Ориентируясь на такую технологию обеспечения надежности ракеты, академик С.П.Королев исходил из того, что 'пусть дороже, но выиграем время и производство будем отрабатывать'. В итоге, на момент начала этих испытаний, программа покорения Луны оказалась фактически сорванной. Оставалась призрачная надежда отказаться от них и попытаться выполнить задачу при первых же пусках ракеты.
Однако, первые пуски были аварийными вследствие низкой надежности двигательной установки первой ступени, состоявшей из тридцати жидкостных ракетных двигателей сравнительно небольшой мощности. Подход, при котором кондиционной признавалась партия из шести двигателей при положительных результатах испытаний двух взятых из нее экземпляров, не гарантировал от случайных производственных дефектов у остальных четырех двигателей, устанавливаемых на ракету.
Оперативнее всех анализ сложившегося положения провел заказчик - министерство обороны, которое заявило о недопустимости использования летных испытаний для отработки надежности тяжелых ракет и необходимости устанавливать на Н-1 двигатели после предварительных огневых испытаний на стенде. И конструкторское бюро Н.Д.Кузнецова вынуждено было приступить к модификации своего двигателя, а практически - к созданию нового двигателя многократного запуска.
Таким образом, ответственность за срыв экспедиции на Луну формально ложилась, в основном, на Минавиапром, в ведении которого находилось это КБ. До получения новых двигателей решили провести еще один пуск ракеты с макетным полезным грузом. Поскольку ее главный конструктор В.П.Мишин болел, на Байконуре его представлял зам. по электрооборудованию и системам управления Б.Е.Черток. Перед самым стартом председатель Госкомиссии, министр общего машиностроения С.А Афанасьев обратился к техническому руководителю испытаний Б.А.Дорофееву:
- Может, нам все-таки отменить этот пуск и превратить изделие в макет? Он нам все равно ничего не даст. Следующая машина пойдет уже с новыми двигателями. Зачем рисковать?
Присутствовавшие были поражены необычностью предложения - в последний момент, когда осталось нажать на кнопку 'Пуск', выбросить такую дорогую машину. Дорофеев принялся убеждать его, что элемент риска существует всегда, и аварийные пуски дают нам весьма ценную информацию, а данная машина, изготовленная в чисто экспериментальном варианте, специально оснащена множеством датчиков. Около тясячи их установлено только для измерения параметров нагружения частей конструкции и оборудования.
Его отмена подействует раслабляю-ще на смежников, ибо следующий старт Н-1 будет не скоро - новых двигателей еще нет.
Пуск состоялся 23 ноября 1972 г. Все системы ракеты функционировали идеально почти до конца работы первой ступени. Не дотянув несколько секунд до включения второй ступени, она взорвалась.
Предварительный анализ результатов пуска проходил при закрытых дверях Госкомиссии. Члены образованной аварийной комиссии во главе с Дорофеевым ожидали его итогов в соседней комнате. Явился Черток и сказал, что первым отключился один из расположенных по периферийному кольцу днища ракеты двигателей, а затем взорвался ее хвостовой отсек. Но Кузнецов с этим не согласился. Боялся, что в случае его вины министр Авиапрома П.В.Дементьев закроет тему и отберет заводы. Дементьев предупреждал об этом Кузнецова перед пуском, укоряя его, что тот занимается в Минавиапро-ме не своим делом. Кузнецов предложил записать, что ракета разрушилась от колебаний конструкции, вызванных программным выключением шести расположенных в центре днища двигателей. Такой вариант, мол, не был учтен при расчетах на прочность.
Однако, возможное влияние колебаний на конструкцию было отражено в технической документации и авария произошла после полного затухания этих колебаний. Так что формально ее нельзя связывать с ними. Вскоре выяснилось, что Афанасьев согласился на компромиссное заключение: произошло разрушение двигателя вследствие неучтенного воздействия колебаний ракеты. Однако Кузнецов продолжает настаивать на своей редакции. Как быть?
