злым, так, может, и верить тебе не смог бы.
– Ничего, ничего, – утирая пот со лба, пробормотал Велегаст. – Что ж у вас тут такое творится, что вы эдак людей пытаете?
Хозяин скривил губы страшной ухмылкой и, бросив меч в ножны, отвечал медленно, с расстановкой, сцеживая слова:
– Греки у нас тут власть большую взяли через попа ихнего. И гад какой-то из христосников сболтнул им про золото Велесова храма на Медвежьей горе. Так они вначале волхва схватили и запытали до смерти[23], а потом и мне грозились…
Он резко сорвал с себя шлем с бармицей и, бросив его на лавку, крикнул во все горло:
– Ну да на мне они зубы свои пообломали! Я им сразу сказал: если что с моим сыном или женой случится – всем головы поотшибаю, и в первую очередь попу ихнему!
Женщина испуганно выглянула из-за плеча мужа, обнимая свое дите одной рукой и с робкой молчаливой просьбой касаясь нежными пальцами другой руки локтя своего грозного супруга. Но тот продолжал бушевать:
– А уж им-то хорошо известно, что такое сотник Орша и каков его меч!
На этих словах воин хлопнул ладонью по рукояти клинка и с такой силой топнул ногой, что, казалось, дом устоял и не рухнул тотчас только чудом.
– Да ты никак богатырь будешь, Орша! – восхищенно воскликнул Велегаст.
– Да, есть маленько. – Сотник провел ладонью по седым усам, под которыми скрывалась довольная усмешка, скользнувшая на его губах, но уже через секунду его глаза снова стали колючими и жесткими. – И все-таки, чужеземец, кто ты и откуда? Кто тебе сказал мое имя?
– Он прочитал его по моим глазам, – робко пролепетала Красава, видя, что волхв почему-то молчит. Но сотник так грозно зыркнул на нее, что бедная женщина, прикрыв рот расшитым узором рукавом, замолчала и отошла прочь. В наступившей гнетущей тишине было слышно, как ветка скребется в окно зеленым листом и шуршит тростниковая крыша. Волхв уперся своими страшными глазами в ястребиные глаза сотника, и отрок с удивлением обнаружил, что грозный хозяин дома не смутился и не отвел свой взгляд.
– Да ты не только силой богат, но и душой крепок! – устало удивился Велегаст.
Прошло уж несколько минут гнетущей тишины этого странного поединка, когда разве что молнии не проскакивали меж устремленных друг на друга сверкающих глаз, и теперь, казалось, достаточно одного неосторожного слова, и случится что-то страшное.
– Сам про себя все знаю, – угрюмо огрызнулся Орша на замечание волхва. – Ты давай на вопрос мой отвечай. Да поживей; некогда мне с тобой тут лясы точить.
– А я что, по-твоему, делаю?! – рассердился волхв, пристукнув своим посохом. – Я ж тебе, толстокожему, изо всех сил своих внушаю, чтоб ты вспомнил друга своего детства Светозара. Но не берет тебя моя сила!
Посох снова сердито стукнулся в пол.
– Не знаю я никакого Светозара, – сдвигая брови, угрюмо прогудел богатырь. – Всех друзей своих знаю; кто погиб, кто жив еще, а про такого впервой слышу. И ты мне тут в пол не стучи! Аль решил, что хозяина здесь нету, али силу мою спробовать хочешь?!
– Испробовал я уже твою силу, – волхв опять ударил посохом в пол. – Не одолеть мне ее. Так что, Орша Бранкович, ты уж сам теперь думай, кто перед тобой стоит, да и как ты сам в этот дом попал тоже.
Сотник медленно сел на край лавки, сжав виски пальцами левой руки. Лицо его стало сосредоточенным, словно он не вспоминал, а ворочал мыслями тяжелые камни. На и без того хмуром лбу добавилась еще пара глубоких морщин. А волхв между тем продолжал говорить нараспев голосом былинного сказителя:
– Вспоминай, вспоминай, Орша Бранкович, как зажига[24] злая хазарская прежний дом твой спалила негаданно, весь сожгла дотла, без остаточку, потому как в конце Ратной улицы он один близ стены был нечаянно. Как в ту пору, как раз ко времени, собирался Воислав Резанович уезжать в края далекие по велению гласа Всевышнего. Оставлял он свой дом другу лучшему на житье-бытье сохранение, чтобы жил он в нем и не мыкался, чтобы…
– Вспомнил! – вскричал сотник, вскакивая с лавки. – Вспомнил! Светозар, брат мой названый! Да ты ли это? Столько лет! Нет, нет, этого не может быть!
