Предложенная модель позволяет выделить девять возможных цивилизаций (с точностью до направления обхода), что меньше, нежели в классической дихотомической схеме (шестнадцать), но явно больше, чем наблюдается в действительности.
Схема 'мета-онтлогических вращений' показывает, что природа цивилизаций может меняться, хотя и очень медленно, поскольку изменение подразумевает многократный обход 'координатной системы', накопление изменений и затем трансформацию господствующей технологии. Наиболее вероятен переход на другой иерархический уровень: например, развитие от ПОЛИСа к КОСМОСу, либо, напротив, деградация КОСМОСа до НОМОСа. Цивилизация может выстроить некий промежуточный структурный уровень. Чаще всего это свидетельствует о системной катастрофе и редукции 'государственной административной картинки'. Так, НОМОС может истончиться до ЛЕГОСа, цивилизационной структуры, в которой единый закон, пронизывающий все стороны жизни и порождающий внятные поведенческие стандарты, редуцируется до юридического, установленного людьми и для людей закона. Человек, существующий внутри ЛЕГОСа, считает, что 'правовое общество' охватывает не только носителей разума, но также животных и даже мертвую природу. Мир НОМОСа довольно неуютен (с точки зрения КОСМического мышления), но он самосогласован и способен к развитию. Мир ЛЕГОСа можно понять как пародию, карнавал, шутку, но эта шутка повторяется из года в год, из десятилетие в десятилетие – с совершенно серьезным видом. Конечно, рано или поздно 'больная' цивилизация либо выздоровеет: восстановит у себя НОМОС, создаст КОСМОС или найдет новую жизнеспособную цивилизационную структуру, – либо умрет.
Современные Западные культуры[6] больны ЛЕГОСом, что характерно для США и большой части Западной Европы, ТЕУСом[7] (изолированная, но вместе с тем едва ли не самая Западная из всех культура Ватикана), ТЕХНОСом[8] (исчезнувшая советская цивилизационная структура).
КОСМОС и ПОЛИС также имеют свои 'больные' подуровни. Так, первый может вырождаться в ЛИНГВОС (культура, построенная на сугубо языковом формате) или ЭТНОС (это рождает совершенно фантастический, но короткоживущий оксюморон – моноэтническую империю). Второй, обычно, сводится к потерявшей трансцендентную составляющую МУНИЦИПИИ – самоуправляющейся общине, не имеющей информационного гения-покровителя своего существования, утратившей миссию развития и смысл существования.
В процессе естественного развития цивилизации (например, от НОМОСа к КОСМОСу) могут возникнуть весьма необычные ситуации, когда маршрутизация, задающая господствующую технологию и вместе с ней цивилизацию, проходит 'план' людей на уровне КОСМОСа, в то время как мир идей еще сохраняет характерные для НОМОСа структуры. Такое противоречие есть повод и причина развития.
В этой связи нет необходимости беспокоиться (в долгосрочной перспективе) по поводу деятельности современного политического ислама. Он – всего лишь структура, временно пытающаяся на КОСМическом уровне оперировать НОМОСными смыслами.
Домен, социальная форма Северной цивилизации
'Невооруженным глазом' в современном глобализованном мире можно разглядеть три основные цивилизации, причем если различие между 'Западом' и 'Востоком' прослеживается на протяжении всей мыслимой истории, то цивилизация 'Юга' существенно более молода. Заметим, что 'Юг' занимает всего одну геополитическую 'единицу' – Афразию, а 'Восток' – две. Все остальные геополитические блоки либо находятся под прямым управлением 'Запада', либо так или иначе соотносятся с ним.
В рамках традиционного дихотомического подхода Запад есть цивилизация, базисными принципами которой является развитие[9] (время), личность, рациональное и материальное. Восток отличен от Запада во всем: это цивилизация 'дао' (пространство, соответствие), ориентирована на коллектив, трансцендентное и духовное. Отношения между Западом и Востоком могут быть выражены формулой 'интерес, но не конфликт': этим цивилизациям нечего делить – каждая из них владеет той 'половиной' мета-онтологической системы координат, которая представляет для нее ценность.
Юг гораздо ближе к Западу, чем к Востоку, и не зря ислам рассматривается рядом исследователей как христианская по своей сути цивилизационная структура. Ориентиры Юга – время, рациональность, материальность. Но – масса вместо личности.
