– Господа? Товарищи?
Переводчик ОГПУ, пятый и самый незаметный в их компании, растворенный среди них, словно сахар в стакане горячего чая, точно передав вопросительную интонацию Генерального секретаря ВКП(б), перевел эти слова на немецкий.
Штрассер, чуть повернувшись к Гитлеру и ловя взглядом его реакцию, быстро ответил:
– Конечно, «товарищи»! Если уж историческая предопределенность толкает нас друг к другу, то нет смысла противиться этому словами.
– Согласен, – кивнул Сталин. – Прошу, товарищи…
Он гостеприимно провел рукой, приглашая к накрытому столу.
– Сегодня вы мои гости.
Встреча происходила на даче в Кунцеве, и никакой официальности тут и в помине не было. Ну и панибратства, конечно, не наблюдалось. Просто собрались серьезные люди, чтоб поговорить и за бокалом хорошего вина решить судьбу Европы.
На белоснежной скатерти стояли блюда с закусками.
Гитлер поискал глазами что-нибудь овощное, но переводчик негромко сказал за спиной.
– Товарищ Гитлер… Вегетарианское с этого края.
Штрассера такие тонкости не волновали, и он уселся первым, выбрав себе место поближе к украшенному большими звездами военному.
Тот под одобрительным взглядом Сталина разливал вино по бокалам. Глядя, как перебродивший виноградный сок заполняет хрусталь, спросил:
– Как долетели, товарищи? Я слышал, вы летели в Москву на моем тёзке?
– Этот чудесный аппарат назван в вашу честь?
Сталин кивнул.
– Очевидно, что бы ни писали британцы и французы, русский народ любит своего вождя!
– У нас разный народ, – ответил Сталин. – Хочу спросить… Как там? – Он кивнул вверх.
Гитлер опередил Штрассера с ответом.
– Чудесно! Вид Земли с такой высоты вызывает незабываемые ощущения. Пилоты сказали, что этот аппарат создали русский и немецкий ученые?
Сталин кивнул.
– Да. Это так.
Гитлер поднялся, держа бокал перед собой.
– В моих глазах это лучший пример сотрудничества наших народов. Это символично! Русский и немец объединились, чтоб дать своим народам то, чем ранее они не обладали! Новые знания! Новые жизненные пространства!
Сталин поднялся, протягивая свой бокал навстречу Гитлеру.
– Надеюсь, что это не последний пример сотрудничества. Германия и СССР в состоянии еще не один раз удивить мир. Человеческая натура одинакова. Везде уважают тех, кто отказывается от стереотипов и имеет смелость взглянуть на мир с новых позиций. Шагнуть в неизвестность и победить!
Он коснулся краем бокала хрусталя, что держали в руках гости.
– Я хочу выпить за таких людей. За первых немецких космонавтов!
Штрассер смело опрокинул бокал «Киндзмараули», и даже Гитлер пригубил.
Ставя бокал на скатерть, Сталин закончил:
– Надеюсь, что скоро Германия присоединится к освоению околоземного космического пространства.
Возвращая бокал на стол, Штрассер отозвался.
– Сперва надо сделать Германию по-настоящему свободной!
– Путь к свободе один – борьба. Его по силам пройти смелым людям, возглавляющим великую нацию.
Сталин поднял бокал еще выше.
– Советский Союз посчитает за честь помочь германскому народу в этой борьбе!
СССР. Московская область. Деревня Могутово
Ноябрь 1930 года
…Хоть и красный день нынче на календаре, а у пастуха праздников не бывает. Корова, как и человек, жрать хочет, что по праздникам, что по будням. Так что, как ни хотелось председателю колхоза Прову Пантелеймоновичу Кривошеину, чтобы все селяне в своей, колхозной демонстрации участие приняли, ничего у него не вышло. Показал Михалыч председателю кукиш, издали, правда – и на работу. У колхозного пастуха что ни день своя демонстрация, вот она – на четырех ногах впереди скачет. А почему бы и нет? Пока погода позволяет и трава имеется, отчего не побаловать колхозных коровенок?
Михалыч, колхозный пастух, сквозь защуренный солнцем глаз оглядывал стадо и выкрутасы Игнатия Петровича перед пегими телками. Помощник неумело и без надобности махал кнутом, сёк воздух… Надо бы прикрикнуть для порядка, но зачем хорошего человека обижать? Да и лень. От камня, на котором сидел пастух, тянуло не стылой сыростью, как то полагалось бы в это время года, а ласковым теплом. Одного этого ради не стоило с места двигаться.
По календарю глядя, впору дождю со снегом, а тут такая теплынь! Вон и Петрович, хоть и чуждый крестьянской жизни, а понимает – шляпу свою снял, на ветку повесил. Михалыч привстал, поглядел. На интеллигентной лысине весело отражалось восходящее солнце.
– Эй, Петрович! – крикнул пастух товарищу. – Шляпу надень, лысину застудишь!
Тот не расслышал, но, обернувшись, заулыбался.
Во как они теперь запросто! А сперва-то Михалыч робел городского человека из газеты. Очков робел, портфеля кожаного с двумя блестящими замками, да шляпы с калошами, но к концу второго дня они уже по-свойски разговаривали – Михалыч да Петрович. Оказалось, что за шляпой да за калошами городскими душа-человек живет. И выпить мастер, и закусить, а уж говорить начнет – заслушаешься. И про Африку с Америкой и тамошний героический пролетариат, и про мировой империализм, и про жизнь московскую толково расскажет.
А по хорошему собеседнику у Михалыча душа давно болела.
Кто с пастухом поговорит? Некому! Пастух все больше с коровами, а они, известное дело, – твари бессловесные.
А особо уважительно, что гость городской сам его выбрал! Как репей ухватился. Ему ведь, как оказалось, в газете так и сказали – пастуха найти и вызнать, что простой советский пастух думает о войне, о мире, о товарище Сталине. Расспрашивает обо всем, записывает, ну и помогает, конечно, как может. Хотя какой из него помощник?
Михалыч улыбнулся.
Одно слово – городской. Ни сноровки, ни ловкости. И чего он там и впрямь размахался? Еще глаз кому по неопытности выхлестнет… Он все-таки привстал и прикрикнул:
– Эй, Петрович! Не гоняй скотину. Иди сюда лучше. Поговорим…
Волоча за собой кнут, довольный жизнью журналист поднялся к теплому камню и до хруста в костях потянулся, прогоняя остатки сна.
– Хорошо как, – вздохнул городской гость. – Вот она, Россия-то! Настоящая! Посконная! Нутряная!
Ну, насчет «нутряной» это он, положим, загнул. Не такая уж и нутряная, если до Москвы, до товарища Сталина всего пятьдесят верст, а вот место и впрямь было не простое – колхозный выпас. Лес тут расступался, давая место огромной – с версту длиной и с полверсты шириной – поляне.
Колхозные коровенки бывали тут часто и особого присмотра не требовали, оттого люди, усевшись на камне спина к спине, могли говорить о новой жизни, о колхозе, о товарище Сталине. Ну и о главном, конечно, – о близкой войне.
Поглядывая на часы, словно солнца ему было мало, Петрович спросил.
