l:href='#n_108' type='note'>[108]. Запрос был переправлен в Оперативный отдел, где его уже ждал свой человек. Субботним вечером 24 июня 1944 года Оперативный отдел получил инструкцию «изучить» ситуацию, и уже в понедельник 26 июня «изучение» было закончено, а его результаты были отправлены Макклою. Мнением командиров на местах не поинтересовались. Решение, от которого зависели жизни сотен тысяч человек, было принято в кабинетной тиши Пентагона за два выходных дня. Кто конкретно его принял? Мы не знаем, сколько человек принимало участие в «изучении», однако нам известен комментарий полковника Томаса Дэвиса, на столе которого побывали документы. По этому комментарию сразу же становится ясно, какое «изучение ситуации» было проделано. Он сказал: «Я не понимаю, почему армия должна вообще что-то делать»[109]. Позже он сказал в беседе с представителем Макклоя: «Мы здесь, чтобы выиграть войну, а не заниматься беженцами… Конечно, некоторые круги будут на нас постоянно давить, чтобы мы расширили сферу всего этого. Я думаю, что наша позиция должна быть непреклонной»[110]. Так и произошло. Группа логистики Оперативного отдела поддержала принятое решение, и запрос на бомбардировку был успешно «ликвидирован».
Отметим, что 15-я воздушная армия ВВС США в Италии действовала без поддержки других отрядов, расположенных в Англии, и ни одна операция на западноевропейском театре военных действий никогда не была связана с Освенцимом.
Позиция Военного ведомства действительно оказалась более чем «непреклонной». Ведомство разработало целую политику сопротивления Указу №9417. В частности, речь шла о следующем:
«Не предполагается, что формирования вооруженных сил будут задействованы для спасения жертв вражеских репрессий, за исключением случаев, когда такое спасение является прямым следствием военных мер, предпринятых с целью поражения вооруженных сил противника»[111] .
Другими словами, военные не собираются планировать никаких спасательных операций. Если при каких-то операциях будут спасены жизни посторонних людей, это произойдет только случайно.
Впрочем, был по меньшей мере один случай, когда приказ Военного ведомства воздерживаться от спасения был нарушен. Немцы эвакуировали из Вены знаменитых «танцующих» белых жеребцов липпицанской породы. Тогда генерал Паттон, большой любитель лошадей, решил осуществить дерзкую вылазку в тыл противника. Из «Истории Второго американского кавалерийского полка»[112] мы узнаем, что эта задача была возложена на опытного наездника капитана Т. М. Стюарта. Лошадей нужно было захватить у немцев и доставить на контролируемую американцами территорию. Взяв с собой только немецкого проводника, Стюарт ночью прокрался к тому месту, где держали лошадей, и убедил командира охранявшего их немецкого отряда уладить дело миром, чтобы лошади не пострадали в бою. Затем он вернулся с подкреплением и освободил лошадей.
Бедные, бедные заключенные Освенцима, бедные евреи, ожидавшие депортации! Бедные глупцы, рисковавшие жизнью, чтобы донести до Америки правду о нацистских зверствах!
Когда Джон Пеле снова встретился с Макклоем, Военное ведомство уже приняло твердое решение: никаких специальных мер по спасению «жертв вражеских репрессий». Будучи опытным военным, Макклой практически убедил Пеле в том, что его просьба лишена оснований. Кроме того, у Макклоя уже было заключение Оперативного отдела, в котором утверждалось:
«(Это требование) невыполнимо… его можно осуществить только за счет отвода больших сил авиации, которые крайне необходимы для успеха наших войск, занятых в ключевых операциях»[113].
Теперь Макклоя поддерживал и Оперативный отдел, поэтому в своем ответе на просьбу о бомбардировке Освенцима и подъездных путей он просто процитировал заключение отдела:
«Эффективность (подобной операции) в любом случае сомнительна, так что она не оправдывает использование наших ресурсов. Существуют серьезные опасения, что даже если эта мера окажется выполнимой, она спровоцирует новые карательные акты со стороны немцев» [114].
Никого из высших авиационных начальников – ни командующего 8-й воздушной армии в Англии, ни командующего 15-й армией в Италии, – не говоря уже о главнокомандующем европейскими силами генерале Эйзенхауэре, даже не спросили о том, что они думают по этому поводу. Это совершенно не вязалось с той свободой действий, которой пользовались военачальники, особенно генерал Эйзенхауэр. Такая же судьба постигла все дальнейшие инициативы по спасению. «Изучение» с субботы по понедельник предопределило судьбы сотен тысяч людей, как будто речь шла о покупке гуталина для сапог. Такая спешка и такой итог можно объяснить только одним: вопрос был не военным, а политическим. Поскольку военные не хотели никого спасать, им пришлось прибегнуть к различного рода ухищрениям.
Лицемерный аргумент о «новых карательных актах» был дополнен «беспокойством» о гибели невинных людей. Американцы об этом совершенно не беспокоились, когда бомбили немецкие заводы вместе с их рабочими-рабами, в основном иностранными.
Между тем заключенные Освенцима и других концлагерей продолжали настойчиво требовать от Союзников разбомбить своих истязателей. Смерть от такого удара была бы неизмеримо более осмысленной, чем от рук палачей. Евреи были бы рады даже простому факту, что кому-то они не безразличны. Когда у бывших узников спрашивали, как бы они отнеслись к удару по концлагерям и перспективе в нем погибнуть, все были единодушно за. Одна бывшая заключенная концлагеря рассказывала: «Когда мы видели, что над нами пролетают американские или британские самолеты, мы усердно молились: „Пожалуйста, сбросьте хотя бы одну бомбу на наш лагерь. Если сможете, уничтожьте его“. Какой прекрасной была бы смерть, если бы мы знали: я умираю, потому что кто-то обо мне заботится, а не потому, что все меня ненавидят. Мы бы благословили смерть в схватке с этим звериным врагом»[115].
Невыполнимо? Отвод сил? Вот как ситуация выглядела в действительности. К вечному стыду Соединенных Штатов, пока чиновники приводили всевозможные оправдания, на деле происходило следующее:
«Четыре раза подвергался бомбардировке завод, почти примыкающий к Освенциму, на расстоянии всего 8 километров от него, с 30 тысячами подневольных рабочих.
Еще в нескольких случаях подвергались бомбардировкам другие заводы, в 27 и 72 километрах (от Освенцима).
Из Фоджи было выполнено двадцать два вылета в гораздо более удаленную Варшаву для поддержки окруженных польских партизан. На эти задания вылетали британские самолеты под управлением британских и польских добровольцев, но этим было подтверждено, что из Фоджи можно достигать гораздо более удаленных целей, чем Освенцим. Во всех этих вылетах заключенные Освенцима к своему ужасу слышали гул самолетов, а часто и видели их».
Но нет, для американцев бомбить газовые камеры и крематории было «непрактично». Еще бы, ведь высокие трубы крематориев служили отличным промежуточным ориентиром для пилотов. Какое лицемерие! Какая беспомощная попытка скрыть подлинные мотивы решения не трогать Освенцим!
Когда мы рассматриваем все эти аргументы, которые приводило в свое оправдание американское военное руководство, важно помнить, что к тому времени Люфтваффе практически прекратил свое существование. Это общепризнанный факт. Официальные историки американской авиации пишут: «К 1 апреля 1944 года германские военно-воздушные силы были побеждены… к весне 1944 года они были полностью разгромлены. После этого момента… бомбардировщики США могли беспрепятственно бомбить цели, не боясь возможных потерь»[116].
Когда в мае Макклой исключил возможность бомбардировки Освенцима из-за ее «невыполнимости»,
