на пол. Сотник бросился к двери и распахнул ее, впуская свежий воздух, хозяйка сдернула занавесь с окон, и все снова приняло свой обычный вид. Велегасту плеснули в лицо холодной водой, и он открыл глаза.
– Ну, что там, – были его первые слова.
– Записал, записал, все, что видел, – торопливо отвечал отрок.
– Молодец, Радим, – глухим голосом пролепетал Велегаст. – А меня тут чуть под землю не утащили. Такие вредные духи попались, просто жуть…
Волхв сел и огляделся вокруг, словно видел все вокруг себя впервые:
– Светлые Боги! Как же хорошо на белом свете!
– А ты что ж это, – насторожился сотник, – покидал его, что ли?
Волхв не отвечал, нащупывая дрожащей рукой камень в навершии своего посоха.
Наконец силы к Велегасту вернулись, и он посмотрел на отрока. Тот словно ждал этого взгляда, с готовностью протянул бересту.
– Вот это, – пояснял он, – буквы, которые начертаны на осколках. Эти черточки – места предполагаемых букв, а это буквы, которые я разглядел в твоих жестах.
Все вместе это выглядело так: ВЕД _ _ _ _ ВИР_ _
УКА_ _ _ I УТ_
У, Щ, И, Ж, Т.
– Да, не густо, – задумчиво пробормотал волхв. – Наверное, ВЕД – это веды, а дальше буквами записан номер нужной главы вед и строка.
– Если ВЕД часть слова веды, – осторожно спросил отрок. – То что же такое ВИР? Ведь слово «вир» может обозначать и провал, и вихрь, и заговор темных сил. Как говаривали раньше: «Пошел в мир, да попал в вир» или «По морю плыл, да попал в вир».
– Заговор, – испуганно откликнулась женщина. – Точно заговор! Эти византийцы все время какие- нибудь подлости придумывают, скольких уж людей погубили.
– А может быть, вир – это провал, – неуверенно продолжал Радим. – Провал в подземелье, где держали волхва и где он спрятал разгадку к своему посланию.
– Зачем ему прятать что-то в подземелье, если он прекрасно знает, что мы туда попасть не сможем? – покачал головой Велегаст.
– А может, это и не вир вовсе, – вдруг заговорил сотник. – Ведь на букве «Р» слово-то не кончилось. После нее еще две неизвестные буквы.
– Ну и что же это может быть? – задумчиво пробормотал отрок.
– Да хотя бы вириги, то бишь цепи, – уверенно ответил Орша.
– А при чем тут цепи? – отрок недоуменно скосил глаза.
– Как при чем? – возмутился сотник. – Цепи ему руки и ноги сковали, вот он и пишет нам, что мешают, мол, вириги.
– Ты как думаешь, – не глядя на воина, раздраженно заговорил Велегаст. – О чем он мог писать в свой последний час? О том, что цепи мешают и обувка жмет?
– Обувка жмет… – Орша повторил эти слова в задумчивой рассеянности и впал в состояние полной отрешенности.
«О чем мог думать убитый волхв в свой последний час? – сверлила мозг неотступная мысль. – О смерти и, конечно же, о том, как ему, Орше, передать это послание, потому что только на него он и мог надеяться».
– И потом, я думаю, это был человек ученый и не мог написать вириги вместо вериги, – нравоучительно заметил Велегаст. – К тому же само слово получается длиннее.
– Обувка жмет… – снова негромко проговорил Орша, мучительно пытаясь понять, что его притягивает в этих словах, почему они крутятся неотступно в его мозгу.
– Если ВЕД – это веды, а буквы, стоящие дальше, есть указание, где искать нужную строку, – долетел до него голос Велегаста, – то зачем вторая строка? Зачем писать еще что-то, когда основная его цель была передать секрет своего храма в надежные руки?
– Кстати, – снова заговорил волхв, – непонятно, почему он написал свое послание не рунами, а мирскими буквами? Наверняка он сделал это неспроста.
Все замолчали, напряженно размышляя над нелегкими вопросами. Отрок достал из сумы книгу вед и застыл растерянно:
– Велегаст, а буквы, которые тебе дали духи, куда вставлять, в верхнюю или нижнюю строчку? И в каком порядке их ставить, ведь пропусков все равно осталось больше?
Волхв ничего не ответил, а только нахмурился и стал молча поглаживать свою длинную седую бороду, что было верным признаком его глубочайших раздумий.
– И все-таки он написал не рунами, а мирскими буквами, – словно разговаривая с самим собой, вслух проговорил он.
Вдруг лицо его оживилось:
– Орша, а ты можешь здесь найти еще одного волхва?
Сотник на секунду задумался:
– Пожалуй, нет, точно нет, никого не осталось больше.
– Значит, – голос Велегаста приобрел уверенность и твердость, – убитый волхв написал мирскими буквами, потому что обращался именно к тебе. Здесь нет больше волхвов, а привести сюда другого волхва тебе едва ли удастся. Следовательно, послание предназначалось только тебе, Орша, и написано оно так, чтобы ты сразу его понял.
– Выходит, что послание было очень простым и коротким, – добавил Радим. – Наверное, из трех или четырех слов, известных любому воину.
– Я тоже об этом думал, – вздохнул сотник. – Чувствую, что слова эти совсем рядом, но мне ничего в голову не приходит.
– Не забывайте, что убитый волхв наверняка сделал все, чтоб его послание не могли прочесть эти прислужники греков. – Велегаст поморщился и медленно зашагал по дому. – Слова должны быть простые, но непонятные христосникам, точнее, их общий смысл должен быть для них недоступен.
– Что же это такое могут не знать эти греки, – пробормотал сотник раздраженно. – Они, почитай, везде уже влезли; и поп их в церкви всем заправляет, и торговлю всю к своим рукам прибрали, и ремесленников наших теснят, и слова им нигде не скажи. Чуть что не по-ихнему, сразу такой крик подымут о защите закона божьего да справедливости. А где она, их справедливость? Весь их закон лишь в том, что им все можно; и грабить, и убивать, а нашим людям одураченным можно только твердить, что истинным христианам надо учиться смирению и терпеть, и терпеть. Аж тошно делается смотреть на все это безобразие. И как наши дураки только верят им, этим грекам?
Велегаст ничего не ответил разгневанному Орше, а остановился и стал еще раз внимательно осматривать осколки.
– Ну-ка, Радим, взгляни-ка повнимательней, – вскоре произнес он. – Кажется ли мне, что буквы не только процарапаны в глине, но в глубине царапин есть еще и краска.
Молодые глаза отрока молниеносно дали ответ:
– Точно, очень похоже на сажу.
– Тогда вопрос, – Велегаст, очень довольный собой, поднял вверх указательный палец. – Если у убитого была краска, то почему он еще и процарапал буквы, или если он решил процарапать буквы, то зачем он их еще и прокрасил?
– Может быть, для надежности, – сотник дотронулся до черепков толстыми шершавыми пальцами. – Чтоб буквы верней сохранились.
– Велегаст! – удивленно воскликнул отрок, продолжая внимательно рассматривать черепки. – Очень странная вещь; нижняя строчка процарапана и прокрашена, а верхняя только процарапана. Почему так? Что бы это могло значить?
Волхв посмотрел на Радима глазами, полными отеческой гордости и теплоты. Он научил его вдумчивому взгляду, научил замечать то, что ускользает от внимания простых людей, и, значит, он, его ученик, сможет постигнуть многое и когда-нибудь взять из его рук самое сокровенное священное знание.
– Что бы это значило? – переспросил Велегаст озадаченно. – Если я, например, вначале царапаю, потом
