женская стать. Даже самоуверенные модели как-то робко на нее косились. Но откуда! Конечно, курсы пошли ей на пользу, но такая перемена! Как-то неожиданно.
– А я с твоей Жанкой договорилась и еще пару уроков взяла.
– Ну и как?
– Мне теперь доктор каждый час эсэмэски шлет.
– Свела с ума эскулапа! Вот зараза какая!
– Да, – Глашка вскинула голову, – он теперь на смазливых тощих брюнеток и не смотрит даже.
– Ну и слава богу! Значит, не будешь рвать нас, болезных, на части. Повезло нам, бедненьким! А белоглазый твой как?
– Глеб? Да никак! Кстати, он здесь ошивается, будет репортаж снимать. Одна из ваших спонсорш рекламную кампанию к выборам делает. Когда ее интервью снимали, со своим визажистом приходила. Крутая! – Глашка насмешливо хрюкнула. – Да, если будет меня спрашивать, скажи, что я испарилась.
– Кто – визажист? Или спонсорша?
– Да нет, Глеб.
– А что, он тоже соискатель?
– А как же! Но с ним все проще – не любит, когда посылают. Мужское самолюбие.
– Какая ты стала мудрая, Глафира! Аки змея!
– Вот так, Сашенька, на курсах твоих научилась. Спасибо!
– Ой! Припомнила-таки! Да, пожалуйста! Осенью буду повторять, приходи, подруга!
Глашка неожиданно расхохоталась.
– Ты чего?
– Мужика того вспомнила, которого после колдуна массировали! Как он красиво уходил! Зигзагами!
Глашка опять залилась, и я тоже не смогла удержаться.
Конкурс потихоньку набирал обороты, суета вокруг меня разрасталась в геометрической прогрессии. Модельеров было пятеро, моделей – как блох на собаке. Все друг другу мешали. Надо сказать, что мероприятие задумывалось как очень помпезное. Многих молодых модельеров патронировали мэтры, и только «беззаконная комета» Лютаева, как всегда, без покровителя. Одна в поле воин. Вчера, да что вчера, еще сегодня утром она разве что по стенкам не бегала от волнения. Сейчас она держалась.
Сегодняшнее действо было особенным еще потому, что в жюри заседал один из известных парижских модельеров. Из «молодых», этакий особенный француз с азиатской фамилией. Катерина, не слишком преклонявшаяся перед авторитетами, однако же, была его поклонницей. Это только добавляло ей трепету и спеси одновременно. Трепету, потому что она жаждала одобрения и признания, а спеси как защитной реакции, если одобрения не последует. В общем, гениальная Лютаева сейчас напоминала бомбу замедленного действия совершенно неизвестной разрывной силы. В душе побаиваясь Финала, я, однако, надеялась, что Катерина все-таки стойкий оловянный солдатик и выдержит, если что. Со своей стороны я старалась как могла. Срывала аплодисменты, и однажды мне даже показалось, что они послышались оттуда, где сидела французская часть жюри. Так как Катька ударные точки коллекции расставила на меня, мне особенно часто приходилось перегримировываться, и кончилось это тем, что тушь попала мне в глаз и все потекло. Как раз перед финальным выходом, когда Глафира делала из меня Царевну Лебедь. На мое счастье, была музыкальная пауза, выступала симпатичная питерская группа, которую так хотелось послушать, но увы! Не судьба! Я понеслась в уборную мыться. Как назло, когда ты одноглазая, особенно трудно что-то найти, тем более если торопишься. Влетев в первую попавшуюся дамскую комнату, я бросилась к раковине. Около сушилки для рук стояли и курили какие-то две помпезно одетые тетки. Я была в одном белье, и понять, чья модель, невозможно, тем более, лихорадочно смывая грим, я засунула голову практически под кран. Дамы злыми голосами обсуждали конкурс. Я навострила ушки.
– Да, кажется, победит пэтэушница! А как не хотелось!
– Но она талантлива!
– Ну и что? Ей всего двадцать пять, еще успеет! Тем более эта хамка непотопляема.
– А почему, кстати? Ведь хотели двигать Галину?
Ага, Галина, главная Катькина соперница, неплохая и небездарная, но до Лютаевой ей так же далеко, как пони до орловского рысака.
– И двигали! Все француз этот чертов! Победитель получает полуторагодовой контракт с его модным домом, а он наотрез отказался заключать его с кем-то, кроме Лютаевой. Сразу после первого тура заявил прямым текстом, что приехал сюда за новыми идеями, а не за интригами. Интриг у него и в Париже достаточно. Перспективу он, понимаешь ли, увидел только в пэтэушнице! И не собирается подыгрывать нам себе в убыток. Так и сказал: «Можете давать мадемуазель Лютаевой какое угодно место, я буду приглашать только ее. Она талантлива как бес!»
– Так и сказал?
– Дословно!
– И никак не уломать?
– Нет, упрямый, сволочь! А как на него давить? Никак! Ему на нас насрать с Эйфелевой башни. Пришлось подстраиваться, чтобы не выглядеть идиотами.
– Ну, ничего, он с пэтэушницей еще хлебнет, у нее характерец тот еще.
Это точно. Катерина не подарок, но, может, сумеет обломаться в столице моды. Все-таки мечта. Дама будто прочитала мои мысли.
– Знаешь, ради Парижа любая стерпит. Такой шанс! И бабки неплохие! Я бы даже сказала, хорошие.
