- Едет, едет. Надо ее предупредить.
Трофим сидел понуря голову. Чтобы не молчать, Дарья Степановна спросила:
- Сболтнул кто или сам дорогу сюда вынюхал?
- Женщина вчера козу искала. Из Дальней Шутёмы. Встретил ее в конце леса. Она и принялась мне обо мне рассказывать... Ну, я и решил сегодня еще раз на внучку поглядеть...
- Значит, видел ее уже?
- Я вчера в ельничке лежал, а они, стало быть, ехали... Хороший парень этот Андрей Логинов. Ничего плохого не скажешь...
- А если скажешь, так слушать будет некому.
Подкатил мотоциклет. Катя сидела на втором сиденье, позади Андрея, а Надежда Трофимовна - в коляске.
- Здравствуй, мама, - поздоровалась она с Дарьей Степановной. - Не удалось все-таки спрятаться.
Трофим повернул голову, потом приподнялся. Да, это его дочь. Это его женственно облагороженное лицо. Надежда Трофимовна первая шагнула ему навстречу и сказала:
- Здравствуйте, Трофим Терентьевич...
И тот ответил:
- Здравствуйте... Не знаю, как и назвать вас.
- Называйте Надеждой Трофимовной. Так будет и мне лучше, и вам понятнее.
- Это верно. В моем положении спорить не приходится. Очень приятная встреча, Надежда Трофимовна. Даже не нахожу слов...
- Да уж куда приятнее, - еле слышно откликнулась Дарья Степановна. Потом обратилась к внучке: - Зови, стальная игла, заморского гостя на выпас, чайку отпить. Не оставаться же ему тут, на развилке.
- Пожалуйста, Трофим Терентьевич! Бабушка разрешает мне пригласить вас к нам на выпас.
- Благодарствую. - Трофим откланялся.
Дарья Степановна, примерив, кому идти, кому ехать, сказала:
- Я, пожалуй, с Андреем поеду, а вы господина Бахрушина пешечком проводите...
- Хорошо, мама, - согласилась, скрывая волнение, Надежда Трофимовна.
И, дождавшись, когда усядется и уедет с Андреем Дарья Степановна, сказала Трофиму:
- Прошу составить компанию...
- Премного буду рад, - ответил Трофим и поплелся за внучкой и дочерью по узкой придорожной пешеходной тропе.
XXXVI
На сковороде в сметане жарились грибы. Маслята. Тут же, на летней плите, под навесом, закипала в чугуне похлебка из свежей баранины. Агафья доводила до дела крупных карасей, запекавшихся в картофеле. Катя и Андрей накрывали большой стол, вынесенный под разлапистую сосну. Надежда Трофимовна ушла с десятилетним сыном Борисом купаться в лесном озере, а Трофим поодаль складывал из кирпича-половняка доменную печь вместе с младшим сыном Надежды Сережей.
Агафья, молчавшая все это время, размышляла о встрече Трофима и Дарьи, наконец придя к выводу, сказала:
- А оно у тебя хоть и твердое, как орех, а ядро в нем мягкое.
- Ты это про что? - спросила Дарья.
- Про сердце.
- Да нет, Агаша, - не согласилась Дарья, - маленько не так. Только что об этом теперь говорить, когда скорлупа расколота, а ядро годы съели!
- Это верно, - поддакнула Агафья и снова ушла в свои мысли, как и Дарья.
Донесся восторженный визг младшего внука. Это Трофим задул для Сережи доменную печь, заваленную сосновыми шишками.
Так могло быть, думалось Дарье Степановне. Старился бы он в тихой радости, окруженный внуками. Скрашивал бы, как и она, свои годы ребячьим весельем, отсвечивал бы их счастьем.
Четырехлетний Сережа, не зная всех сложностей появления в 'бабушкином лесу' незнакомого человека, который, как оказалось, может строить настоящие доменные печи с дымом, тут же привязался к нему. Мальчику не было известно, что он, будучи похожим на свою мать, походил и на толстого дядьку с трубкой, который сразу же захотел с ним играть в домны.
Десятилетний Борис, непохожий на мать, пошедший в другую породу, как решил про себя Трофим, смотрел исподлобья, видимо зная все. А маленький несмышленыш тянулся к Трофиму, не ведая, какие незнаемые чувства он пробуждает в этом человеке своей болтовней, своими пытливыми темными глазенками, заглядывающими в его глаза, и прикосновением своей ручки к его большой руке.
Да, это внук. Настоящий, доподлинный внук. Ради него можно забыть все...
Сердце Трофима, не знавшее отцовства, не испытавшее счастливых забот о детях, широко раскрылось, и в него вошел Сережа в своих тупоносых башмачках, выпачканных глиной и сажей... Вошел, чтобы никогда не уходить отсюда.
Маленький Сережа - теперь самое большое, что есть и что останется после него на земле. Трофим теперь будет знать, где бы он ни был, что на свете есть внук. Те двое не в счет. Они узнали плохое о нем до того, как увидели его.
'Настоящая' доменная печь дымила на весь лес. Нужно было ее заваливать и заваливать шихтой. И эту 'шихту' Сережа еле успевал собирать под соснами. Доменная печь требовала топлива. Сережа, желая позвать на помощь Трофима и не зная, как обратиться к нему, спросил:
- А как тебя зовут?
Трофима испугал этот вопрос. Ему не хотелось, чтобы и Сережа называл его Трофимом Терентьевичем. Но он не мог назваться дедом, боясь, что за это его разлучат с мальчиком.
- Зови меня, Сереженька, гренд па.
- Гренд па? - переспросил Сережа. - Такое имя?
- Да, так меня называют все знакомые ребята.
Сережа не стал далее спрашивать о новом для него слове 'гренд па', означавшем по-русски 'дед' или даже 'дедушка', стал называть Трофима этим ласкающим его слух именем.
А когда Дарья спросила: 'Что это такое 'гренд па'?' - Трофим, тихо улыбаясь, ответил:
- Это значит - доменный мастер.
- Ой ли? - усомнилась Дарья.
- Да, бабушка, да, - подтвердила Катя, она глубоко вздохнула, услышав знакомое еще по пятому классу слово.
- Пусть будет так, - не поверила Дарья Степановна и велела Кате сбегать за матерью: пора садиться за стол.
Вскоре за столом собралась большая семья.
Так могло быть всегда, думал Трофим. А кто виноват? Дед ли Дягилев, отшатнувший Трофима от родного дома и внушивший ему, что в мире все начинается с рубля? Заводчиков ли сын, убедивший его, что большевики хотят погубить Россию? Виновен ли сам он, не поверивший отцу и младшему брату Петровану, что красные принесут людям счастье? Вернее всего, что он сам был хозяином своей судьбы, и никто ему не мешал прислушаться к доброму голосу любящей его Даруни и сбежать от колчаковской мобилизации на Север, где не было тогда никакой власти. Где можно было одуматься и хотя бы не совать свою голову в белую петлю.
Не сделал Трофим и этого. Не верил он в 'кумынию'. Да и верит ли он в нее теперь, когда 'у них' так хорошо идут дела?
- Ешь, Трофим Терентьевич, не задумывайся, - сказала Дарья Степановна, положив ему в тарелку широкого, как лопата, карася. - Теперь думай не думай, себя заново не выдумаешь, а карась простыть
