Мифы Чернобыля

Журналист на минуту появляется на экране рядом с Асмоловым:

А были ли люди, которые сыграли роковую роль для атомной отрасли? Люди, чью деятельность вы расцениваете как крайне вредную. Можно даже не называть фамилий, просто в принципе, — спрашивает наш засланный казачок в клан Гессеров.

Реплика (математик, 35 лет, хитренько):

— Все вы хирурги, нет среди вас ни одного терапевта, — скажут в 1988 году некие Стругацкие из города Ташлинска.

— Нет, вы понимаете, даже самые плохие наши люди — они все равно люди из этой жизни, — продолжает его В. Асмолов, — они любили то, чем они занимались. Они могли ошибаться. Я просто помню передачу, которая вышла после Чернобыля. Анатолий Петрович (Александров) позвал меня на эту передачу. Это было 'Пятое колесо' с некой Беллой (Курковой, наверное), вы уже не помните такую? Это была такая первая прогрессистская ленинградская передача, начало перестройки… Пришла некая девушка. Анатолию Петровичу на тот момент было под 90. 1986 год для Александрова, чтобы вы понимали, был страшный — он потерял жену, и взорвалось то, что, по его понятиям, никогда взорваться не могло — атомная станция — не бомба. Для него это был дикий удар. Я просто знаю этого человека — суперуникальная личность. Я уже не буду говорить другие слова… И он меня позвал просто поприсутствовать в этой передаче, потому что, ну, не хотел он один на один оставаться с журналистами, для меня-то, для молодого, в общем-то, человека это было лестно, что он ко мне так хорошо относится.

И девушка задает ему вопрос: 'Анатолий Петрович, а что для вас был Чернобыль?'

И он ответил, подумав минуты полторы, ответил, с моей точки зрения, очень честно. Он сказал: 'Чернобыль — это трагедия всей моей жизни'. И когда эта девушка ему заявила: вы очень легко к этому относитесь, — я вынужден был встать и сказать все, что я думаю и про эту девушку, и про ее взгляды. Сняли великолепно — телевизионщик подъехал снизу, взял меня с нижнего ракурса наверх, учитывая мой рост и габариты, получился просто ядерный монстр. И говорил я убежденно и все, что думал. И получилась великолепная передача по ленинградскому каналу. И вот на примере Анатолия Петровича, которого обвиняют… В чем его можно обвинить? Его обвиняли в том, что в 1970-м году была точка бифуркации: на ленинградской площадке должны были ставить ВВЭР, а не РБМК. Понять можно — промышленность не справлялась, корпусов делать не могли в таком количестве, а казалось, что нужно было супербыстро развивать атомную энергетику. Решения Политбюро, ЦК Партии, правительства и т. д. Начали делать РБМК.

Писатель Г. Медведев, который опять присутствует на наших семинарах, потому что его книгу читали все участники, появляется цитатой на экране:

'А. П. Александров сожалеет о том, что США использовали случай на АЭС Тримайл Айленд в качестве предлога для замедления темпов дальнейшего развития ядерной энергетики. Он убежден, что мировые запасы нефти и газа иссякнут через 30–50 лет, поэтому необходимо строить АЭС во всех частях света, иначе неизбежно возникнут военные конфликты из-за обладания остатками минерального топлива. Он считает, что эти вооруженные столкновения произойдут только между капиталистическими странами, так как СССР будет к тому времени в изобилии обеспечен энергией атома'.

В контексте честной и неангажированной работы 'Чернобыльская тетрадь' А. П. Александров не злодей, но и не Гессер.

Реплика:

— Кто прав-то?

В нашу Будущую постиндустриальную Россию хочется взять их всех. Потому что обглоданная кадрами страна вполне могла бы. списать разногласия спецов высокой пробы на 'милые дерутся, только тешатся'.

А. П. Александров ушел раньше.

Из креативного пиаровского 'сегодня' мы бы им врезали, конечно, на 'Пятом колесе', той — самой прогрессивной передаче, времен перестройки. Мы бы не стали оправдываться, мы бы, пожалуй, дали такой бой 'легкости нашего восприятия', неважно, было ли это журналистским ходом, или просто 'так встали звезды'. А наши студенты, они же эксперты, друзья и пассажиры поезда в Будущее, вообще смеялись бы, в голос от интерпретаций. 'Мертвый бармен — до меня дошло!' — процитируют они американский фильм 'Догма'. У них нет ничего святого… это отлично. Им смешно над нашим боевым духом. Они не помнят Беллу Куркову. Им будет на каком горючем ехать в Будущее.

Наши вспоминающие деликатны. И благородны. А следующее, наше, поколение зубами вцепилось в постиндустриальный барьер и висит на нем, нам не до приличий. Молодежь спрашивает нас, смеясь: а как же в таком виде есть и целоваться? Мы, как та ворона, отцепляемся и прыгаем на землю, слегка подвернув ноги. Молодежь, хохоча, помогает нам встать. Мы рассказываем им в знак признательности о том, что узнали у героев прошлого.

Вот вам и конфликт поколений.

В. Асмолов пишет:

'Я понял, что именно надо знать для того, чтобы быть абсолютно уверенным, что этого не может быть никогда, потому что этого не может быть никогда'.

Молодежь комментирует, что это понимание — уровень искусства, а не технологии. И нам его не взять с собой через барьер, хоть тресни… А надо бы было… Иначе будет, как в том фантастическом кино: 'Ну реакторы у них еще работают, но чинить их они уже не умеют, так что пройдет еще 20 лет…' Ух, как плохо в гедонистическом будущем без энциклопедистов. Еще хуже без школ, передающих технологии. Потому что отсутствие этих двух пунктов означает: и без реакторов…

В. Асмолов нам лично не особенно нравится, потому что он похож на большого ребенка, умного, аж жуть, у него детское восприятие и нешуточная подростковая уве-ренность в своей правоте. Он даже опасен. Такие люди составляли основу инноваций в системе Советский Голем. Они были золотой костью. Не выросшие дети, не постаревшие взрослые. Он жутко понравился молодежи, потому что он ближе к ним, чем к нам. Он почти сумасшедший. А мы принудительно повзрослели при попытке делить имущество и остались родителями своих внутренних детей. Творчество без детства затухает, точно также, как без эгоизма не случается любви.

Тут молодежь согласна с нами. Рассуждать — не делать!

Асмолова окрестили старикашкой Бромбергом. Это почетно.

В. Асмолов: 'И дальше родилось совершенно новое поколение ребят, которые в своей отдельной части знания очень сильны, а вот люди, которые занимались бы Проектами как целым, которые обеспечивали понимание и знали бы об атомной станции от А до Я, — таких нет. Профессионалы есть. Сегодняшних 50-летних нет. Они вышиблены или вывезены. Они — только специалисты, но они не руководители. Еще немножко так поработаем — и 40-летних не будет. Сегодня Виктору Алексеевичу тому же — 77, Лунину, Пономареву — им под 80 всем, им было 40, когда я пришел на работу. Будем так говорить, они не ушли вовремя. Не ушли вовремя из управляющей системы. Они не отдали возможность некоторым, таким как я, которые возьмут систему управления и принятия решений… но есть много людей, которые не хотят туда. Их надо бросать в пекло, чтобы они понимали, что за решения они ответственны. Этот процесс был прекращен…'