Теория идентичностей предсказывает, что чем меньше различия в аксиологии (системе ценностей) и чем они при этом существеннее, тем ярче конфликт идентичностей. С этой точки зрения Югу есть что делить с Западом, и тревога С. Хантингтона вполне оправдана.
В рамках нового мета-онтологического подхода вырисовывается следующая картина. Запад весь лежит на КОСМическом уровне, но его культуры имеют 'родимые' пятна своего различного происхождения. Если Североамериканские Соединенные Штаты изначально строили у себя КОСМОС, то средневековая Европа представляла собой царство ПОЛИСов, а Ватикан и Франция, 'старшая дочь католической церкви', все время воссоздавали классические НОМОСные системы отношений. Так что сегодняшнее единство вполне может вылиться в серьезный раскол по линии господствующей архетипической иерархии.
Для Запада начальной и конечной точкой маршрутизации является человек (ориентация на личность), направление мета-онтологического вращения рационально – онтодеятельность предшествует мыследеятельности, а последняя социодеятельности.
Для Востока маршрутизация начинается в мире идей, направление обхода рационально – от мира идей в мир людей и лишь затем в мир вещей: социодействие предшествует онтодействию, оргпроект – проекту. Характерный иерархический уровень – НОМОС.
Наконец, Юг начинает технологические маршруты в мире вещей, находится на иерархии НОМОСа[10] и обходит координатную систему в том же направлении, что и все остальные, – рационально. Можно себе представить Юг, овладевший космическим уровнем иерархии, но это будет уже совсем другая цивилизация, и 'совсем другая история'.
Итак, восемь цивилизаций С.Хантингтона свернулись в три, причем Запад остался Западом, и в этом смысле название одной из глав труда американского исследователя идеально отражает содержание: 'Запад против всех остальных'. Различие между замкнутыми, живущими в остановленном (с точки зрения европейца) времени буддистской и конфуцианской культурами мы определили как цивилизационно несущественное. Может быть, зря. Исторически Китай всегда придерживался 'рационального' направления обхода, в то время как в культуре Индии прослеживаются трансцендентные устремления. В перспективе это может оказаться важным, но, впрочем, не в рамках стратегического подхода С. Хантингтона.
Что действительно вызывает недоумение, так это выделение в самостоятельную сущность Японской цивилизации. Даже сами японцы не скрывают, что их утонченная культура представляет собой крайнюю, 'островную' форму культуры Китая, из которого Страна Восходящего Солнца заимствовала все – от иероглифов до единоборств. Если считать особенности японской культуры настолько существенными, то и Запад придется разделить на несколько фракций: различие между США и Германией заведомо сильнее, нежели между Китаем и Японией.
Относительно латиноамериканской 'цивилизации' все уже сказано. Нельзя же в самом деле использовать страницы геополитического трактата для обоснования империалистических устремлений, к тому же давно удовлетворенных… Проблема Африки остается открытой. Можно согласиться с С. Хантингтоном, что 'там' что-то формируется, но это 'что-то' станет кризисом завтрашнего дня.
И еще остается Россия, которую С. Хантингтон, вероятно по договоренности с РПЦ, именует 'православной цивилизацией', хотя едва ли 10% ее населения серьезно относится к религии, и вряд ли более 1% из числа 'относящихся' способны внятно объяснить, чем православные отличаются от католиков.
Россия, в особенности Россия Петра, как правило, претендовала на роль самостоятельной культуры в рамках Западной цивилизации. Это стремление стать частью Запада подогревали тесные контакты петербургской элиты с европейскими столицами. Как следствие, Петербург, столица и воплощение Империи, быстро приобрел имидж города более западного, нежели сам Запад. В советское время этот образ несколько потускнел, но до конца не стерся.
Постперестроечные события похоронили надежды российской интеллигенции на действительную унию с западным миром. Во-первых, выяснилось, что никто не ждет Россию в этом мире. Во-вторых, оказалось, что именно теперь Евро-Атлантическая цивилизация вступила в период глубокого кризиса, да к тому же оказалась на грани войны. Наконец, в-третьих, определилось, что, следуя путем 'конкордата', Россия не только найдет, но и потеряет. Может быть, не столько найдет, сколько потеряет.
