— Кх-гм! — подозрительно сощурив глаза, прокашлялся собеседник. — И чем же это соответствует текущему моменту?
— Ну-у... Вспыхнувшим сегодня вниманием к Североморску. А также характеристикой уровня состояния нашего флота... Наверное. Тут ведь все затушевано иронией.
— Не надо смеяться над нашим флотом. У него вполне соответствующий уровень, и я надеюсь, что скоро ты сможешь в этом и сам убедиться.
— Вы меня специально для этого и увезли с собой?
— Получается, что так. Зачем-то Бог да послал же тебя на нашу голову.
— Если о чьей-то голове и можно говорить, то скорее о моей, — потрогал я стягивающую мой лоб повязку.
— Да-да, извини. Это Колесников перестарался...
— Колесникова месяц назад похоронили. Вдова осталась. Я знаю об этом. И Олю знаю. И настоящего Лячина. Но так пока надо, поверь мне...
Я видел, что он крепко мучит себя, решая, посвящать или не посвящать меня в эту странную игру. Но и мне было тоже непросто принять ее правила без объяснения сути.
Не смел раскрыть эту тайну без санкции командира лодки и псевдо-Колесников.
— Насчет имени я не вру — меня, правда, зовут Дмитрием, — убеждал меня он. — А об остальном пока не спрашивай. Командир сейчас думает над этим.
— Ну скажи хоть, на фига вы меня с собой взяли! — приставал я.
— А что с тобой было делать? — вскипел он. — С минуты на минуту над бухтой мог появиться вертолет с Клебановым и всякими московскими шишками, так что лодке нужно было срочно уходить под воду! Не бросать же нам было тебя на берегу без сознания? За камнями у нас была спрятана резиновая лодка, и мы подумали: возьмем тебя к себе на борт, доктор сделает перевязку, а потом мы тебя опять высадим... А тут оказалось, что надо срочно двигаться к Хоконсверну...
— Так мы сейчас возле Норвегии! — не удержался я. — Не за лодкой «Мемфис» ли ведем слежение? — вспомнились мне статьи о ремонтировавшейся в этом порту английской субмарине, якобы как раз и получившей свои повреждения во время столкновения с «Курском».
— Этого я тебе не могу сказать, — сделал каменное лицо Дмитрий. — На такие вопросы может ответить только командир...
И я ждал, когда меня снова заглянет проведать каперанг Лячин. (Или, вернее, «Лячин-2», как я его для себя классифицировал.)
Но пока что мне приходилось общаться только с Колесниковым да с занимавшимся моим лечением доктором — капитаном медицинской службы Алексеем Борисовичем Станкевичем (я уж и не стал спрашивать, как его зовут
— ...То, что ты видел в своем беспамятстве, могло быть не более чем отражением прочитанной когда-нибудь раньше книги. Мало ли описаний морского дна встречается в историях у Жак-Ива Кусто, Жюля Верна или Виктора Гюго!
— Но откуда мне стали известны все эти названия — анемоны, асцидии, мадрепоровые кораллы — я ведь, блин, и до сих пор их помню! — строматеи, хвостокол-арнак, султанки?.. Я никогда этим не увлекался и не занимался!..
— Да, странно. Хотя... Кто знает? Может быть, это сам Океан делился с тобой своей информацией. Ведь говорят, что вода — это некая живая материя, информационный фонд планеты. И получается, что, теряя
Каперанг появился у меня в каюте опять, как и при первой нашей встрече, во время моего сна, и когда я проснулся, он уже сидел рядом с кроватью на табурете и о чем-то думал.
— ...Ну, что? — после некоторого молчания подал он первым голос. — Ты все гадаешь, что означает весь этот маскарад с фамилиями? И кто и зачем его устроил?
— Да как вам сказать, — пожал я плечами. — Наверное, мне было бы гораздо спокойнее находиться сейчас на берегу и ожидать, когда поднимут со дна моря тот — настоящий — «Курск». Но раз уж мы оказались с вами в одной лодке... причем, не в образном смысле, а в самом что ни на есть буквальном... то хотелось бы, конечно, понимать, куда она направляется и что меня в связи с этим может ожидать.
— Понимаю. Но сначала — один вопрос. Откуда ты... Ты не возражаешь, если я буду с тобой на «ты»? Ну и хорошо. Так вот, откуда ты узнал, что мы существуем и, главное — что мы всплыли тогда ночью в той бухте?
— Да не знал я ничего этого! — фыркнул я. — Шел себе по берегу и вдруг смотрю — «Курск» стоит, целый и невредимый! Я чуть не офонарел. Ну, вспомнил, что со мной фотоаппарат, кинулся снимать... А тут сзади кто-то... Это Колесников?
— Да, они с Аряповым ходили в гарнизон... Ну, была в том необходимость. И, возвращаясь на лодку, увидели, как ты прячешься с фотоаппаратом за камнем. А поскольку мы не совсем обычная АПЛ, а лодка- двойник...
— Кто?
— Двойник, точная копия «Курска». Вплоть до дублирования фамилий экипажа.
— Зачем? Для чего это нужно?
Лячин надолго задумался, а затем, приняв какое-то внутреннее решение, махнул рукой.
— Ладно, слушай... Эта идея витала в руководстве ВМФ России уже давно, еще с той самой поры, как в марте 1968 года на Тихом океане погибла советская ракетная подлодка К-129 (класс «Гольф») с девяносто восемью членами экипажа на борту. Мы подозревали, что ее протаранила американская атомная субмарина «Суордфиш», но лодка затонула на пятикилометровой глубине, и установить точную причину ее гибели было невозможно. Однако в ходе совершенно секретной операции ЦРУ под кодовым названием «Дженифер» летом 1974 года специально построенное судно «Гломар эксплорер» осуществило подъем нашей лодки, хотя при этом ее корпус и переломился пополам. На глубине две тысячи четыреста метров большая часть нашей АПЛ — с рубкой, ракетами и энергетической установкой — вырвалась из объятий ЦРУ (в буквальном смысле!) и вновь опустилась на дно океана. Носовая же часть, в которой были обнаружены две торпеды с ядерными зарядами и шесть погибших членов экипажа, была поднята на поверхность... Шесть человек в первом и втором отсеках — это положение экипажа
