перебитыми суставами не заставит их закачаться и заговорить.
Петер оглянулся — черные спортивные снаряды двоились в зеркалах. Зеркала тоже нужны, в них ты видишь свои ошибки. Сначала только технические, а со временем… со временем начинаешь замечать раньше обычного выступивший пот, широко открытый рот, которому не хватает воздуха, шрамы и морщины. Зеркала холодные и спокойные, они очень нужны, поэтому их так много в зале для бокса. Петер давно на них не сердится, смотрит на них спокойно, они ведь не виноваты.
Петер обошел зал и остановился около ринга, самого коварного друга в этом зале. Новичку он кажется всегда одинаковым. Тугие канаты, и наканифоленный холст, и четыре угла. Канаты умеют упруго подтолкнуть в спину, удвоить силу удара, который ты берег, словно последний пфенниг. Превратить никелевую монетку в чековую книжку. Но канаты могут обжечь и бросить тебя, безвольного, под свинцовую перчатку противника, и ты, оглохший и ослепший, упадешь.
Пол ринга держит легко и свободно, дружелюбно подталкивает, если ты пружинисто приседаешь перед ударом, шутя уносит от неуклюжего противника. Но на него не надо падать. Он мгновенно превращается в стальной холодный магнит.
Углов у ринга четыре, можно выбрать любой, они одинаковые. Все зависит от того, лицом ты к углу или спиной. Он может задержать боксера, не дать ему двигаться и уходить от ударов, защищаться, финтить и отступать. Он отдает на расправу и открывает путь к победе. Лицом ты к нему или спиной?
Ринг начинается и кончается ступеньками. Количество ступенек значения не имеет. Поднимаются по ним почти все одинаково, спускаются — по-разному. Тебя могут вынести на руках, могут — на носилках.
Петер взглянул на часы, до начала тренировки оставалось три минуты. Петер присел на ступеньки ринга. И хотя он сидел к нему спиной, он увидел ринг очень отчетливо. Не тот ринг, не тренировочный, а другой, не здесь — залитый светом и окруженный темнотой.
Он, Петер Визе, лежал лицом вниз, — все слышал и понимал, он мог встать сам, но хотелось, чтобы Хельмут ему помог, таков обычай — помочь побежденному. Но Хельмут даже не подошел к нему, судья объявил победителя, не дожидаясь, пока Петер поднимется. Лежа на полу ринга, Петер увидел затылок тренера, зеленые мундиры вермахта, черные мундиры и нарукавные повязки со свастикой — гестапо.
После этого он познакомился с Вальтером Лемке.
Петер удивился, увидев в раздевалке немца, который, доброжелательно улыбаясь, помог снять перчатки, небрежно кивнул на дверь и сказал:
— Плохой боксер, и удар был случайный. Вы стали медлительны, Петер.
Боксер молчал, разматывал бинты и ждал, что нужно этому улыбающемуся немцу с белыми, выхоленными руками.
— Не имея арийского происхождения, сейчас трудно выигрывать, — Лемке закурил сигарету и опять улыбнулся. — Мойтесь, Петер, я вас подожду…
Через тридцать минут они садились в поблескивающий черным лаком «хорьх», который и доставил их в зал, где был сейчас Петер. И в результате Петер Визе оставил выступления, стал тренером в спортивном клубе финансиста и менеджера Лемке. Так поначалу считал Визе, но очень скоро выяснилось, что спортивно-финансовая деятельность Лемке не что иное, как прикрытие разведчика абвера, и сам он, Петер, тоже служит разведчику удобной ширмой. Но выбирать Визе не приходилось, он успокаивал себя, что сам он занимается лишь спортом, а на дела Лемке закрывал глаза.
После разгрома фашизма Лемке пропал, спортивный клуб закрылся, и Визе переживал трудные дни. Но перерыв был недолгим. Лемке, как прежде, самоуверенный и элегантный, отыскал Визе и…
Двери распахнулись, пропуская группу юношей, которые цепочкой побежали по залу, остановились ровной шеренгой и хором крикнули:
— Добрый день, мастер Петер!
