Воевода покачал головой. Вряд ли это все было так, как хотели старички. Он был жив, а может быть и не только он.
Исин нашелся почти тут же. Он лежал рядом с ним и тяжело дышал. Избор коснулся его рукой и хазарин открыл глаза, в которых еще ходили волны ужаса.
— Гаврила, — прохрипел он. — Под камнем.
Он со стоном поднялся, взглядом отыскивая тело Масленникова. С удивлением посмотрел на свои руки. Последнее, что он помнил — боль от удара по ним и кровь, брызнувшую в лицо.
Гаврила нашелся неподалеку. В момент опасности они по неволе собрались поближе, что бы защитить друг друга. Его голова оказалась почти целой. Избор пробежался по ней пальцами и успокоительно кивнул Исину. Шишки, царапины… ничего страшного.
— Смотри, — прошептал сотник. — Смотри как его…
Лицо его скривилось от жалости, и он даже застонал. Избор быстрым движением зажал рот сотнику. Не хватало еще того, что бы к ним прибежали старички с выражениями сочувствия. Пусть уж лучше окажутся в состоянии счастливого невежества.
Гаврила если и был жив, был без сознания. Голова его выглядывала из-под камня, вмявшего его в щебенку под собой, но что было там дальше… Не теряя времени, Избор поднял голову Масленникова и влил в него несколько глотков Мертвой воды. Кадык Гаврилы дернулся, он застонал.
— Что с ним?
— А как ты думаешь? — раздражаясь, ответил Избор. — Видел ведь, как его камень пришиб…
— Но он жив? — спросил Исин.
— То, что я вижу — живо, — неопределенно ответил воевода. — А что там под камнем…
Исин ухватил Гаврилу за руку и потянул к себе. Мокрая и скользкая от крови рука выскользнула из ладони, и он ударился спиной о камни.
— Стой! — зашипел Избор. — Стой, дурак! Оторвешь!
В этот момент Гаврила открыл глаза. Он понял, что что-то не так и даже не попытался перевернуться.
— Где мы?
— Под камнями…
Гаврила закрыл глаза.
— Все-таки достали они нас…
В голосе его Избор уловил странное удовлетворение, словно Гаврила радовался тем трудностям, которые его существование доставляло остроголовым.
— Что со мной? — спросил он.
Избор посмотрел как из кровавого месива на груди выдавливаются капли крови и осколки от сломанных ребер.
— Тебе сказать, что с тобой было или то, что сейчас?
— Ты сам-то что чувствуешь? — спросил его Исин.
— Дышать тяжело и еще что-то с ногой, — ответил Масленников прислушавшись к себе.
— Это что-то называется перелом. И он не один, — объяснил Избор. — Ничего. Обойдется. Потерпи еще немного. Сейчас мы камень снимем…
Он вылил несколько капель воды на придавившую Масленникова глыбу. Струйка прочертила по поверхности мокрую дорожку, и камень зашипел, наполняя воздух легким треском. Полоска потемнела, вода протекла вглубь и через несколько мгновений камень треснул и распался на три части. Камни угрожающе накренились, сверху посыпалась пыль, стало светлее, и Исин быстро подхватив обломок, подсунул его под ближнюю стену. Избор так же осторожно откатил другой кусок, и теперь стало видно, во что превратились грудь и ноги Гаврилы.
Сам Гаврила этого не видел, но потому как Исин не сдержался, втянул в себя воздух, понял, что ничего хорошего там нет.
Избор похлопал его по плечу и погрузил пальцы в раздавленное мясо, ставя на место осколки костей.
— Ничего, — повторил он. — Заживет как на собаке… Через полчаса хоть пляши.
Он опрокинул над ранами кувшин, и Мертвая вода с веселым бульканьем потекла внутрь. Исин с благоговейным удивлением наблюдал за тем, что происходило перед его глазами. Раздавленные мышцы втягивали в себя кости и, прилипая друг к другу, закрывали рану. Прошла минута-другая и кожа, розовая и нежная, словно шкурка поросенка натянулась на рану и поросла черным курчавым волосом.
Гаврила кривился и кусал губы.
— Больно? — участливо спросил хазарин.
— Щекотно.
Рана закрылась, но зуд и щекотка не стали слабее. Под кожей продолжалась невидимая работа.
— Вдохни поглубже…
Гаврила вздохнул.
— Ничего? Дышится?
Гаврила кивнул.
— Теперь пальцами пошевели.
Гаврила попробовал пошевелить пальцами, но у него ничего не вышло. Избора это не обескуражило.
— Подождать немного надо.
— А потом?
— А потом хоть пляши…
Они сидели тихо, только дыханием нарушая тишину. Пар из трех ртов сливались в одно большое облако и просачивался сквозь щели. Исин, посмотрев вверх, сказал.
— Они сейчас поймут, что мы живы…
— Не дыши…
Гаврила засмеялся и тут же скривился от боли в груди.
— Если уж тебя такими камнями не придавило, то, что тебе эти недомерки сделают?
Полчаса, отпущенные Избором и после которых Гаврила мог начинать плясать, прошли.
— Ну-ка, а сейчас пошевели — попросил лекарь Масленникова. Пальцы шевельнулись. Сперва осторожно, словно Гаврила пробовал их на прочность, а потом все смелее и смелее.
— Не чешется?
— Нет, — удивленно сказал богатырь.
— Не болит?
— Нет.
В этом коротком слове смешались восторг и удивление. Не дожидаясь предложения, Гаврила осторожно подтянул ногу к себе.
— Все в порядке?
Он не ответил — он рассматривал ногу, а потом начал осторожно гладил ее руками, ощущая под пальцами гладкость кожи. С этой ногой только что на его глазах произошло чудо! И это была не чья-то там нога! Это была ЕГО НОГА.
Кто знает, сколько времени он мог бы предаваться этому прекрасному занятию, но Избор предложил:
— Кончай любоваться. Надо нам отсюда вылупляться.
— Пора?
— Самое время.
Он встал на корточки, спиной уперся в камни, пробуя плечами крепость каменного свода.
— Солнце, наверное, уже на заходе, а поскольку удача сегодня на нашей стороне мне хотелось бы еще до заката повидать Картагу в его логове.
Выйти из западни они могли только одним способом — разломав ее. Делать это втроем было тесно, но Избор понимал, что в одиночку он с камнями не справится. Он посмотрел вниз. Скорчившийся у него в ногах Исин, помогал Гавриле вытащить другую ногу из-под завала. Тот уже бойко шевелился, коленями ударяя
