темноте он ткнулся в стол и выругавшись опрокинул его. Он подошел поближе и стал разглядывать Избора. Он успел оценить и ширину плеч и толщину рукояти меча, что торчала из-за плеча незнакомца в халате. Связываться с ним не хотелось, но вот халат…
— Да. Халат есть… Это точно.
Он сказал это так, словно именно это все и решало. Вокруг стало так тихо, что Избор услышал как у Иосифа забурчало в животе. Люди кругом молчали, не решаясь ее нарушить.
— Что тут за порядки у вас? Мы по своим делам едем, никого не трогаем… — наконец сказал Избор, уже понявший, что драться все-таки придется..
Уедите тогда, когда князь вас отпустит.
— Почему это?
Исин поднялся и встал рядом с Гаврилой. В его голосе не было высокомерия, а только любопытство.
— Проповедников Ислама у нас принято выдворять из города по частям.
Они его поняли, но воин не удержался и добавил.
— Сперва одну ногу, потом другую… И все по разным дорогам.
— Ладно, — перебил его Избор. — К нам-то это как относится? Мы мирно едем…
Воин не стал его слушать. Он крикнул и из-за его спины в корчму полезли вооруженные люди.
— Никто не имеет права проповедовать ислам в нашем городе!
— Мы и не собирались делать этого… — честно сказал Избор, прикидывая сколько до ближайшего окна.
— Старик утверждает обратное.
— А ты его знаешь?
— Я и тебя не знаю… — Он сделал нетерпеливый жест рукой. — Ничего. Князь разберется.
Избор почесал затылок.
— Что-то я не верю в вашу справедливость…
— Ничего. Пытка покажет виновного, — уверено, словно изрекал непреложную истину, произнес стражник.
По заду пронесся легкий шум. Сидельцы как один закивали — кому как не им знать, что воин говорит сущую правду. Но Избор не поверил и им.
— Боюсь в это раз все будет по-другому…
— Пытка покажет, — повторил воин.
— Пытки не будет, — сказал Избор. — Пытать будет некого.
Воин пожал плечами, оставляя последние слова на совести богатыря.
— Старика я сейчас убью, а нас вам не взять…
— Уж не Аллах ли помешает мне сделать это?
Избор несколько мгновений решал не шутит ли его враг и так и не поняв ответил, неопределенно пошевелив пальцами.
— Не знаю как случится в этот раз, но обычно мы в состоянии постоять за себя не прибегая ни к чьей помощи…
Избор рассчитывал получить в ответ хотя бы оскорбление, а получил улыбку и слова.
— Твои друзья хороши, но у меня друзей больше и у каждого по мечу.
Люди у него за спиной поняли это как приказ и вытащили оружие.
— Человек с мечом это еще не воин.
Воин засмеялся, увидев слабость там, где ее не существовало.
— Что ж, — сказал Исин. — Все слова сказаны. Осталось только проверить насколько твой язык длиннее меча.
— Зря я с вами говорил… — вздохнул воин. — Взять их и доставить к князю.
Обходя его воины сдвинулись с места. Избор переглянулся с Гаврилой и кивнул на окно. На пути к нему пока никого не было, но Гаврила отрицательно качнул головой и кивнул на дверь. Где-то там, за рядами воинов блестели восторженные глаза Иосифа.
— Нет Через дверь. Там Иосиф и этот проклятый старик. В конце концов там и до ворот ближе…
Избор пожал плечами. Он допил кувшин и разбил его о чью-то голову.
— Если вспотеешь — предупреди…
— Чего предупреждать. Если что сами увидите…
Он огляделся и с горечью добавил.
— С этими разве вспотеешь?
Глава 31
Гаврила рывком опрокинул стол и в грохоте и журчании бьющихся кувшинов затерялся вопль хозяина, уже посчитавшего во что ему обойдется все то веселье, что тут намечается. Гаврила окинул взглядом полутемный зал.
— Хорошие вы люди, — сказал он вынимая меч. — Даже жаль вас немного…
Богатырь отбросил стол, что стоял справа от него и когда шум вылетел в дверь сказал:
— Сейчас я досчитаю до десяти, и тот, кто хочет остаться целым, пусть уходит. А из тех кто останется мы с друзьями зипунов понаделаем. У нас зимы холодные…
Он начал медленно считать. Голос рассекал монолит времени на гранитные глыбы мгновений. Когда он сказал «восемь» корчма опустела. Пришедшие есть и пить драться не желали и к этому счету остались только те, кого сюда привел не голод, а долг службы.
— Ну вот и все, — сказал Масленников. — Кто не спрятался я не виноват!
В темноте за прилавком стонал и ломал руки хозяин. Он бросился, было собрать посуду, но в темноте ему заехали по шее и он стал первой жертвой в еще даже не начавшейся схватке. Откатившись к стене он поднялся, утирая кровавые сопли.
— Круши гадов! — заорал вдруг Исин — Они хозяев обижают!
Избор подхватил табурет и бросил его в строй воинов. Грохот заглушил горестный крик хозяина:
— Боги! За что это?
— За гостеприимство, — ответил Избор. — За любовь к ближнему!
Он прыгнул вперед и ударил начальника отряда в горло. Тот не ждал удара и не успел увернуться. Кадык хрустнул, как снежок, расколовшийся о ствол дерева и, потеряв голос, тот упал на обломки стола. Воевода попытался достать его ногой, но тот оказался опытным бойцом и не смотря на полученный удар сумел откатиться в сторону и подняться на ноги. Его шатало от боли, но поднимался он уже с мечом в руке. Тогда Избор по козлиному скакнул вперед и не дал тому взмахнуть оружием. Ударом ноги он отбросил его к двери, точнее в саму дверь. Если тот и хотел вскрикнуть, то никто не услышал его крика. За какую-то долю секунды он долетел до двери, вышиб ее спиной и исчез на улице, а в раскрытую дверь Избор увидел городские ворота и лениво гревшихся на солнышке стражников.
— За мной! — крикнул воевода. — Делай как я!
— За ним! — крикнул Гаврила, думая о главном стражнике.
Те, кого предводитель отряда привел с собой, попытались сомкнуться за спиной Избора, но друзья не позволили им этого. Прикрывшись столом как щитом воевода рванулся наружу. По грохоту, что возник позади он понял, что Исин с Гаврилой понял его буквально. Тоже подхватив по столу, они пронеслись сквозь строй врагов, до хруста придавив четверых, стоявших ближе к двери. За пару шагов до нее Гаврила развернулся, как огромный волчок, и бросил стол в тех, кто еще стоял на ногах, не поспевая за событиями.
Как набежавшая волна клонит речной тростник, так и стол заставил согнуться грозных княжеских дружинников. Один миг и корчма заполнилась лежащими людьми. Все они, словно сговорившись, совершили одно и то же движение — упали на пол, ухватившись за животы, и одинаково застонали, как люди мающиеся брюхом…