душевное смятение и заклеймена как одержимая дьяволом или бесом – неважно, какое толкование данного слова мы возьмем. Я нахожу нужным поставить под сомнение правомерность подобного поведения и ограждать от него детей и дальше. Поэтому судебный запрет, наложенный на подобное поведение, остается в силе до тех пор, пока дело окончательно не решится в суде.
То же самое относится к телесным наказаниям в школе.
Государство заинтересовано в защите своих детей, и во многих случаях суд признавал телесное наказание не правомерным. Хотя в нашем обществе существует свобода религиозных убеждений, вероятность жестокого обращения с детьми по-прежнему остается, поэтому я считаю уместным по просьбе миссис Брэндон продлить срок действия судебного запрета до окончательного решения дела в суде.
Что же касается двух следующих обвинений – «в излишне интенсивном религиозном обучении, вредном для детей» и «религиозной дискриминации» – то я соглашусь с мистером Корриганом в том, что это довольно расплывчато сформулированные обвинения, которые суд не может признать справедливыми и обоснованными. Суд согласен с тем, что это вопрос религиозной веры, и совершенно очевидно, что школа Доброго Пастыря никогда не скрывала своих убеждений и позиции – а следовательно, миссис Брэндон прекрасно знала о религиозной направленности курса еще до зачисления ребенка в школу. Если истица утверждает, что вероучения христианской церкви противопоказаны любому ребенку, тогда пусть ее адвокат возбудит в суде дело по данному вопросу.
Что же касается заключительного обвинения – «в использовании федеральных фондов» – то миссис Брэндон уже забрала дочь из школы, и, поскольку последняя не получает более никакой платы за обучение Эмбер из жалования миссис Брэндон, о дальнейших нарушениях закона и причинении какого-либо вреда говорить не приходится – до окончательного решения дела в суде. Этот запрет представляется спорным, а следовательно, снимается.
Я подпишу постановление суда после того, как защита обеих сторон внимательно с ним ознакомится. Адвокаты должны обсудить все пункты постановления, прежде чем оно вступит в силу. Если у вас возникнут разногласия, позвоните моему секретарю.
На сегодняшний день я отвожу просьбу истицы о том, чтобы ответчики предоставили информацию о плате за обучение. Возможно, данный вопрос потребует дальнейшего разбирательства, а возможно, и нет – но это вопрос важный.
Вынося такое постановление, я не хочу сказать, что все претензии истицы необоснованны – просто не все ограничения, которых потребовала сегодня сторона обвинения, правомерны и оправданны. Все это дело будет слушаться в суде в установленном законом порядке. – Эмили Флетчер подняла судейский молоток и резко постучала им по столу. – На сегодня слушание дела закончено.
– Встать! – сказал помощник судьи, и все присутствующие встали. Когда судья Флетчер удалилась, в зале поднялся гул голосов.
– И что теперь? – спросил Том.
– Теперь ускользаем от журналистов и убираемся отсюда, – сказал Корриган.
– Ну, как мы выступили? – спросил Марк, взяв за руку подошедшую Кэти.
– Что ж, нам еще предстоит долгая война. В общем и целом ясно следующее: ваша школа по-прежнему может работать и вы можете продолжать занятия по обычному учебному плану – но телесные наказания исключаются, и изгнание бесов категорически запрещается. Судья сказала, что вам не нужно представлять список учащихся с информацией о плате за их обучение, значит возможной склоки по этому вопросу мы избежали. На мой взгляд, мы хорошо выступили, если учесть, как скверно могло обернуться дело. Пойдемте отсюда.
Миссис Филдс и Парментерам тоже не терпелось задать свои вопросы.
– Так значит школа не закроется? – спросила миссис Филдс.
– Нет, все в порядке, – сказал Том.
Кэти обняла миссис Филдс за плечи и сказала:
– Мы созовем общее собрание, на котором все объясним. Джек Парментер все еще рвался в бой.
– Надо разобраться с этим… сопляком Джефферсоном. Мы не потерпим подобных речей!
– Давайте поговорим об этом в другом месте, – сказал Корриган.
Он направился к выходу, и все остальные вереницей последовали за ним.
За дверями зала сверкали ослепительные фотовспышки; в холле было светло как днем.
– Мистер Харрис! – подскочил к ним первый репортер. – Что вы думаете о постановлении суда?
– Без комментариев, – сказал Уэйн Корриган.
– А ваши дети? – спросил второй репортер. – Как давно их забрали у вас?
«С благословения судьи», – подумал Том.
– Правда ли, что вы пытались изгнать дьявола из ребенка? – спросила женщина-журналист, суя микрофон в лицо Тому.
Корриган схватил микрофон и отвел в сторону.
– Мы намерены вести процесс в суде, а не в прессе. Благодарю вас.
Журналисты не унимались.
– Пойдемте, – сказал Корриган.
Они прошли мимо толпы газетчиков и телерепортеров, окружившей Люси Брэндон и двух ее адвокатов. Речь держал Джефферсон, дававший прессе подробные комментарии:
– …Иного решения мы от судьи и не ожидали. Хотя мы не верим, что родители могут допустить, чтобы их дети занимались по подобному учебному плану и терпели суровое обращение, неизбежно оным предполагаемое, я могу понять, почему судья воздержалась от вынесения окончательного решения на
