— Дерри будет драться, хозяин.
— Хорошо. — Лемке встал и внимательно посмотрел мимо тренера.
Петер интуитивно обернулся и увидел мужчину, который, стоя к ним спиной, разглядывал фотографии боксеров. Петер непроизвольно отметил вислые плечи, широкую спину, узкий таз и длинные ноги с чуть вывернутыми ступнями.
— Привел новичка? — спросил он. — Но ему, кажется, под тридцать.
— Ему давно за сорок, — ответил Лемке, пряча в карман портсигар и зажигалку. — Это мой партнер по поставке спортивного инвентаря. Я буду через три часа, — он тронул Петера за рукав и пошел было к выходу, но остановился и спросил: — Когда у тебя совместная тренировка с русскими?
— Должна быть вечером. Если они прилетели.
— Они прилетели. — Лемке подождал, пока Петер поднимется на второй этаж, и подошел к мужчине, который продолжал стоять у стендов.
— Свейки,[1] Римас, ты? — сказал Лемке. — Когда прилетел?
— Ночью, — Римас повернулся и кивнул на дверь.
Они вышли на улицу. Римас оглядел кремовый «мерседес» Лемке.
— Следуешь моде?
— Положение, — Лемке улыбнулся. — Прошу.
— Не люблю ездить с шофером, — Римас перешел на другую сторону и открыл дверцу старенького «ситроена».
— Домой! — Лемке махнул своему шоферу и сел рядом с Римасом. — Ты прибыл ко мне?
Римас вел машину, опираясь локтями на руль, не отвечая, не глядя на собеседника.
— В Риме во время войны ты командовал мной, а теперь — я тобой, — Лемке протянул портсигар, но Римас не отрываясь смотрел на дорогу. — Я не думал, что пришлют именно тебя, — Лемке закурил. — Наш шеф демократ и не следует табели о рангах.
— Что я должен делать? — Римас вынул из нагрудного кармана мягкую сигарету и бросил ее в рот.
Лемке протянул горящую зажигалку. Римас взял ее, прикурил и, не поворачиваясь, вернул.
— Ты зря сердишься, — Лемке пожал плечами и, так как Римас не смотрел на него, перестал улыбаться.
— Что я должен, делать? — Римас завел машину в узкий переулок и остановил у тротуара.
— Вчера в Вену прилетели четыре русских боксера. Они будут тренироваться с нашими ребятами. Через две недели первенство Европы среди любителей. — Лемке говорил медленно, словно по принуждению, Римас безучастно смотрел в ветровое стекло.. — К началу соревнования прилетит остальная часть русской команды.
Лемке замолчал, ожидая вопроса, но Римас сидел, навалившись на руль, и молча смотрел перед собой. Лемке видел его профиль, непропорционально маленькую голову на сильной шее и не мог понять, почему шеф прислал такого аса. Официально в управлении разведчики занимали одинаковое положение, но фактически Римас всегда котировался выше. Лемке объяснял это тем, что Римас специалист по России, и не завидовал ему, работа более сложная и опасная. Русские…
Лемке покосился на соседа, который безучастно смотрел в ветровое стекло.
Акция направлена против русских, и шеф прислал Римаса. Логично.
— Знаешь, где остановились русские? — Лемке заставил себя улыбнуться.
— В «Паласе». Номера тридцать четыре и тридцать пять. — Римас снова вынул из нагрудного кармана сигарету.
— У русских есть такой обычай, — Лемке не выдал своего удивления осведомленностью Римаса, — в посольстве составляется программа пребывания делегации. Каждый день расписан почти по минутам, такая бумажка вручается руководителю.
Римас прикурил, посмотрел Лемке в лоб, затем вынул из кармана сложенный вчетверо лист и молча протянул.
— Вот эта бумажка.
— С тобой приятно работать, Римас, — выдавил Лемке. Он все еще держал полученную бумажку, не решался положить ее в карман. Что Римас знает? Приехал он для помощи или контроля? — Ты видел русских?
— Мельком.
Лемке раздражала манера Римаса, беседуя, не смотреть на собеседника. И сейчас литовец смотрел прямо перед собой. Контакт не устанавливался, создавалось впечатление, что разговариваешь с роботом: задал вопрос — получил ответ. Спрашивать робот не умеет, выполняет заданную программу. И все, никаких эмоций. Почему все-таки прислали такого аса? Придают большое значение операции?
— Мы с тобой старые разведчики, — сказал наконец Лемке. — Я считаю, нам надо быть до конца откровенными. — Римас повернулся, и Лемке послышалось, как щелкнули плохо смазанные шестеренки.
— Слушаю.
— Такой разведчик, как ты, Римас, должен работать, зная все. Я и расскажу тебе все, но несколько позже. Сейчас я не готов. А пока попробуй познакомиться с кем-нибудь из русских ребят — круг интересов, степень настороженности.
— Они редко ходят по одному.
— Русские — твоя профессия, Римас, — ответил Лемке, довольный, что сумел уколоть литовца. — Еще меня интересует, где бывает и с кем встречается тренер. Я здесь выйду, — он пожал Римасу локоть и вышел из машины.
Римас посидел несколько секунд за рулем, тоже вышел, купил в киоске пачку сигарет и словно нехотя посмотрел вслед Лемке.
Лемке остановился у похоронного бюро, из которого скорбно и медленно выходили люди. Шестеро мужчин несли гроб, во всем преобладал черный цвет — черные костюмы, черные повязки и банты, черные лакированные автомобили, по которым рассаживались торжественно-скорбные люди. Наконец процессия медленно двинулась, Лемке перекрестился и, пройдя полквартала, вошел в цветочный магазин.
Римас проводил Лемке взглядом, безразлично посмотрел на вывеску похоронного бюро, на украшавшие витрину цветочного магазина гирлянды, вошел в автоматную будку, набрал номер, подождал и повесил трубку.
В маленьком цветочном магазине Лемке никто не встретил. Он прошел через контору и оказался в просторном дворе, превращенном в розарий. У одной из клумб стоял на коленях полный седой мужчина. Он разглядывал надломленную ветку и осторожно, словно имел дело с больным человеком, пытался подвязать ветку или подпереть ее рогаткой.
С улицы доносились звуки похоронного марша.
Лемке оглядел двор, сорвал небольшую розочку, уколол палец и поморщился. Садовник наконец заметил клиента и, торопливо поднявшись и отряхивая с брюк гравий, заторопился навстречу.
— Здравствуйте, здравствуйте. Что желаете? Могу предложить чудесные розы…
Во дворе появился молодой человек в рабочей одежде, и Лемке, обойдя садовника, направился к парню.
— Не беспокойся, отец. Этот господин мой гость, а не твой! — крикнул парень и, вытирая руки, пошел навстречу Лемке.
Садовник вздохнул, осуждающе взглянул на сына, но, заметив какой-то непорядок в своем хозяйстве, вновь опустился на колени перед кустом роз.
— Здравствуй, Вольфганг, — Лемке, улыбаясь, понюхал розу, — Вижу, у тебя много работы.
Вольфганг презрительно оглядел розарий, потер испачканные в земле ладони и спрятал их в карман брюк.
