– Ну эти… контрабандисты.
– Водку, – отвечал Лукашевич вроде бы даже и всерьёз.
– Да ну тебя, – обиделся Яровенко.
– Понятия не имею, – признался старший лейтенант. – Могли везти всё что угодно. А нам разве скажут?..
Вечером в информационной программе радиостанции «Немецкая волна» «коллеги из НАТО» поздравили старшего лейтенанта Алексея Лукашевича с блестяще выполненным боевым заданием. Из той же программы Лукашевич узнал, что на катере с бортовым номером «806» перевозилась большая партия золота в слитках. Друзья, веселясь, стали попрекать Алексея, что он не захватил слиточек-другой для «обчества». Лукашевич всеобщего веселья не поддержал, высказавшись кратко и грубовато: «Я вам не золотоискатель», за что и был удостоен соответствующего прозвища.
Командир авиаполка послал запрос в Министерство обороны о возможности награждения старшего лейтенанта «Орденом Мужества», утверждённым совсем недавно – три года назад. В Министерстве с решением как всегда затянули, и своего ордена Золотоискатель так и не дождался. Через год Алексей забудет и об ордене, и о контрабандистах. Как окажется, зря…
Глава вторая
Кризис
Почти все офицеры воинской части 461-13'бис' авиаполка «Заполярье», свободные от несения боевого дежурства или караульной службы, собрались у КПП. Помещение контрольно-пропускного пункта было тесным, поэтому внутрь никто заходить не стал. Собрались в группы, покуривая и поплёвывая, поглядывая то на дорогу, то на далёкое отсюда лётное поле, на котором разворачивался совершивший минуту назад посадку «МиГ» лейтенанта Беленкова.
– О! – высказался Лукашевич. – С’час прибежит…
– Кто прибежит? – без особого интереса, но так, для порядка, осведомился старший лейтенант Стуколин.
– Кто, кто? Беленков – вот кто, – ответил Лукашевич. – Тоже ведь не дурак…
На самом деле Лукашевич пребывал в том настроении, когда не только отдельные представители окружающего мира кажутся дураками, но и сам мир выглядит чьим-то идиотским изобретением, недоделанным и бессмысленным, как вырытая поперек дороги, забытая и заполненная грязной водой канава. Впрочем, в отличие от убеждённых мизантропов, Лукашевич не делал для себя исключения в рамках удручающей картины всемирной глупости. Скорее наоборот, именно в себе самом, в своём выборе, сделанном когда-то, он видел источник всех своих бед и сегодняшней беды тоже.
Мысли Лукашевича текли вяло, но постоянно возвращались к исходному вопросу: как? Каким образом его, Лукашевича, судьба сложилась так, что он стал не юристом или экономистом (да хотя бы и бухгалтером!), а лейтенантом этих проклятых ВВС, да ещё в воинской части, дислоцированной на краю света, у чёрта на куличках. Это ж каким идиотом надо было быть, чтобы взять и отказаться от заманчивых перспектив поступления в Ленинградский Государственный, где в приёмной комиссии сидел двоюродный дядька, ради… ради… Чего, спрашивается, ради?!
Лукашевичу хотелось напиться. В хлам.
Похожие чувства испытывали все, столпившиеся у контрольно-пропускного пункта. И у каждого из них были основания гневаться на судьбу и перебирать удручённо варианты своего неуклюжего прошлого и своего безрадостного будущего. На то были причины. Последний раз офицеры части 461-13'бис' получали зарплату девять месяцев назад. За этот срок, как известно, можно зачать, выносить и родить вполне нормального ребёнка, однако российскому правительству девяти месяцев оказалось недостаточно, чтобы разобраться наконец с зарплатами в бюджетной сфере. Более того, с какого-то момента начались перебои с поставками в часть продовольствия, обмундирования и запчастей к технике. Объяснялось это огромной задолженностью Министерства обороны другим отраслям, а правительство вместо того, чтобы провести взаимозачёт, занималось какими-то другими – очень неясными – делами.
«Ох, они доиграются! – с плохо скрываемой злостью поговаривали в части 461-13'бис'. – С армией такие шутки не проходят!»
Говорившие так забывали, что есть армия, и есть
Невыплаты заработной платы и участившиеся перебои с поставками других видов довольствия не способствовали укреплению позиций и на личном фронте. Если раньше выйти замуж за офицера было почётно, то теперь это означало – выйти замуж за нищего. Постоянные и дичайшие скандалы в семьях офицеров стали приметой времени. В одной только части 461-13'бис' за последние полгода было зарегистрировано два развода. Сам командир части, майор Громов, был вынужден на неопределённый срок отправить свою жену и сына в Питер к родителям. А старший лейтенант Лукашевич вообще оставил надежду подыскать себе когда-нибудь достойную пару: «Если денег нет, какая ж тут любовь?»
В общем, не было у столпившихся на КПП офицеров повода для веселья. И всё шло к тому, что это безрадостное сборище закончится грандиозной пьянкой «по чёрному», где под «шпагу» или «шило» – сэкономленный на «рискованных»[5] посадках и протирке контактов спирт – эти офицеры будут нецензурно ругать правительство с президентом, обещать уволиться в запас, потому что так дальше нельзя, потому что терпение уже кончилось, потому что дураков нет за «спасибо» работать, потому что потому…
– Едет! – воскликнул капитан Никита Усачёв. – Едет, мужики!..
Все сразу зашевелились. Из домика КПП выскочил рядовой второго года службы Митя Фатюхин, рысцой подбежал к воротам. На последнем – прямом, как стрела – участке узкой грунтовки, ведущей к части 461- 13'бис', действительно появился грузовик марки «ЗИЛ» с кузовом, поверх которого был натянут брезентовый тент. Номеров отсюда видно пока ещё не было, но народ и так не сомневался, кто на нём едет. В часть возвращался её командир – майор Громов, отбывший ещё утром в Печенгу[6] за продовольствием и, возможно, зарплатой. От того, с какими вестями он вернётся, зависело уже не просто умонастроение отдельных офицеров самого северного из подразделений ВВС, но и существование этого подразделения в целом.
– Едет, едет!
Грузовик приблизился к контрольно-пропускному пункту и остановился, не доезжая пары метров, хотя шлагбаум был поднят. Правая дверца кабины открылась, и на асфальт спрыгнул Константин Громов, майор и бессменный командир части 461-13'бис'. Одет он был в выходную форму офицера ВВС, несколько помятую после дороги. Сделав водителю отмашку рукой, после чего грузовик тронулся, заезжая на территорию, Громов направился к офицерам.
– Что за митинг? – осведомился он недружелюбно. – Вам что, товарищи офицеры, заняться больше нечем?
Он мог сказать, что угодно. Например, «Сегодня отличная погода!». Или: «Мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог…». Любая фраза, будь она хоть трижды нейтральной и ни к чему не обязывающей – сказанная тоном, подобным тому, с каким было произнесено: «Что за митинг?», расставляла последние точки над i.
У Лукашевича опустились плечи.
«Господи, – подумал старший лейтенант. – А ведь это действительно конец».
К Громову подошёл Стуколин.
– Что случилось, товарищ майор? – спросил он.
– Ничего, – ответил Громов, глядя куда-то поверх голов. – Ни-че-го! В том-то и дело.
– Да они охренели совсем! – ругнулся в сердцах Никита Усачёв.
– Телевизор надо смотреть, – словно бы невпопад обронил Громов, и Лукашевич, хорошо знавший