– Еще как может. – Волхв достал из складок одежды висевший на груди волосяной шнурок с круглым камешком, посередине которого, как у бусины, было отверстие. От отверстия расходились шесть лучей, сминавших кольчатые слои камушка в причудливые волны.
– Перунов оберег! – Орша сорвал со своей шеи точную копию того, что держал в руке волхв. – Помню, помню, как твой отец из одной Перуновой стрелы[25] их сделал!
Сотник схватил волхва своими огромными ручищами, прижал к богатырской груди, потом отстранил, троекратно расцеловал и снова прижал:
– Братишка, друг, Светозар! Не верю своим глазам! Каким ты стал! Да ты же волхв, настоящий волхв! Светлые боги! Не скажи ты мне имя твоего отца, так я бы тебя ни за что и не признал! – Он вновь отстранил от себя Велегаста, смотрел в его глаза своими сияющими глазами, которые увлажнились скупою слезой. – Сколько лет, сколько лет! Боже ж ты мой, что время с нами делает?! Но как ты жил, где ты был столько лет, Светозар? Светозар, дружище, ну рассказывай же, что с тобой было, как ты живешь? – И воин вновь стиснул волхва в своих богатырских объятьях.
– Так я тебя тоже, наверное, не признал бы в эдаком богатырском обличье, – пролепетал волхв, едва переводя дух от дружеских объятий сотника. – Кабы не твое имечко знатное, как же узнать-то в седом да усатом витязе прежнего мальчишку босого да белобрысого.
Он смотрел на богатыря счастливыми лучистыми глазами, все еще пытаясь отыскать хоть какую-то знакомую черточку, но тщетно. Перед ним был громадный, совершенно непонятный воин, который носил имя его друга детства, помнил имя его отца и его прежнее имя тоже. Но что с ним стало? Кто он теперь и каким силам служит? Может, от прежнего друга только и осталось, что звонкое имя и ничего больше.
– Кстати об имени, – волхв внимательно посмотрел в глаза Орши. – Очень давно волхвы, которым отец отдал меня в учение, дали мне новое имя. Много лет я живу с этим именем, и теперь прошу тебя принять его и звать меня так, как зовут все – Велегастом.
– Как, новое имя?! – Сотник растерянно оглянулся вокруг, словно искал поддержки у стен своего дома и молчаливой жены в дальнем углу. – Я же братался со Светозаром, а теперь, выходит, его и нет?! Как, новое имя?!
– Орша, друг мой! – волхв грозно возвысил голос. – Я служу Светлым Богам, и меня нарекли Велегастом, дабы я лучше мог слышать их волю, дабы тайны я мог познать их великие, дабы жизнь моя вся без остаточку отдалась на служенье Всевышнему. То не воля моя и не прихоть, не измена дружбе коварная, это часть есть служенья Создателю. Светозар в моем сердце не умер, он, как прежде, зовет тебя братом.
– Что ж, Велегаст так Велегаст, – богатырь нахмурился, устремив взор куда-то сквозь волхва, в одну ему ведомую точку.
Видно было, что высокий старик со странными глазами укладывался в его сознании в понятие «свой» только благодаря тому, что называл знакомые имена. А теперь эта хрупкая связь времен рвалась, и он внимательно смотрел на своего друга, явившегося из далекого прошлого, тщетно пытаясь, как и Велегаст, угадать хоть какие-то знакомые черты. Вдруг лицо его озарилось какой-то счастливой догадкой:
– Ты же ведь настоящий волхв?
– Да, так оно и есть.
– А тут недавно волхва-то нашего убили. За золото Велесова храма убили.
– Да, да, ты говорил про это, – откликнулся Велегаст, не понимая радости сотника.
– Так вот что я тебе скажу, – сотник просто сиял от удовольствия. – Никто, кроме этого волхва, и не знал дороги к храму, потому как храм этот был прямо в горе.
Велегаст почувствовал, как земля уходит из-под ног. Все, к чему он стремился столько времени, рушилось здесь в одночасье, когда цель была почти достигнута.
– Так что ж ты радуешься, как слуга Чернобога?! – закричал он в гневе. – Али ты с ума сошел?!
– Не сошел я с ума, – поводя из стороны в сторону ястребиными глазами, заговорил сотник горячим шепотом в самое ухо Велегаста. – А радуюсь я тому, что успел нам волхв оставить послание да просил передать его Великим Волхвам в Священную Землю. Так лучше ж я это послание доверю тебе, как своему