Зам. главного конструктора Д.И.Козлов, Б.А.Дорофеев, начальник конструкторского комплекса В.В.Симакин и зам. начальника главка Минобщемаша А.С.Кириллов единодушно высказались не принимать ее, ибо указанные колебания устранить невозможно, а виновные обязаны реализовывать мероприятия, исключающие повторение подобной аварии.
На этом заседание Госкомиссии завершилось. Ее член, академик А.Г.Ио- сифьян, предупредил, что тему Н-1 прикроют, если вы не возьмете всю вину на себя, как хочет Кузнецов.
- Как мы можем взваливать ее вон на него, Гладкого, - начальника отдела прочности конструкторского бюро? -спросил Кириллов. - Ведь он порядочный человек!
- Ну и что? Сделайте его доктором наук!
- Он давно уже доктор - улыбнулся Дорофеев, не воспринимавший всерьез его слова.
- Сделайте его академиком, но ради бога, спасите Н-1!
В разговор вмешался директор ЦНИ-ИМаш Ю.А.Мозжорин:
- Мне, братцы, картина ясна! Но вы будете биты. Потому что Кузнецов сам смотрит показания всех датчиков, а вы ожидаете, когда вам покажут и расскажут. А Гладкого на Госкомиссию не пустят, а если пустят, то не дадут слова сказать.
Действительно, на очередном ее заседании доминировал Кузнецов, подавляя всех своей эрудицией, какими-то графиками, а кое-кого и генеральской формой. Конкретизировал он и свою версию о причине аварии - разрушение трубопроводов.
Выступавший к качестве единственного оппонента Козлов не владел материалом и заявил министру, что больше не пойдет на Госкомиссию без Гладкого, поскольку вопросы прочности вне его компетенции. И тогда меня допустили к ее работе.
По показаниям датчиков специалисты отдела В.С.Патрушев, Л.В.Ермузе-вич и Б.И.Шуралев исследовали прохождение ударной волны по конструкции ракеты и убедительно показали, что произошел взрыв именно двигателя. Специалисты НИИТП по двигателям установили, что он вызван разгаром насоса. Ознакомившись с их данными, Кузнецов поставил под сомнение работу всех датчиков в момент взрыва. Так как директор НИИ измерительной техники О.Н.Шишкин представил заключение о достоверности их показаний, Госкомиссия приняла решение, что авария произошла из-за выхода из строя двигателя и что предположение о разгерметизации трубопровода кислорода до взрыва не подтверждается данными измерений.
Генерал написал особое мнение, к которому присоединился и зам. директора ЦИАМ - головного института по двигателям Минавиапрома.
Мишин относился к Кузнецову с большим уважением, высоко оценивая его роль в создании ракеты HI, и потому вынес по его просьбе рассмотрение результатов пуска на Совет главных конструкторов. Непосредственно перед его заседанием он поручил срочно составить совместное заключение по ключевому вопросу - достоверности показаний датчиков. Оценили ее посредством сопоставления их в момент взрыва и в момент встряски конструкции при отключении центральных двигателей. Все показания были подробными.
- Бумага есть? Все подписали? Вот и хорошо!
Кузнецов посмотрел настороженно:
- А кто подписал? А ну, покажите. Внимательно прочел это заключение несколько раз и вернул:
- Ну, что это за документ?! Нужно составить развернутую справку.
- Идите и сделайте как положено. Нарисуйте плакаты. Не подсовывайте нам всякие бумажки, - подхватил Мишин.
Утром специалисты Кузнецова сообщили, что участвовать в подготовке справки не могут - велено отправляться домой. Попросили уничтожить злополучную бумажку, ибо найти работу в их удаленном от Самары поселке невозможно. Нависла угроза срыва поручения Совета главных конструкторов. Но отсутствие помех с их стороны позволило быстро проанализировать показания всех
