такое на самом деле. До стены осталось на больше двух поприщь, как Избор сказал:
— А я, кажется, знаю кто там…
— Кто?
— Покойники.
Гаврила дернул повод, останавливая коня и следом за ним встали все остальные. Даже Иосиф теперь не рвался вперед, а смирно стоял за Избором. Тот из-под ладони долго смотрел на город и спросил неизвестно у кого.
— Приклеены они там что ли?
— Да хоть гвоздями прибиты, — в сердцах сказал Исин. — Нам-то что до этого? Насквозь проедем и забудем.
— Не люблю, когда гвоздями приколачивают…
— Зато у людей на виду.
— Все равно не люблю…
За спиной послышались неторопливые шаги. Даже не оглядываясь, Гаврила понял, что идут несколько старых или очень уставших людей. Когда они поравнялись, он, не отрывая взгляда от стен, окликнул их.
— Что за город, почтенные?
Избор слегка поморщился от тона. Гаврила, вернув себе естество, а может быть еще не отойдя после схватки с разбойниками, говорил грубо. Надменный тон вопроса предполагал ответ тихий, но путники его удивили. Все четверо одновременным движение они набросили на головы капюшоны плащей, словно вид одной лысины и трех пыльных шевелюр мог оскорбить богатырей и дрожащими голосами, вразнобой, ответили:
— Труповец.
— Подходяще называется.
Он не стал больше ждать и пустил коня в галоп. Название города ничего ему не сказало, но даже не зная что там за люди хорошего от такого названия ждать не приходилось. Странники отстали, а в душе Гаврилы осталось ощущение близкой беды. Опасность он ощущал вещью, которую куда-то убрал и не мог найти, но он точно знал, что вещь эта где-то есть и она, к сожалению, никуда не делась…Беда могла прийти откуда угодно. Хоть со спины. Он оглянулся и взгляд его наткнулся на странников все еще неподвижно стоявших у дороги.
— Напугали мы их…
Избор обернулся.
— Кого? Странников? Чем?
Масленников покачал головой.
— Не знаю. Вон стоят, как примерзли. Дальше не идут…
Исин, смотревший на стены, ответил, так и не обернувшись.
— Кто тут нас знает?
— Ну… Это хорошая слава лежит, а дурная — бежит.
Гаврила засмеялся.
— Нас не обгонит.
— Вся наша слава за горами, — с удовольствием сказал Исин. — Вон там сейчас весело… Ковры летают, песиголовцы бегают, остроголовые мечутся… Красота.
Избор укоризненно посмотрел на хазарина и постучал пальцем по лбу.
— Что радоваться? Туда и направляемся. Насмотримся еще этой красоты.
Стены выросли и загородили небо. Все там было так, как говорил Избор — вдоль всей стены висели люди.
— Колдовство! — сказал Иосиф.
— Вот сейчас поближе подъедем и сразу разберемся — колдовство или нет. Как начнут сейчас покойнички со стен прыгать…
Но все обошлось без колдовства. Кто висел на стене, тот на ней и остался.
Створки ворот оказались распахнуты настежь и там стояли сборщики воротного налога. Город давал всем возможность укрыться от разбойников, продать свой товар и наконец просто отдохнуть после долгого пути, а за все за это следовало платить звонкой монетой. Избор не торгуясь, бросил серебряную денежку и провожаемые восхищенными взглядами (халат, халат!) они попали внутрь.
Сразу за воротами маленькая площадь разбегалась в разные стороны пятью улицами. На одну из них сворачивали повозки с горами снеди и Гаврила направил коня следом.
— Куда? — спросил Исин. — Зачем?
Полуобернувшись и сдерживая коня Гаврила сказал.
— Как куда? На базар. Зачем мы сюда ехали?
Иосиф посмотрел на Избора.
— А зачем?
Тот хлопнул себя по груди.
— Нам нужна лавка золотых дел мастера.
Освещенный солнцем халат сверкал всеми цветами радуги. Избор в нем искрился как сугроб в солнечную погоду.
— Продадим камни, приоденемся, станем на людей похожи и только нас тут и видели.
Он передернул плечами.
— Неуютно мне тут как-то.
— Предчувствие? — насторожился Исин, уловив в словах воеводы скрытое беспокойство.
— Называй как хочешь, но чем дольше мы тут задержимся, тем крепче жалеть потом будем.
Гаврила кивнул и повернул коня на улицу поспокойнее.
Едва они покинули площадь, как на нее вбежали четверо путников, которых богатыри обогнали, подъезжая к городу. Придерживая полы халатов и не обращая внимания на ругань возниц они обежали площадь, забегая в начало каждой улицы и вновь собрались перед воротами. Им свистели вслед, смеялись, но вообще то обратили внимания не больше, чем на сумасшедших.
— Ну? — грозно спросил лысый и бровастый старик. — Где эти мерзавцы?
Двое промолчали, деловито оглядываясь, и отвечать пришлось самому младшему.
— Они исчезли, Визуарий!
Глаза старика начали выкатываться из орбит.
— Да я тебя… В жабу… В труху…
Старец побледнел, упал в ноги. Тогда дар речи обрел другой старец.
— Да тут они где-то, Визуарий. Тут. Раз в город вошли, значит дела у них тут…
— И тебя в жабу, — пообещал главный старец. — В песок, в щебень…
— В песок, в щебень… — задумчиво повторил до сих пор молчавший старик. Визуарию эта задумчивость не понравилась и он набрал в грудь воздуху. Неясно чем бы все это закончилось, если б старик не сказал:
— Не надо… Знаю, что можешь…
Главный старик несколько мгновений держал воздух в груди, раздумывая чем выпустить его — то ли легким свистом, то ли проклятьем. Увидев нехороший блеск в глазах Визуария и чувствуя, что все висит на волоске старик добавил.
— До Круторога с Хайкиным совсем не далеко. Береги силы.
Только после этого старик выпусти воздух. Заметно успокоившись самый младший старик спросил.
— Зачем они нам. Визуарий? У них своя дорога, у нас — своя.
— Дурак! — с чувством сказал старый волшебник. — Недоумок…
Он посмотрел на убитого презрением старика и тот тут же закивал соглашаясь.
— Одна у нас дорога. Я всех своих врагов и не знаю… А может они из первых будут? Второй раз на моем пути…
Он с едкой усмешкой посмотрел на потупившихся спутников.
