днём и ночью как в свободном пространстве, так и на фоне земли. Он дополняется оптико-локационной станцией 36Ш, работающей вместе с нашлемной системой целеуказания. Прямо как по учебнику. Хоть закавычивай…
…Аэродинамическая устойчивость на грани фантастики…
…Двадцать семь мировых рекордов. Один из них – мой рекорд…
…Вооружение. Главное – вооружение. Чем он может быть вооружён? Чем должен быть вооружён «Сухой»?..
…Сначала пушка. ГШ-30Л. Калибр – 30 миллиметров. Боекомплект – 150 снарядов. Темп стрельбы – 1500 выстрелов в минуту. Установлена в наплыве правой половины крыла. Система управления огнём поддерживается сразу несколькими каналами: радар, лазер, ИК.[15] За счёт этого достигается высокая точность наведения. Но это оружие ближнего боя – я не дам ему им воспользоваться…
…Теперь ракеты. Ракетное вооружение размещается на авиационных пусковых установках, подвешиваемых в десяти точках. Шесть – под консолями крыла, две – под гондолами двигателей, две – под центропланом между мотогондолами…
…Возможная комплектация. До шести управляемых ракет средней дальности Р-27 с полуактивными радиолокационными головками самонаведения (модификация Р-27Р) или с тепловыми головками (модификация Р-27Т), или то же самое, но с увеличенной дальностью (модификации Р-27ЭР, Р-27ЭТ). Характеристики ракет. Дальность пуска Р-27 – 130 километров; тип боевой части – стержневая, скорость – 4,5 Маха…
…Такая зверюга против моих пукалок. М-да…
…На подкрыльевых узлах могут быть подвешены четыре управляемые ракеты ближнего боя с инфракрасными головками самонаведения Р-73 или их улучшенный вариант – Р-73Э. Но это снова «дуэльное» оружие, а дуэли не будет…
…Что ещё? Над подфюзеляжной и двух подкрыльевых точках подвески могут быть установлены балочные держатели для авиабомб и других средств поражения. Но здесь вряд ли, не тот случай, да и какую опасность для меня могут представлять авиабомбы, если они без ядерного заряда?..
…Нет, двух мнений быть не может. На истребителе противника установлены шесть Р-27. Точнее уже не шесть. Минус один… Минус два!..
С удаления в двадцать километров противник запустил свою вторую ракету. На принятие решения у Громова оставалось всего несколько секунд. Но этих секунд ему хватило – он бросил машину в штопор.
Ночной штопор (вообще ночное пикирование) считается очень сложным манёвром. Настолько сложным, что во всей России есть только пять человек, которые его проделывали с благословения вышестоящих инстанций. Он чрезвычайно опасен хотя бы тем, что пикировать приходится вслепую, а радиовысотомер может подвести, и тогда от пилота не останется даже костей. Но «Витязи» не зря считают себя лучшей пилотажной группой России – они отрабатывали ночной штопор по собственной инициативе, не согласуясь с начальством и полагая, что в нелёгкой жизни военного лётчика всякое умение сгодится. Это умение спасло Громову жизнь.
Собственно, свалиться в штопор не составляет особого труда. Задача посложнее – выйти из него. Вращаясь вокруг продольной оси, «МиГ» падал носом вниз на невидимые в темноте сопки, а Громов напряжённо следил за показаниями высотомера. На ИЛС он не смотрел, он и так знал, где находится ракета – пытается пикировать вслед за ним. Когда указатель сместился до отметки «1000», Громов нажал ногами на педали, останавливая вращение, затем отсчитал про себя: «И раз, и два, и три…», после чего отклонил ручку управления от себя до упора. Когда истребитель перестал вращаться, Громов поставил ручку в нейтральное положение. Он сильно рисковал – до земли оставались какие-то метры, но на этот раз повезло, истребитель вышел из пике и обрёл утраченную было устойчивость. Ракета повторить столь головокружительный манёвр не смогла. На скорости в четыре Маха она врезалась в гранит сопки, и на месте её падения вырос дымовой гриб. Разумеется, Громов гриба не видел, но ему было достаточно и данных ИЛС: светящаяся точка ракеты с индикатора пропала.
Теперь противник шёл на северо-восток. Было ясно, что он заметил и оценил противоракетный манёвр Громова, но по-прежнему не сомневался в своей неуязвимости.
