– Могу дать сто рублей. Мне, к сожалению, Бронич зарплату в этом месяце задерживает.
– А ты у его жены денег попроси, – посоветовала Вера Васильна. – Если ей на слежку за старым мужем денег не жалко, то на молодом любовнике она и подавно экономить не станет!
– Почему вы подумали, что жена Бронича и Стасик – любовники? – быстро спросила Алка.
Я бросила на нее благодарный взгляд. Молодец, подружка, вовремя подхватила знамя, выпавшее из рук боевого товарища! Меня загадочные речи Веры Васильны так запутали, что я нуждалась в тайм-ауте для построения в боевой порядок разбежавшихся мыслей.
– Здрасьте! – насмешливо ответила вахтерша. – Чего тут думать-то? Сначала эта краля в косичках просит за Савицким глядеть в оба глаза и звонить ей, едва он из кабинета выйдет, а потом она же во двор выходит и на пороге со Стасиком целуется! Дураку понятно, любовный треугольник!
– Треугольник, – задумчиво повторила Алка.
Похоже, теперь тайм-аут нужен ей.
– Сто рублей сейчас и еще четыреста завтра! – с нажимом сказала я, припечатав свою единственную сторублевку к облупившейся полировке больничной тумбочки. – Понедельник, Стасик – рассказывайте с подробностями!
– Зачем же рассказывать? – баба завозилась, с трудом перегнулась, открыла тумбочку и извлекла из нее школьную тетрадку. – Все тут записано! Как знала, что понадобится!
Опередив меня, Трошкина выхватила у нее из рук тетрадочку и открыла. Я заглянула через ее плечо, на первой же страничке увидела дату – точно, минувший понедельник! Как по заказу! Вера Васильна, встретив мой ошеломленный взгляд, охотно пояснила:
– За Савицким-то я еще с пятницы смотрела, а за Стасиком решила приглядывать в понедельник, когда разговорчик его услышала. Вот тут все записано, – она потыкала пальцем в середину странички. – «Тринадцать двадцать пять: говорил по сотовому с женщиной».
– Откуда вы знаете, что с женщиной? – спросила Алка. – Слышали ее голос?
– Я его голос слышала, Стасика, и все поняла. А чего было не понять? «Ты свободна, малышка, твой уже ушел? Я подъеду после трех!»
– Действительно, все понятно, – пробормотала Трошкина.
– Вот после этого их разговора я и решила, что за Стасиком тоже присмотреть не помешает, – разговорилась Вера Васильна. – Известно же, что все мужики кобели! Взяла я чистую тетрадочку и записала все, что видела в тот день. Как Стасик утречком прибежал, высунув язык, весь в мыле и в тревоге, а потом обратно шурхнул с чемоданчиком. Потом он ближе к обеду появился, чемоданчик в офисе оставил, в коридоре за пальмой спрятался, с бабой своей по телефону пожурчал и снова убежал, а я за тетрадочку взялась. Авось, думаю, найдется дура, которая за это заплатит!
Я крякнула. Трошкина насмешливо глянула на меня, взяла тетрадочку, встала и сказала Вере Васильне:
– Спасибо за бдительность.
– Кто владеет информацией – владеет миром! – важно ответствовала баба, не перестающая меня удивлять.
– Аминь, – ляпнула я, удаляясь следом за подружкой.
Из палаты донесся прощальный крик:
– С тебя еще четыре сотни! Помни!
– Клянемся помнить! – торжественно ответила за меня Алка, взметнув руку в пионерском салюте, захихикала, прижала к груди тетрадочку и с неподобающей поспешностью побежала по больничному коридору к выходу.
В лифте я ее настигла, мы немного поиграли в перетягивание тетрадки и в холл вышли бок о бок, устремив взоры на одну страницу. Слепо протопали к выходу, умудрившись не впечататься в дверной косяк, в ногу сошли с крыльца, бухнулись на свободную лавочку и только после этого посмотрели друг на друга.
– Думаешь, вахтерша сама напутала с таблетками? – спросила Алка.
– Думаю, ей помог в этом Макаров, – ответила я. – Мимоходом приправил неподходящим лекарством какую-нибудь из ее баночек. Должно быть, заметил, что любопытная баба подслушивала его телефонный разговор с Леночкой, и решил на время удалить ее из офиса, чтобы не проболталась. Знай Стасик, что Вера Васильна записи вела, мог бы отравить ее насмерть!
