произошедшему, но главное – новые смыслы для бытия.
В мюнхенских студенческих кругах в то время были в ходу антисемитские памфлеты, которые читал жаждущий опоры Гиммлер. Он познакомился с творением Хьюстона Стюарта Чемберлена «Раса и нация», ему случайно попались на глаза «Протоколы сионских мудрецов». Именно из этих книг (его родители не были антисемитами) бледный болезненный юноша узнал о «мировых заговорах» масонов, иезуитов и евреев.
Еще Гебхард Гиммлер привил своему сыну любовь к германской истории. Гиммлер-отец учил юношу, что их предки всегда были примерными бюргерами, чем заложил в душе сына основу вагнеровского исторического романтизма – мира, населенного мужественными германскими воителями и их величественными женами. В очерке Тацита «Германия» Генрих обнаружил «чудесную картину, рассказывающую о том, какими великими, нравственными и благородными были наши предки». Но как сильно отличалась реальная жизнь, которой жил сын, от той идеальной картинки, о которой мечтал его отец. Как казалось Гиммлеру-младшему, германский народ деградировал и становился аморальным. А он грезил о старых добрых германских временах. Самым большим его желанием было «снова стать такими». В 1924 году Генрих Гиммлер записал в своем дневнике, что из «расово неоднородного» германского народа необходимо снова вывести «чистую расу» германцев. Ее он представлял себе наподобие касты кшатриев (благородная военная каста древних индийцев) – союз или орден, в который вступают лучшие представители германского народа, связанные с матерью-землей всем своим существом, и только этим уже значительно превосходящие окружающих.
Как и в случае с Гитлером, мировоззрение Гиммлера складывалось на основе книг. В этой связи обращает на себя внимание список прочитанного, который он составлял год за годом. Поражает узость читательских предпочтений одного из будущих вождей Третьего рейха. К весне и лету 1924 года он внес в этот список более 200 названий, и лишь незначительная часть была переводами, представлявшими другие культуры. В прежние времена это были научно-фантастические романы Жюля Верна, позднее Гиммлер прочел два приключенческих романа Александра Дюма, две книги Эмиля Золя, две повести Достоевского и «Одиссею» Гомера. Кроме перечисленных, среди немногих зарубежных авторов были Гобино и Чемберлен (они являлись столпами того, что может быть названо ницшеанско-арийским мировоззрением), а также Оскар Уайльд, который, конечно же, к таковым не относился. Уайльд был единственным представителем англосаксонской либеральной культуры, сочинения которого заинтересовали Генриха Гиммлера.
Зато обращают на себя внимание четыре другие книги, изученные Генрихом в то время. Том «Спиритизма», благодаря которому он «впервые по-настоящему поверил в спиритизм». Книга «Второе зрение» профессора Фридриха Бозена, посвященная парапсихологическим явлениям и экспериментам: «астрологии, гипнозу, спиритизму, телепатии и тому подобному». «Садист в священническом облачении» – книга, запрещенная цензурой. И «Роща наслаждений» – иллюстрированное собрание эротической поэзии. Произведения, собранные в этой последней книге, Гиммлер охарактеризовал как «поэзию распада».
Немецкие книги, которые он прочел в 1923–1924 годах, преимущественно группировались вокруг расовой и религиозной тем. Одним из любимых авторов в этот период был популяризатор нордической идеи – Вернер Янсен. По прочтении его «Книги любви» Гиммлер записал в своем дневнике: «Величественный гимн нордической женщине. Это идеальная картина того, о чем мы, немцы, мечтаем в юности, за что, став мужчинами, готовы умереть и чему всегда продолжаем верить, несмотря на столь частые разочарования». Он прочел «Песнь о Нибелунгах», которую отец пересказывал ему в детстве, и нашел ее «отличающейся бессмертной, вечной красотой языка, глубиной и германским духом». Есть много других примеров полной самоидентификации Гиммлера с нордическими героическими легендами, и это, насколько известно, произошло еще до того, как он познакомился с Розенбергом и Дарре – нацистскими популяризаторами арийского мифа, которые, как считается, оказали на него сильнейшее влияние.
В тот период Гиммлер еще посещал церковь. Это известно из сохранившихся фрагментов его дневниковых записей за февраль 1924 года. Запись от 17 февраля гласит: «Посещение собора. Прекрасная проповедь на тему “Почему Господь сотворил мир”». Из записи можно заключить, что христианская концепция творения интересовала Гиммлера не менее, чем современные ему псевдонаучные теории.
