оправдываться. Но отступать было поздно, да и некуда; это только с виду степь бескрайняя, а как пойдет конная облава, так никуда в этой степи и не спрячешься. Оставалось одно – успеть переправиться через Кугоею, и разведчик, хлестнув пару раз плетью по крупу коня, перевел его с размашистой рыси на стремительный галоп. Прятаться больше не имело смысла – все теперь решала скорость, и Ворон гнал своих скакунов во всю прыть, оставляя за собой такое же облачко пыли. Он проскакал по склону лога еще версту и увидел, как впереди, распрямляясь и делаясь глубже, земная морщина выхватывает где-то внизу, в желтоватом мареве знойного дня, темное пятно дымчато-перламутровой зелени древесных крон. Это были ветлы, чьи сонные ветви устало баюкали волны реки. Склоны лога теперь стали круче, постепенно переходя в крутые обрывы оврага; дальше по ним скакать было уже нельзя, и Ворон последний раз глянул на облачко пыли, летящее ему наперерез. Теперь он уже различал трех всадников.
«Это, конечно, еще не облава, – подумал разведчик. – Видно, гонец встретил по пути каких-то хазар, вот и навел их на след».
Он со спокойным сердцем повернул коня вниз, к поросшему репьем дну оврага. Трое хазар – это, конечно, хуже, чем ничего, но гораздо лучше, чем конный разъезд, на который он нарвался сегодня утром. С тремя Ворон легко справлялся и раньше. Тут всегда выручал Дымок; он стремительно летел вперед, а уж в ближнем бою разведчик не знал себе равных, по крайней мере, среди хазар. Но любой бой, даже самый легкий – это всегда игра со смертью, это рок и коварный случай, переменчивый и лукавый, готовый сделать пакость любому богатырю. Бывало, случайная стрела, пущенная почти наугад, попадала в прорезь личины, убивая воина в глаз, и никто, выйдя на рать, не знал своей судьбы до конца. Ну а сейчас лишний риск разведчику был не нужен; если можно проскочить и без драки – он попробует, так оно будет вернее для него и для тех, кто ждет его помощи.
Ворон вихрем промчался по дну оврага и оказался на узкой полоске берега, переходящего в размякший топкий лужок, осокой и тростником сползающий в воду. В двух лётах стрелы правее по берегу скакали хазары. Лезть в трясину при таком раскладе было бессмысленно, и разведчик погнал коня вдоль берега, надеясь найти песчаный пляж или, по крайней мере, глинистый обрыв. Он уже проскакал пару сотен шагов и заприметил вдалеке подходящее место для переправы, как услышал позади себя какие-то крики.
– Поединка! Поединка! – донеслось до его ушей.
Ворон сплюнул через левое плечо и ужасно выругался, помянув недобрым словом того, кто придумал дурацкие правила воинской чести, на которые он, толковый воин и рассудительный мужик, ловился, как ребенок. Вот уже рядом прогалина в густом тростнике, и можно успеть переплыть на другой берег…
– Поединка! Поединка! – вопил сзади хазарин. – Поединка! Трусливый урус.
– Проклятье! – выругался Ворон, останавливая своего коня. – И какой же я дурак!
Поединок – это было слово, которое уже сыграло в судьбе разведчика свою роковую роль, поменяв всю его жизнь. Он ненавидел это слово и само понятие, которое стояло за ним, и всегда говорил себе, что глупо выходить на бой тогда, когда этого хочет враг, глупо и бессмысленно вообще драться с тем, кто сильней и опытней тебя вдвое. Но все эти «глупо» беспомощно отступали перед требованием поединка и правилами воинской чести. Для Ворона слово «поединок» имело особое значение. Причиной этого были события, которые беловежцы помнили как «Сказание о Звере».
Когда-то давно, когда он только начинал свой путь молодого воина и грезил жестокими битвами с врагами Руси, он напросился служить в Белую Вежу, застрявшую в Дикой степи между печенегами и хазарами. Война с печенегами тогда уже кончилась, и только хазары продолжали тревожить русские рубежи, пытаясь вернуть потерянные владения. Одним из таких владений была крепость Саркел, ставшая Белою Вежей. Именно здесь жаждущий подвигов юноша надеялся добыть себе воинской славы. Но вышло все наоборот.
Ворон уже был принят в отроки и получил воинского наставника – настоящего богатыря, славного воина Богорада. Он уже постиг основы воинской науки и участвовал в нескольких стычках с хазарами, заслужив похвалу за храбрость и ловкость. Как вдруг все разом рухнуло, и его путь к княжеской дружине навсегда был закрыт. И всему причиной был этот проклятый обычай поединка.