– Зато теперь мы можем строить версию, опираясь на факты! – объявила Алка и потрясла в воздухе тетрадочкой.
– Версия выстраивается, – кивнула я. – Одно только не сходится: разбитый башмак!
– Кажется, я что-то пропустила, – призналась подружка. Она еще раз пробежала глазами записи Веры Васильны и отчеркнула ногтем нужную строку. – Ну, вот же про башмак! «Двенадцать сорок пять: пришел с чемоданчиком, разбил ногу и орал».
– По моей версии он должен был разбить ногу раньше! Еще утром!
– Утром на пороге не было ведра с кирпичом, – добросовестно припомнила Алка. – Ван Ванич поставил его под дверь уже после моего прихода.
– А ведро Ван Ванича, по моей версии, вообще тут ни при чем! – отрезала я. – Оно мне только мешает!
– Оно всем мешало, – заметила Алка. – Вот Макарову, например.
– Не скажи, – возразила я. – Макарову с этим ведром как раз повезло!
– Слушай, давай отставим это ведро в сторону? – не выдержала подружка. – Поговорим о людях. Я правильно поняла, бабой с косичками Вера Васильна назвала Цибулькину?
– Видишь, не зря мы с тобой залезли в память шефова фотоаппарата! – порадовалась я. – Увидели, что Леночка носила африканские косички, и смогли опознать ее по лаконичному – в двух словах! – описанию Веры Васильны. Я уверена, «кралей в косичках» была Цибулькина. Выходит, это она приставила вахтершу шпионить за Броничем! Редкий случай, обычно слежку за мужем устанавливает жена, а не любовница.
– Судя по всему, у Леночки были серьезные намерения относительно Бронича, – рассудила Алка. – Может, замуж он ее и не звал, но в постоянные любовницы взял бы. А у Леночки как раз год заканчивался, ей пора было пересаживаться с шеи Цибулькина на чью-нибудь другую, покрепче. Так что за старого доброго Бронича она держалась, но при этом не прочь была гульнуть с молодым красавцем.
– Ты про Зяму? – догадалась я.
Алка немного покраснела:
– Про кого же еще? Леночка боялась, что Бронич застукает ее с другим, потому и назначала Зяме свидания среди дня, когда шеф в офисе сидит. А для пущего спокойствия заплатила вахтерше, чтобы та сообщила ей, если Бронич вдруг уедет из конторы. А Бронич, старый лис, что-то почувствовал и вахтершу обошел!
– Или не почувствовал, а настучал ему кто-то! – сказала я. – Кто-то, знавший и о любовной связи Бронича, и о наличии у Леночки второго любовника – художника-дизайнера!
– Гоблин! – Алка хлопнула себя тетрадкой по коленке. – Тот самый гнусавый тип, который звонил соседке Цибулькиной! Любитель анонимных сообщений! Интересно, кто же он такой?
– Едем в офис, я тебе кое-что покажу, – предложила я. – Посмотришь одно кино и скажешь, узнала ли голос.
Я встала с лавочки и направилась было на трамвайную остановку, но Алка сказала:
– Стой! У меня тоже есть сто рублей, и я тоже готова потратить их на детективные нужды. Забудь про трамвай, поедем на такси. Сдается мне, дело вступило в такую стадию, когда каждая минута дорога.
– Боишься, что преступник убьет кого-нибудь еще? – спросила я, забыв, что еще не рассказала подружке свою версию, в которой жертв было не одна, а две.
– Плевать на преступника! – отмахнулась Алка, одновременно остановив такси. – Мне просто хочется, чтобы официальное следствие поскорее получило настоящего убийцу! Тогда Зяме не нужно будет скрываться в Свиноямске, и он вернется домой. Очень хочется свести к минимуму его общение с Олей, Любой, Гелей и Валей! Как вспомню, какими маслеными глазками они смотрели на моего любимого мужчину, так готова самолично хватать убийцу за шкирку и тащить его в отделение!
Поездка на такси обошлась нам всего в пятьдесят рублей. Экономя время, мы без объяснений