В январе Гиммлер прочел «Жизнь Иисуса» Эрнеста Ренана, которая укрепила его во мнении, что «христианство было и остается самой выдающейся формой протеста арийцев против еврейства, добра против зла». Странный парадокс стал возможным благодаря идее, распространявшейся Чемберленом и другими творцами арийской мифологии. Они утверждали, что Иисус на самом деле был не евреем, а незаконнорожденным сыном римского центуриона.
«Жизнь Иисуса» укрепила будущего нациста в этом мнении, несмотря на совершенно противоположные взгляды автора, и Гиммлер раз и навсегда определил для себя: «Иисус не был евреем». Вне всякого сомнения, это было ему необходимо для того, чтобы продолжать посещение церкви.
С 1926 по 1928 год Гиммлер принадлежал к религиозно-политическому движению «Артаманен». Он всей душой ненавидел города, считая их источником деградации и всяческого разложения. Он мечтал о «возвращении к земле» и уничтожении промышленности.
Образцовую модель для своей крестьянской утопии Гиммлер видел в Первом рейхе, существовавшем тысячу лет назад. Создатель этого рейха – Генрих I Птицелов – был любимым историческим персонажем Гиммлера. Гиммлер неоднократно говорил, что более всего ценит организацию рыцарства, благодаря которому Генрих Птицелов прогнал датчан, разбил венгров и господствовал над славянами.
Позднее Гиммлер увлекся восточной мистикой, постоянно читал «Бхагавадгиту», «Ригведы», «Эдды», «Веды», беседы Будды. Дистанцировавшись от своего католического прошлого, Гиммлер стал приверженцем индогерманской веры, поборником идеи реинкарнации и кармы.
«Индогерманцы, – уверял Гиммлер, – верят в повторное рождение. В одной жизни существование не исчерпывает себя. То, что совершит человек в одной жизни, становится его кармой, которая не является для него чем-то неотвратимым: он может ее изменять. Это соответствует германскому мышлению, что все делается не по милости и благодати божьей, но и по тому, что человек сделал в одной жизни. В новой жизни человек всегда имеет возможность собственными усилиями изменить судьбу».
Когда нацисты вознесли Гиммлера на вершины власти, он, подобно Гитлеру, счел себя избранным и вообразил, будто бы является реинкарнацией своего любимого Генриха Птицелова. А Гитлера он считал реинкарнацией одного из вождей крестового похода XII века – германского короля Фридриха I Гогенштауфена, известного под именем Барбароссы.
Подобно другим «апостолам» фюрера, Гиммлер искренне восхищался Гитлером: «Он на самом деле великий человек и прежде всего искренний и чистый. Его речи – блестящие примеры германизма и арийства».
Приход Гиммлера в национал-социалистическое движение был предопределен, хотя и не неизбежен. В НСДАП его толкали убеждения, сформированные под воздействием реваншистской пропаганды и расистских книг, однако свое будущее Генрих связывал не с политической борьбой, а с построением личного хозяйства на собственной земле – в тиши патриархальной деревни. Но судьба вдруг сделала поворот, и Гиммлер оказался выбит из колеи распланированной на годы вперед карьеры преуспевающего агронома.
Не успел Генрих Гиммлер приступить к обучению в крупном крестьянском хозяйстве под Ингольштадтом, как его свалил тиф. Некий врач вынес приговор: «Занятия прекратить на год, затем – очное обучение в учебном заведении». После выздоровления, 18 октября 1919 года, Гиммлера зачислили на сельскохозяйственное отделение высшего технического училища при Мюнхенском университете.
Когда же Майя Лориц, девушка его мечты, окончательно дала несчастному влюбленному отвод, Генрих решил, что только война и солдатская жизнь смогут принести успокоение его измученному сердцу. 28 ноября 1919 года он записал в дневнике: «Если бы сейчас я мог смотреть в глаза опасности, рисковать жизнью, сражаться – это стало бы для меня освобождением». Еще позднее приписал: «Если начнется война на Востоке, я буду непременно участвовать. Восток для нас особенно важен. Запад так или иначе вскоре отомрет. За Восток надо бороться, его следует колонизировать».
В конечном итоге именно юношеские разочарования, помноженные на внутренние милитаристские устремления, привели Генриха Гиммлера в НСДАП. Началось все со знакомства с Рёмом.
Запись в дневнике Гиммлера свидетельствует, что в январе 1922 года, на одном из собраний в мюнхенской пивной «Арцбергеркеллер», он встретился с Рёмом: «Там также присутствовали капитан Рём и майор Ангерер [2]. Было очень приятно. Рём пессимистически настроен по отношению к большевизму».