его…

Сон разума

Итак, в 1923 году Адольф Гитлер и его партия потерпели первое серьезное поражение. Блиц- революция не удалась.

Для Гитлера, окруженного такими же фанатиками национальной империи, как и он сам, стало откровением, что далеко не все немцы жаждут пришествия вождя, который поведет их на борьбу с демократией и мировым еврейством.

Потрясение было столь сильным, что Гитлер подумывал о самоубийстве и во время следствия отказывался давать показания. Однако ход судебного процесса над путчистами дал Гитлеру возможность надеяться на поддержку его политических устремлений. Те, кто должен был покарать изменников, решившихся на мятеж против властей, проявили невиданную снисходительность, позволив участникам «пивного» путча использовать судебные заседания для пропаганды националистических воззрений.

«В каждом нормальном государстве, – писал западногерманский исследователь Э. Нольте, – акт вооруженной государственной измены навсегда исключает главных его участников из общественной, а тем более из политической жизни».

Но в Германской республике дело обстояло иначе: усилиями действующих лиц судилища (в первую очередь председателя суда, а на деле единомышленника подсудимых – Нейдхарта) процесс способствовал широкой популяризации нацистских главарей за пределами Баварии. Суд разрешал им выступать так долго, как им заблагорассудится (например, первое выступление Гитлера длилось четыре часа), причем речи на следующее утро публиковались в газетах, а затем выходили отдельными изданиями. Подсудимые и их адвокаты беспрепятственно поносили существовавшую в Германии власть и ее представителей.

«Судебное заседание? – спрашивал демократически настроенный журналист, присутствовавший на процессе. – Нет, скорее семинар по вопросу о государственной измене».

Другой журналист, находившийся в зале, писал о процессе так: «Суд, снова и снова позволяющий “господам обвиняемым” держать многочасовые пропагандистские речи; член суда, который после первой речи Гитлера (я слыхал это собственными ушами!) воскликнул: “Он же первоклассный парень, этот Гитлер!”; председатель, терпящий, что „…“ правительство характеризуют как “банду преступников”; прокурор, который во время перерыва доверительно хлопает одного из обвиняемых по плечу…»

Адвокаты нагло угрожали даже официальным обвинителям. Еще более неприкрытыми были угрозы по адресу свидетелей обвинения.

В своей обвинительной речи прокурор утверждал, что путчисты преследовали «высокую цель», лишь использованные ими средства были преступны. Он напоминал, что Гитлер происходит «из простой семьи» и «во время мировой войны „…“ доказал немецкий образ мыслей».

Подсудимые в последнем слове заявляли, что если даже будут осуждены, то в дальнейшем поступят точно так же. Гитлер, не прерываемый председателем, вновь витийствовал в течение нескольких часов на самые разнообразные темы, часто не имевшие никакого отношения к предмету судебного разбирательства: он излагал свои взгляды на государство и его роль, свое представление о внешней политике Германии по отношению к Англии и Франции, угрожал судом тем, кто в данный момент вершит суд над ним, стучал по столу.

В этот момент он уже мало сомневался в мягкости приговора. Во время процесса Карин Геринг писала своей матери: «Гитлер абсолютно уверен, что он будет приговорен к какому-либо наказанию, а затем здесь же последует амнистия». Но было нечто, весьма беспокоившее его: как иностранцу, тем более уже осужденному ранее за преступление политического характера и освобожденному условно, ему реально угрожала высылка из Германии в Австрию. Поэтому он обратился к суду с настоятельной просьбой не применять к нему соответствующую статью закона о защите республики.

Хотя приговор Гитлеру и другим главарям заговора гласил: пять лет заключения – на деле они должны были отсидеть лишь полгода, после чего имели право на досрочное освобождение. От высылки Гитлера суд решил воздержаться. Людендорф был оправдан, хотя не смог скрыть причастности к заговору, и в обвинительном заключении содержались весьма веские доказательства этого. Остальные обвиняемые были приговорены к небольшим срокам заключения, троих сразу же освободили из-под стражи.

Гитлера вместе с другими осужденными по делу поместили в крепость Ландсберг, находившуюся в живописном месте на берегу реки Лех. Часть дня заключенные работали на воздухе (Гитлер был освобожден как пострадавший 9 ноября), остальное время играли в карты, пили, трепались о политике. Путчисты имели возможность заказывать изысканные обеды. Камеры никогда не запирались. Хотя длительность посещений каждого заключенного не должна была превышать шести часов в неделю, на деле этого правила не придерживались. У Гитлера был свой режим: он отвечал на почту, просматривал книги, пользуясь многочисленными презентами. Позднее он говорил приближенным: «Ландсберг был моим университетом за государственный счет». Много времени уделялось диктовке будущей «библии» нацизма – «Моей борьбы».

Рис. 18. Титул первоначальной редакции книги Гитлера «Моя борьба»

Прием Гитлером посетителей иногда продолжался по пять-шесть часов. В докладе баварскому министру юстиции администрация крепости признавала, что «число посетителей, побывавших здесь у Гитлера,