задергалась и замоталась, губы быстро зашевелились. Билл нажал клавишу «пуск».
»...идти на этот риск или нет, она добровольно...»
– Здесь, – сказал Джон.
– 0'кей, этот кусок вырезаем... – Билл перемотал пленку к месту отреза и записал показания счетчика времени.
– Таким образом, ты экономишь семь секунд. А как насчет Брюверов?
Джон был категоричен.
– Нет. Брюверы должны остаться – однозначно. Мы просто урежем еще что-нибудь.
– Хорошо, – вздохнул Билл. Он пробежал глазами сценарий.
– А Шэннон Дюплиес? Она много говорит.
– Давай посмотрим.
Билл вынул кассету с губернатором и вставил кассету с записью интервью с Шэннон Дюплиес. На пленке уже были помечены фрагменты, которые они надеялись использовать в сюжете.
Пуск. Шэннон Дюплиес, хорошо освещенная, удобно сидит в кресле и рассказывает журналисту, находящемуся за кадром: «Кровотечение просто не останавливалось, а Хиллари все повторяла: «Только никому не говори, мой отец не должен ничего знать». Пауза.
Билл сверился со сценарием.
– А потом ты говоришь: «Наконец, Шэннон позвонила в «службу спасения» и помощь прибыла...» Джон кивнул, хватая ручку.
– Да, это можно вырезать. Люди знают, как умерла Хиллари... полагаю.
Биллу тоже было жаль вырезать этот кусок.
– Да, скверно. Это сильный момент. – Он перемотал пленку вперед. – Итак, теперь мы добрались до следующей части...
Стоп. Пуск.
Билл и Джон следили глазами по сценарию, пока Шэннон на экране рассказывала: «Ну, сначала появился губернатор. Он пришел навестить меня после смерти Хиллари и все время говорил что-то вроде: «Мы хотим защитить память Хиллари, правда ведь?» и «Никому не нужно знать о случившемся, и я ни о чем не собираюсь тебя спрашивать и думаю, тебе не стоит ни о чем никому рассказывать» – и я сначала не поняла его. Я подумала, ну да, конечно, я никому ничего не расскажу, это личное дело...» – Джон недовольно покачал головой. Абзац в сценарии казался излишне длинным, и Шэннон произносила его слишком долго.
– Ладно, здесь надо выбрать, что вырезать.
– Давай поищем.
Джон пробежал глазами длинный абзац сверху вниз и обратно, в то время как Шэннон на экране продолжала:
»...Но когда я начала учиться в университете, Мартин Дэвин стал регулярно звонить мне, и я поняла, что... в общем, они мне не доверяли. Они собирались не спускать с меня глаз и следить затем, чтобы я выполняла условия сделки, – а я даже не знала, что мы заключили сделку».
– Можно вырезать последнюю часть, про сделку, – вслух подумал Джон.
– Нет, не пойдет, нужно выбросить больше.
– Хорошо, хорошо. М-м-м... вырежи... а что если со слов «я ни о чем не собираюсь тебя спрашивать» вплоть до «личное дело»?
Билл чуть поморщился.
– Вырезать кусок из середины? А у тебя есть какой-нибудь кадр с реакцией интервьюера, чтобы прикрыть вырезку? У Джона мучительно свело внутренности.
– Ох... не знаю. Интервью брал мой друг, и я не уверен...
– Мы можем дать здесь расплывчатый кадр. Это будет выглядеть слабовато, но...
– Нет, тогда просто... просто вырежи все с этого момента, весь кусок... Потом Джону пришла в голову другая мысль: – Но тогда мы потеряем упоминание о Мартине Дэвине.
– Ладно, давай вырежем середину и кусок про сделку.
– Давай.
Вырезали. Проверили показания счетчика времени. Еще вырезали. Проверили показания счетчика времени. Подытожили.
– Две минуты пятьдесят девять секунд.
– Что же делать!
– Ты уверен, что не хочешь вырезать Брюверов? На сей раз Джон ответил не сразу.
– Ну... а можно немного сократить их, не выбрасывая полностью?
Билл запустил кассету с Брюверами.
Дин сидит на диване рядом с Максом.
Дин: «Когда Энни умерла, доктор сказал нам, что смерть наступила в результате токсического шока, но... – Она нервно пошевелилась, пытаясь справиться с волнением. – Мы... мы просто не были уверены в этом и... не знали, куда обратиться...»
Джон нетерпеливо заерзал па месте.
– Ну давай же, Дин, просто скажи это!
– Если ты хочешь оставить этот кусок, придется вырезать слезы и оставить одно заявление. На плач уходит слишком много времени.
– Валяй.
Вырезали. Прокрутили. Проверили время.
– Две сорок пять.
– О нет!
Билл начинал раздражаться.
– Джон, ты не можешь оставить все – тебе надо смириться с этим!
– Хорошо, хорошо.
Он просмотрел сценарий, в отчаянии выискивая еще куски, которыми можно пожертвовать.
– А как насчет этой строчки: «У Макса и Дин Брюверов были подозрения, но они ничего не могли узнать, поскольку им мешали законы о тайне частной жизни в сфере деторождения»?
– Ты имеешь в виду сократить ее?
– Я имею в виду вырезать. Джон болезненно сморщился.
– Но это важный момент! Эти законы... я должен указать на недопустимость...
– Эй, подожди минутку. Разве Макс уже некоторым образом не выразил эту мысль в интервью?
Он перемотал пленку и нашел фрагмент с Максом, пока Джон сверялся со сценарием.
Пуск.
Макс, сидящий рядом с Дин: «...пока ваша дочь жива, вы не имеете права знать, что она делает или что делают с ней. И мы смогли узнать о случившемся с Энни только потому, что она умерла. А мне кажется, это немного поздно».
Билл посмотрел на Джона, ожидая решения.
Джон ненадолго задумался, потом кивнул.
– 0'кей, – сказал Билл. – Выбрасываем целый абзац про законы о тайне частной жизни.
Вырезали. Прокрутили. Проверили время.
– Две тридцать восемь.
Джон в изнеможении откинулся на спинку стула.
– Что ж уже ближе.
33
Губернатор Слэйтер приготовился считать свой рабочий день законченным и надеялся начисто вычеркнуть его из памяти. Дела и повседневная рутина в значительной мере отвлекли губернатора от мыслей о неудачной встрече с Сумасшедшим пророком младшим, после которой он остался потрясенным, раздраженным и рассеянным. Невозможность связаться с Лореном Харрисом и задать ему головомойку еще больше рассердила и вывела из себя губернатора. Что до Мартина Дэвина, то он вообще не оказал никакой помощи, поскольку исчез сразу после изгнания пророка и, казалось, находился где угодно, только не рядом