— Добрый день, мальчики. — Петер вышел в центр зала и потер коротко остриженную шишковатую голову. — А где Тони?
— Тони внизу, его задержал господин Лемке, — сделав шаг вперед, ответил один из спортсменов и вернулся в строй.
— Дежурный, проведи разминку, — сказал Петер и вышел из зала.
Он спустился на первый этаж, где по распоряжению Лемке были установлены стойка с кофеваркой и различными напитками, четыре столика и легкие удобные кресла. Старый тренер гордился, что у него в зале так комфортабельно и удобно, не надо посылать за пивом и рюмкой виски, но он не знал, что за стойкой стоял осведомитель, приставленный к Визе и его ученикам.
Визе направился к столику, за которым сидели Лемке и гордость клуба — боксер-легковес Тони… Увидев подошедшего тренера, юноша встал.
— Добрый день, мастер.
— Здравствуй, — ответил Петер и поклонился улыбающемуся Лемке, — покажи-ка лапку, мальчик.
Тони протянул левую руку, и Петер стал ощупывать сустав большого пальца: приближал руку юноши к самым глазам, разглядывал издалека, напоминая нумизмата, пытающегося определить, подделка перед ним или нет.
— Все прошло, мастер, — юноша быстро взглянул на Лемке.
— Конечно, прошло, — Лемке улыбнулся и подмигнул Тони.
— Отправляйся в зал, — Петер взял Тони за подбородок. — Разомнись. Два раунда на скакалке, три — бой с тенью и душ.
— Мастер, один раунд…
— Нет, — Петер подтолкнул юношу в спину и занял его место за столом:
— Тони! — позвал Лемке и, когда боксер подошел, протянул ему конверт.
Боксер нерешительно посмотрел на тренера, Петер почувствовал его взгляд и пробурчал:
— Спрячь, чтобы ребята не видели, и убирайся!
Тони взял деньги и ушел. Петер покосился ему вслед и нехотя повернулся к Лемке, который, добродушно улыбаясь, достал портсигар, золотую зажигалку и закурил. Жесты у него были мягкие и круглые, а руки — белые, с розовыми, как у ребенка, ногтями. Петер поднял взгляд, Лемке смотрел в окно, чему-то улыбаясь, и старый боксер обмяк: он не мог долго сердиться на человека, который поднял его, Петера Визе, тридцать лет назад.
— Ты резок с мальчиком, старина, — Лемке поправил манжеты и взглянул на часы.
— Тони ждет не балет, а ринг.
— Ты недоволен им? — спросил Лемке и слегка тронул Петера за рукав. — А мне он нравится, мальчику повезло.
— Хорошее везенье, — Петер потер голову.
— Все будет спокойно и интеллигентно. Тони начинает выступать, разъезжать по нужному мне маршруту и работать на меня. Со временем он узнает, за что получает деньги.
— Хорошее везенье, — повторил Петер, — а сейчас ты дал ему аванс?
— Нет. Мне нравится Тони, — серьезно ответил Лемке, рассматривая дымящуюся сигарету. — Я рад, что могу помочь ему устроиться в жизни. И не ухмыляйся, — он прервал себя на полуслове.
— Какого числа Тони сядет в кресло и ответит на все твои вопросы? — Петер перегнулся через стол и сжал кисть собеседника.
— Не скоро.
— Но сядет и будет отвечать, отвечать и отвечать! Как я! Затем он перестанет верить себе, — Петер облизнул сухие губы и кашлянул так громко, что буфетчик поднял голову и взглянул вопросительно. — Двойное виски и сок для хозяина, — сказал ему Петер.
— Стаканчик белого вина, — поправил Лемке. — Да, да, я выпью белого вина.
Когда буфетчик поставил стакан и отошел, Лемке коснулся кончиками пальцев руки Петера.
— Что ты думаешь о матче Дерри с Бартеном? — спросил он, поглаживая мраморную доску стола.
— Дерри трус.
— Я вложил в организацию матча большие деньги, Петер.
