Лавалю – гитлеровской марионетке в оккупированной Франции – и назвал обращение с евреями «негуманным» и «возмутительным», сотрудник отдела Брекинриджа Лонга пожаловался заместителю госсекретаря Самнеру Уэллсу, что Так превысил свои полномочия[48]. Однако американское посольство во Франции при поддержке Элеоноры Рузвельт и «Комитета американских квакеров на службе общества» так настойчиво требовало впустить в США хотя бы некоторых детей, что клике Лонга пришлось уступить. Это начинание возымело успех, и визы получили сначала 1000 детей, а затем еще 4000[49].
По всей видимости, это был один из немногих важных поступков Госдепартамента, однако его нельзя назвать ни великодушным, ни жизнеспасительным.
Кстати о великодушии. Если посмотреть на статистику въезда в США и сравнить ее с квотами иммиграционных законов, обнаруживаются очень красноречивые подробности. В период между нападением на Перл-Харбор и капитуляцией Германии (то есть между 7 декабря 1941 г. и 9 мая 1945 г.) квота для стран, оккупированных Германией, составляла 208 тысяч. В реальности же за этот период в США въехала только 21 тысяча беженцев. Иными словами, было использовано только одно место из десяти, причем сюда не включена дополнительная британо-ирландская квота, не использованная по назначению[50]. Неиспользованная квота оккупированных Германией стран – это значит 190 тысяч убийств ежедневно. На этом фоне разрешение на въезд для 5000 детей беженцев не такой уж великодушный поступок.
Да и не своевременный. Чтобы выехать из Франции, требовалось получить выездную визу от вишистского правительства. Чтобы получить это разрешение, нужно было получить подтверждение от США. Многие дети прятались, и привлекать к ним внимание марионеточного правительства было опасно. Когда наступило время выдавать выездные визы, вишистский диктатор Пьер Лаваль начал колебаться. Он подумал, что если разрешить законно уехать детям, которые прятались от властей, это будет означать поощрение беззакония. Кроме того, было бы жестоко разлучать детей с родителями. В итоге правительство гарантировало визы для 500 детей. Пока оформлялись документы и прочие формальности, чтобы посадить этих 500 детей на поезд до Лиссабона, Союзники высадились во французской Северной Африке – это произошло 8 ноября. В этот день первая группа из 100 детей прибыла в Марсель, и теперь им требовалось всего лишь получить американскую визу. Однако именно 8 ноября американское консульство закрылось ввиду высадки войск на французской территории, и теперь американские интересы представляла Швейцария. Все попытки швейцарцев получить выездные визы не увенчались успехом. Старые же визы были признаны недействительными, поскольку теперь вишистская Франция и США находились в состоянии войны. Дети так и не смогли выехать.
Как мы уже упоминали в начале этой главы, каждый из приведенных примеров – это лишь часть единой цепи событий, общего плана, целью которого было пресечь иммиграцию и бросить несчастных жертв в жернова Окончательного решения. Принимались самые разнообразные меры, чтобы ограничить или полностью запретить иммиграцию. Одной из самых эффективных мер, придуманных американским Госдепартаментом, стала бумажная волокита при заполнении форм. Частное или юридическое лицо, приглашающее в США иммигранта, должно было заполнить бумагу длиной 122 (!) сантиметра, причем с обеих сторон и в шести копиях. Заполнение формы приравнивалось к присяге, дача ложных сведений каралась как лжесвидетельство. Неудивительно, что пойти на эту процедуру отважилось очень немного людей. Всякий, кто видел масштаб процедуры, сразу же понимал, что придумавшее ее государство, скорее всего, просто не хочет выдавать визу, так что не было никакого смысла заполнять метры бумаги и унижаться, под присягой сообщая информацию личного и финансового характера. Эту процедуру разработал отдел Брекинриджа Лонга, она стала эффективнейшим механизмом уменьшения числа желающих пригласить иностранных иммигрантов.