А вышло все так, впрочем, это отдельная история, которая сохранилась в памяти людей, как «Сказание о Звере».
В то время у хазар появился огромного роста богатырь, и просто невероятной силы; откуда он взялся, никто не знал, но повадился этот хазарин ездить под стены крепости и требовать себе поединщика. И всех, кто к нему выходил, убивал. Очень сильный был хазарин. Воевода крепости Ратибор строго-настрого запретил драться с этим хазарином, но как удержишь витязей, если каждый день этот проклятый хазарин поносит русское воинство самым прескверным образом. Терпят, терпят богатыри, и, глядишь, еще один скачет биться с хазарином. Четверых зарубил насмерть, пятого покалечил, и нет с ним никакого сладу. Тут смотрит Ворон, и его наставник на бой засобирался.
– Зачем ты идешь туда? – испугался тогда юноша. – Он же убьет тебя!
– Рано или поздно нам все равно с ним придется биться, – отвечал Богорад. – Только если будет рать, этот Зверь прежде столько народу погубит, что земля от горя высохнет. А тут, может, я его не силой, так ловкостью возьму.
Он провел рукой по лезвию меча, внимательно глядя, как по поверхности стали пляшут слепящие солнечные блики, помолчал немного, словно задумывал что-то, а потом вздохнул глубоко и добавил спокойно:
– Если суждено мне погибнуть, то такова, значит, судьба моя. Тут уж ничего не поделаешь – от судьбы не уйдешь.
Видел потом Ворон, как бился Богорад со Зверем, как ранил его в лицо. Рассвирепел хазарин страшно, огромной секирой ударил так, что прорубил щит и кисть руки отрубил. Такой дикой силы удар у него был. Но русский витязь еще долго сражался со Зверем, истекая кровью; не давал хазарин ему перевязать рану, все время нападал – мстил за искалеченное лицо. А потом, когда Богорад ослабел от потери крови, Зверь отрубил ему ноги, руки и только потом голову. Раскрутил за волосы отрубленную голову и кинул к воротам города.
Вот тогда и поклялся Ворон отомстить за своего учителя. Но как он, юнец, выйдет на бой с самим Зверем?
– Он тебя как комара раздавит, – печально сказали старые воины. – Рано тебе еще местью заниматься, тебе еще силушки набрать надо, да и подрасти не мешало бы малость.
И только воевода, посмотрев в горящие глаза Ворона, сказал задумчиво:
– Месть, идущая длинной дорогой, никогда не доходит до цели!
– Ты с ума сошел, Ратибор! – замахали руками ратники. – Ты что, мальчишку на погибель толкаешь? Куда ему против этакой силищи!
– А разве силой хотел Богорад одолеть Зверя? – отвечал мудрый воевода.
Вот тогда и решил отважный отрок выследить хазарский стан и отомстить Зверю по-своему. Неделю Зверь не являлся к воротам города; рану свою, видно, лечил. Неделю Ворон мотался по степи вместе со своим другом, искал хазарское кочевье, из которого Зверь появляется. И наконец удача улыбнулась ему.
Ночью, обвязав копыта лошадей, они прокрались к хазарскому стану. Смотрят отроки: костер горит, воины вокруг сидят, лопочут по-своему, по-хазарски. Потом встает Зверь и начинает что-то рассказывать, а сам руками все показывает, как ударил да что сделал. Смотрит на него Ворон и понимает, что хазарский великан про свой поединок с Богорадом хвастает. Тут достал он лук и стрелу-северею да хорошенько прицелился, прямо в лоб Зверю, а тот как раз показывает, как отрубал русскому воину голову. Увидел Ворон, как стрела врагу в переносье вошла, и бежать к лошадям. Друг его стоял чуть подальше и видел, как Зверь лицом вниз повалился да прямо в костер и упал. Долго хазары потом гнались за ними по ночной степи. Три стрелы хазарские Ворон в спине своей привез – чудом только жив и остался. Спасибо, брат ему крепкую кожанку дал; стрелы ее едва пробивали. Обещал потом кольчугу сделать, как подрастет Ворон немного.
Вот такой вышел у Ворона поединок со Зверем.
Уж как потом воевода его благодарил; меч даже подарил и кольчугу дал из своих припасов. А вот дружинники княжьи презреньем его наградили; мол, русскому витязю не к лицу, как вору, по степи красться, да и бить врага надо в честном бою. «Ночным убийцей» Ворона за то и прозвали. Жены их, правда, отроку
