пальцы он провел по груди раз, и другой, и третий.
Ковчежца не было.
— Сон… — сказал воевода. Под взглядом хазарина он копался и копался за пазухой, пока утренний холодок не сбросил с него остатки ночного сна.
— Ковчежца нет, — сказал он.
— Что?
— Ковчежца нет, — шепотом повторил Избор. Сейчас он, как и в нынешнем ночном сне, видел себя со стороны, словно душа его вылетела из тела и висела за плечами у хазарина.
— Гаврила! Гаврила! — заорал Исин пятясь от Избора. — Гаврила!
За спиной у Избора затрещало. Так и не вынув руки из-за пазухи воевода обернулся. Из темных кустов, переплетенных ночным мраком вылезал Гаврила. В нахмуренных бровях его не было гнева, а только недоумение.
— Нет его, — сказал он. — Куда подевался? По нужде если только…
— Ковчежец пропал! — сказал Исин. — Талисмана больше нет!
Еще думая о том, куда мог запропастился в лесу мальчишка, он посмотрел на Избора.
Январский снег был темнее лица воеводы. Не подчиняясь голове руки его сами собой начали бесполезную работу сызнова. Гаврила дернулся, словно его сверху саданули клевцом. По лицу попеременно проскочило несколько выражений — недовольство, оттого, что его отвлекают от важного дела, потом недоверие и только потом, когда он разглядел глаза Избора — страх. Он подскочил к нему и не тратя время на слова сам, руками, обстучал груди и спину воеводы. Избор не сопротивлялся. Все также молча Масленников обшарил траву в том месте, где спал тиверец.
— Где? — наконец спросил он.
— Не знаю… Нет.
Масленников сразу понял, что все, что тут происходит — не шутка. Несколько мгновений он крутил головой не зная что сказать — слишком уж много всего случилось за столь короткое время — и «Паучья лапка» пропала и Иосиф потерялся…
— Следы! — наконец сообразил Гаврила. — Ищите следы!
Исин ухватился за эти слова как за спасение. Нужно было делать хоть что-то.
— Следы! Следы-то должны были остаться?
Почти обнюхивая землю хазарин пробежал под деревьями. Кусты сомкнулись за ним, а Гаврила опустился на колени и по раскручивающейся спирали начал осматривать поляну. Избор, все еще оглушенный случившимся, смотрел на него, пока он не поднялся во весь рост.
— Нет следов!
— Не нашел? — Исин высунул голову из кустов.
— Нет следов, — упрямо повторил Гаврила, глядя воеводе прямо в глаза. — Если бы были, то нашел. А их просто нет.
— Кто ж такой нашелся, что ребенка и талисман украл, а следов не оставил?
Избор сказал это и вдруг его словно громом оглушило. В одно мгновение все сложилось один к одному и он понял, кем должен был оказаться вор, не оставивший ни следов, ни талисмана.
Гаврила, похоже, догадался до этого немного раньше и теперь ждал, что Избор подтвердит его догадку.
— Нет, — сказал Избор, почувствовал слабость в ногах и опустился на землю. — Нет!
Гаврила молчал, на его лице все четче проступала уверенность, что все это правда.
— Как это? Нет! Не может быть!
— А почему? — наконец разжал губы Масленников. — Почему не может быть? Что мы о нем знаем?
— О ком вы? — спросил еще ничего не понявший Исин. — Кто Иосифа украл?
Избор вскочил и начал суматошно собираться.
— Пошли отсюда!
— Зачем?
Задав вопрос Гаврила глядя на воеводу и сам начал застегиваться и проверять все ли на месте.
— Муря нужен. С зеркалом своим. Он нас искать будет, а хрен он нас в этой чащобе отыщет.
Гаврила давя в себе желание прямо сейчас побежать и что-нибудь сделать обстоятельно похлопал себя по бокам, по груди, с таким видом, словно рассчитывал найти там пропажу.
— Найдет. Нас теперь кто хошь найдет… — Пробормотал он. Оторопь уступила место злости.
— Ну может и найдет, а только как он сюда спуститься…
Утро уже бродило в лесу, хотя солнце еще не поднялось, и под кронами еще растекался сырой мглистый свет от ущербной луны. Глядя на смятую траву, еще хранившую отпечаток мальчишеского тела он вспомнил вчерашнее обещание Гаврилы пересчитать по утру всех врагов и сказал, глядя тому прямо в глаза:
— А врагов-то у нас на одного больше стало!
…Устало прикрыв глаза Санциско спокойно поглаживал подлокотники дубового кресла, забавы ради, пытаясь кончиками пальцев проследить как меняется резной узор. Пальцы нащупывали непрерывную череду превращений, где бутоны цветов, связанные в узлы превращались в летящих коней. Он вел эту линию пальцами до тех пор, пока они подлокотник не кончился. Его собеседник не решался нарушить затянувшееся молчание и тоже молчал. Тогда маг открыл глаза и сказал.
— Так что, Тьерн чудеса действительно возможны…. Если б они подержали талисман открытым еще несколько минут, то…
Он покачал головой, не желая говорить о грустном.
— Но, как видите, со мной все обошлось и место Главы Совета все еще занято…. Да и барон сделал все так, как и обещал. Талисман теперь у нас.
Глаза у Тьерна Сельдеринга открылись широко, став похожими на витражи Императорского дворца. Он несколько раз вздохнул успокаиваясь.
— Это были знатные враги. Я думаю мы должны воздать должное их силе и мужеству.
Тьерн произнес это с такой ненавистью, что это даже покоробило Санциско. Слишком много личного слышалось в нем, слишком много человеческого…
— Это значит… — начал Глава Совета, но Тьерн не в силах сдержаться крикнул:
— Убить! Всех! До единого!
— Убить? — маг задумался. — Убить?? — повторил он, размышляя над тем, какую пользу можно извлечь из трех трупов. — Убить?
— Да! — подтвердил Тьерн. Он ударил кулаком по столу. — Кровь за кровь…
«Шишка за шишку…» — подумал Глава Совета.
Санциско вспомнил каким был Тьерн всего лишь несколько дней назад, когда он нашел его избитого и униженного и чуть было не улыбнулся, но взял себя в руки. Предложение Сельдеринга было уже плохо не только тем, что от него не было никакой пользы, но и тем, что исходило от него самого. Может быть он уже не был врагом и соперником для Главы совета, но он не был другом.
— Пожалуй нет… Убивать их не стоит… — сказал Санциско. — Не тонкая это работа.
Нарочито покряхтывая (кости груди все еще болели, как это часто бывало после действия мертвой воды) он поднялся и в размышлении прошелся перед шаром.
— Поступим иначе…
— Если им оставить жизнь, то они опять попытаются разрушить наш замысел.
— Наш? — спокойно и холодно удивился Глава Совета.
— Твой, — поправился Тьерн, опустив глаза к земле. — Твой замысел…
В одно мгновение он стал похож на улитку, которая после мягкого касания тут же втягивает в себя грозные рожки и прячется в раковину. Санциско не выдержал и улыбнулся. Тьерн опустил глаза.
— Они как тараканы, — не поднимая глаз сказал он. — Всегда откуда-то появляются…
Санциско молчал, раздумывая как быть дальше. Ему, думавшему о судьбах Империй, вдруг стало любопытно управиться с судьбой трех врагов, пройтись по ней не грубым топором, как этого хочет Тьерн, а