Это не единственный пример изобретательности лонговской клики. 5 июня 1941 года она отправила инструкции в различные консульства и практически запретила выдавать визы еврейским беженцам. Сотрудникам консульств предписывалось не выдавать визы никому, кто имел родственников в территориях, контролируемых Германией и Советским Союзом. Де-факто это был красный свет почти для всех еврейских иммигрантов, так как почти у всех были родственники либо в Германии, либо, реже, в СССР. Это означало, например, что если один член семьи спасся, то он уже не мог помочь своей семье[51]. Спастись могла только семья целиком, и она же могла помочь кому-то еще, кто не был ей родственником. Пункт о родственниках стал самой настоящей дьявольской ловушкой. Начать с того, что он держался в секрете: если вы не о нем не знали, вы сами сообщали консульству о своих родственниках. Утечка об этом пункте произошла 21 июня 1941 года, когда о нем сообщила газета Нью-Йорк Таймс. В качестве объяснения этой меры Лонг привел свою любимую историю о беженцах на службе германской разведки. Аргумент звучал следующим образом: если у вас есть близкий родственник на оккупированной территории, немцы могут вас шантажировать, заставляя шпионить.
Несмотря на то что после войны не был обнаружен ни один беженец-шпион, Лонг утверждал, что он знает о таких случаях и может их доказать. Это была настоящая катастрофа, потому что другие ведомства исходили из того, что Госдепартамент обладает закрытой информацией. Особенно в это верили консульства, которые занимались выдачей виз. Когда они узнавали, что беженцы могут быть шпионами, процедура получения визы превращалась в настоящую пытку.
Правило о близких родственниках продержалось недолго, по крайней мере в своем первоначальном виде. Со временем начали проводиться специальные расследования по вопросу европейских родственников, и их результаты можно было обжаловать. Впрочем, расследования эти могли длиться месяцами, обычно около девяти месяцев, – и это в ситуации, когда каждый день мог стать роковым. Чаще всего, пока длилось расследование, податель заявления просто прекращал свое существование.
Но ни бумажная волокита, ни правило близких родственников, ни популяризация мифа о беженцах- шпионах не казались Лонгу и его сообщникам достаточными мерами для остановки эмиграции из Европы. По-прежнему оставалась опасность, что «эти люди» (именно так Лонг часто называет евреев в своем дневнике) смогут в больших количествах перебраться в другие страны. Карибские страны уже предупредили об опасности беженцев шпионов, и этот путь спасения был закрыт. Естественно, небольшие страны Центральной Америки, да и прочие американские страны верили, что американский Госдепартамент владеет важной информацией на этот счет. Прислушиваясь к Вашингтону, они тоже не хотели принимать у себя «нежелательных» лиц.
Степень эффективности американских мер по блокированию всех путей спасения становится предельно очевидной, если сравнить, сколько людей могло въехать в США по всем законам и правилам, и сколько въехало в действительности. Иммиграционное законодательство позволяло впускать в страну 152 700 иммигрантов ежегодно, что составляло 0,12% от населения[52]. В годы правления Гитлера, с января 1933-го до конца 1944-го, всего могло въехать 1 миллион 832 тысячи человек – по существующей квоте, без всяких поправок в законах. В реальности же за эти 12 лет в Америку иммигрировало всего около 240 тысяч человек.
Если взять самый сложный для большинства беженцев период – военные годы с 1941-й по 1944-й – и сопоставить его с квотой контролируемых нацистами стран, легко увидеть, что американцы злоупотребляли даже существующими законами, и так довольно жесткими.
В 1941 году из оккупированных стран в США иммигрировало 28 299 человек, что составляет половину от положенной этим странам квоты. В 1942 году дела обстояли еще хуже: в страну въехали 11 702 иммигранта, или 19,2% от квоты. Поскольку серьезных протестов не последовало, в следующем, 1943 году Госдепартамент закрутил гайки еще туже: 5 944 иммигранта составили всего 9,8% от квоты. В 1944 году их было уже 4 793 (7,9%). Одиннадцать из двенадцати человек могли начать новую жизнь, но вместо этого их бросили обратно в руки убийц.
Читая дневники и записи частных бесед Брекинриджа Лонга, начинаешь понимать, что заставляло его прибегать к бесконечному числу махинаций, чтобы отрезать беженцам американское и частично карибское направления для спасения. С точки зрения Лонга, евреи если и не прямо шпионили на немцев, то уж точно им сочувствовали (и это после всего, что сделали им немцы!), а из Европы сбежали исключительно из трусости, чтобы не попасть под пули. Он пишет:
«Одни из них непременно немецкие шпионы, другие сочувствуют немцам, а третьи едут в нашу