– Не уйдёшь, тварь, – пробормотал Громов; любой, кто услышал бы это его бормотание, бежал бы в ужасе прочь – столько ненависти и плохо сдерживаемого бешенства содержалось в этих простых словах.
И снова гонка, и снова ревёт двигатель, и снова всё внимание майора сосредоточено на «Сухом» противника. Удаление – пятьдесят километров… сорок километров… тридцать пять… Теоретически «Сухой» мог сделать ещё одну кобру или боевой разворот, поставив «МиГ» в крайне неудобное для дуэли положение: машины разного класса и разных возможностей, исход очевиден. Но теперь Громов был начеку и на случай неожиданных финтов противника у него была припасена пара хитрых контрприёмчиков.
…Удаление – тридцать… двадцать пять… «Чего я жду?» – спохватился Громов и выпустил наконец ракету.
«МиГ» ощутимо тряхнуло, и Громов убавил скорость. В течение нескольких секунд ракета догоняла истребитель противника. Затем точка её на индикаторе мигнула и погасла. Громов не верил своим глазам: пилот «Сухого» в точности воспроизвёл его манёвр – сваливание, пикирование, выход из пике над самой землёй.
«Да он издевается! – мелькнула мысль. – Он просто издевается надо мной».
– Двести тридцать первый, – продолжал причитать штурман наведения. – Двести тридцать первый, ответьте Ладоге. Мы потеряли вас, двести тридцать первый.
– Пошёл ты…
Загорелся «окурок» – топлива осталось совсем чуть. Быстро прикинув, Константин понял, что до базы ему не дотянуть. Придётся покинуть самолёт где-то здесь, над пустынными необжитыми просторами. Найти его здесь во время разгула стихий, под снегопадом, спасателям будет очень сложно, да и будут ли искать? Но другого выхода не было. И когда Громов понял это, он быстро и громко заговорил:
– Всем, кто меня слышит. Говорит пилот истребителя «МиГ-23» майор Громов, воинская часть 461- 13'бис'. Во время парного вылета на перехват разведсамолёта британских ВВС, тип «Нимрод», я и мой ведомый были атакованы неизвестным противником. Ведомый был сбит управляемой ракетой, я продолжаю вести бой. Противник использует «Су-27». Повторяю. Противник использует «Су-27». Всем, кто меня слышит, передайте эту информацию командованию округом или в министерство обороны…
В этот момент противник (может быть, он тоже услышал заявление майора) сделал боевой разворот и лёг на встречный курс.
«Хочет выйти на дистанцию ближнего боя, – догадался Громов, – и засадить мне „семьдесят третью“. Но, извини, коллега, ближнего боя не будет. Хотя…»
Константин снова посмотрел на тлеющий «окурок». Бредовая затея, конечно, но чем чёрт не шутит.
Истребители быстро сближались. Громова охватило ощущение дежа вю. Когда-то всё это уже было, с ним или с кем-то другим по фамилии Громов – была ночь, горели ИЛС и «окурок», и два боевых самолёта, скрытые тьмой, шли навстречу друг к другу – игра на нервах, высший пилотаж. В любой момент неизвестный противник мог выпустить ракету, то же самое мог сделать и Громов – расстояние уже позволяло, – но они оба не предпринимали никаких действий, словно зачарованные этим странным, ни на что не похожим ритуалом – самоубийственный таран.
Когда до лобового столкновения оставалось четыре секунды, Громов дёрнул держки катапульты. Система катапультирования сработала, как часы. Отлетел фонарь кабины, и Константин вместе с креслом был выброшен вертикально вверх. Ощущения от ускорения в шестнадцать «же»[16] не из приятных, но Громов был к ним готов.
По существующим нормативам на спасательном оборудовании российских ВВС в качестве предельных для раскрытия парашюта выставляется высота в четыре тысячи метров и задержка раскрытия в полторы секунды. То есть при катапультировании выше четырёх километров лётчик падает до указанной высоты, после чего срабатывает прибор. Громов катапультировался на высоте пяти тысяч, и провёл несколько страшных секунд падения в абсолютной пустоте. Потом раздался громкий хлопок, стропы натянулись, на мгновение сдавило грудь, и вот уже он висит, не видя ничего вокруг и задыхаясь в обжигающе ледяном
