Не ожидая, когда враг повторит замах, Масленников ногой ударил того по колену.
Старшой упал, но тут же поднялся, перекатившись через голову.
— Стоит ли так стараться? — прошипел он, потирая ногу. Глаза его постепенно леденели. — Прыгаешь тут… Ногами машешь.
— Конечно, нет, — отозвался Гаврила, обходя его по кругу. — Но уж больно мне убивать вас не хочется. Молодые еще вам бы жить да жить…
Старшой присел, и чуть расставив руки в стороны, двинулся к Гавриле, отжимая его к камням.
— Прыткий ты, я смотрю. И на язык и на ноги.
— Так жизнь научила…
Они снова пустились в путь, обходя друг друга.
Сперва Гаврила боялся, что кто-то рубанет его со спины, но эти люди имели понятие о воинской чести, а, скорее всего, просто были уверенны в том, что вожаку ничья помощь не понадобится.
— Что ж ты все молчишь да молчишь? Рассказал бы что-нибудь… — наконец сказал Гаврила.
Старшой не ответил. Знал он эти разговорчики — губы говорят, а руки нож к делу пристраивают. Сам такой.
— Сказал бы хоть, чьи вы тут такие будете. Вижу ведь, что добрые люди, не разбойники.
Гаврила поскользнулся, и противник прыгнул, чтоб закончить бой, но Масленникову это и нужно было. Улучив момент, он перепрыгнул наклонившегося воина и в два кувырка долетел до щита. Тот, словно простив его или растеряв в тепле зловредное джян-бен-джяновское колдовство, сам прыгнул в руки.
Удар чуть запоздал и пришелся по щиту. Гаврила, готовый к этому, приготовился принять удар и устоять, качнулся вперед, перемогая силу силой. Он своими глазами видел, как лезвие скрылось за ободом щита, но удара почти не ощутил, словно в последний момент враг промахнулся. Только тот не промахнулся.
Щит от удара хоть и не дрогнул, но лязгнуло железо так, что даже зубы заныли. Гаврила удивился, да и Старшой тоже что-то почувствовал — отскочил и посмотрел на противника.
Ай, да щит! В такой хоть тараном бей!
Мысль на счет тарана мелькнула и пропала. Масленников вспомнил, как отлетел в темноту после удара шишиги. Нет, тараном, все же не следует. Есть, наверное, предел у всякого колдовства.
— Чего удивляешься? — подначил его Гаврила. — Мой меч умный. Хозяина рубить не станет.
Старшой нашелся с ответом только через пяток вздохов.
— А ты башку подставь. Вот тогда я тебе и поверю…
— У моего меча хозяин не дурак, — засмеялся Гаврила, чуть приспустив щит. Враг его стоял, словно не знал что делать. — Ты б сказал, как тебя зовут-то. А то дерёмся, дерёмся, а я тебя даже обругать по- человечески не могу…
Старшой понял, что схватка без этого теряет часть своей прелести, и не стал упираться.
— Я Бегдан — десятник высокого господина Митрофади.
Гаврила выглянул из-за щита. Ничего это не меняло. Ласковости во взгляде десятника высокого господина Митрофади всё же не было. Он все ещё откровенно примерялся, куда бы воткнуть меч. Он и попробовал, только Гаврила опять принял удар на щит.
— Знавал и я одного Митрофади. Того Перетрием звали…
Меч пролетел над плечом, едва не разделив жизнь Гаврилы на «до» и «после». Пришлось упасть на одно колено и отпрыгнуть.
— Хотя он и не особенно высоким был. Так… Моего плеча чуть повыше.
Бегдан остановился. Взгляд его стал другим. Покачивая сталью, он сказал:
— Нашего хозяина так же зовут… Так ты его знаешь?
Гаврила вспомнил, тот вечер, что они провели за разговором с Перетрием Митрофади, и горестно вздохнул. Какой близкой в то момент казалась удача! Знал ведь тот где стоит замок Ко. Знал! И дошли б они туда. Теперь-то, правда от его помощи вроде и толку нет, а все ж искать замок придется, а могли бы добрые люди прямо до ворот довести!
А может и доведут?
Чтоб уточнить с тем Перетрием встречался, или с каким другим сказал.
— Если от вашего пахнет, как от сундука с благовониями, то — да.
Казалось бы — какая малость, запах, а меч опустился, и на поляне сразу стало спокойнее. В голосе Бегдана мелькнуло что-то, и Гаврила понял, что при желании можно эту схватку прекратить.
— Так ты его друг?
— Было дело, помог я ему, — неопределенно ответил Гаврила, так и не опустив щита. — Хлеб-соль делили…
— Так что ж раньше не сказал?
Кончик меча коснулся травы, стальной блеск притух, словно и сам меч сожалел о случившемся.
— А ты спросил?
Бегдан почесал голову, рассмеялся.
— Ладно… Держи своего Бога…
Он бросил меч и пока тот летел, Гаврила понял, что его проверяют в последний раз: поймает — не поймает… Поймал, не осрамился.
Не желая ни удивлять никого, ни обрезаться, он нащупал ножны и без всякого ухарства вставил меч внутрь…
Глава 39
Древний Бог ошибся и тут.
Не случилось на их пути никаких горячих озер, если, конечно Бог не спутал их с цепочкой мелких болот, что тянулась от гор в сторону степи. Правда, про лес сразу за горами Бог не говорил, и так оно и случилось. Как ни надеялся Гаврила пройтись под березами и елками — ничего у него не вышло. Те несколько деревьев, что он высмотрел и принял за начало леса, оказались сиротами. Два десятка стволов так и не стали не то, что лесом, они при ближайшем рассмотрении и на рощу не потянули. Так, стояли себе вразброд, словно перессорившиеся родственники, каждый сам по себе. Меж ними даже запаха лесного не уловил Гаврила — не было тут ни влажной сырости, ни мха, а только сухой воздух, становившийся тем теплее, чем дальше они уходили от гор.
Сразу за полосой кустов начиналась полоса песка, и от нее обратным ходом прокатилось то, что Масленников видел, подходя к горам — степь и пустыня. До неё они, правда, не дошли, но в залетавшем сюда горячем ветре чувствовалось её дыхание.
Время от времени он оглядывался на цепочку воинов, качал головой.
Он бы дошел сюда и в одиночку, но идти пришлось с новыми товарищами.
Можно было бы все-таки одному остаться, но для этого пришлось бы поубивать некоторых или покалечить многих, а он не хотел этого. Гораздо проще было дойти до города вместе с ними, чем иметь за плечами возможную погоню.
С этим тут было строго.
Дорогой Бегдан рассказал, что какой-то из колдунов или магов — кто их разберет и отличит одного от другого? — предсказал, что смерть к высокому господину Перетрию придет с той стороны гор. Обличье её колдун обрисовать не смог и теперь по приказу Перетрия каждый, кто спускался с той стороны гор, задерживался до выяснения намерений. Тех, кто пытался пройти незамеченным преследовали и, заранее уверенные в злокозненности намерений, заставлявших таиться от преследователей, убивали без расспросов.
Гаврила покачал головой и посетовал на тяжесть такой службы, но Бегдан только усмехнулся.
— Скука — это да. А все остальное…
Все-таки Храм и пустыня, что лежала с той стороны гор, сами по себе были достаточными
