выносить пронзительные крики новорожденного младенца, пение укачивающей его кормилицы, хождение слуг взад и вперед по дому, мужчин и женщин, и ту нечистоплотность, что связана с младенчеством?»
Каким падением, каким унижением было бы это для мыслителя! Мог ли тот, кто посвятил себя философии, представить себя на месте человека обыкновенного, рядового, мог ли он вести жизнь обычного человека, жизнь, заполненную заботами о материальном благе?
«Богатые люди так поступают и в сем преуспевают, скажете вы. Да, без сомнения, а все потому, что они имеют в своих дворцах или просторных жилищах особые, предназначенные только для них помещения, где они могут предаваться уединению, потому что деньги не играют никакой роли при их богатстве и потому, что им неведомы повседневные заботы. Но положение философов совсем не таково, как положение людей богатых, и те, что ищут богатства и удачи, или те, чья жизнь связана с этим миром, вовсе не посвящают себя изучению Священного Писания или философии». Похоже на то, что Элоиза излагает здесь постулаты некоего всеобщего закона, которые признавались истинными в ее время и признаются таковыми и в наше. Вот суть этого закона: перед человеком всегда стоит необходимость выбора между богатством и радостями, доставляемыми работой ума. Элоиза прежде всего высказывает желание, чтобы Абеляр неизменно принадлежал к числу людей, отстраняющих от себя все заурядное, все обыденное и возвышающихся над толпой. Таким он предстал перед ней в момент их первой встречи, таким она его желает видеть, и она сознает, что, именно оставаясь таким, он сохраняет верность как самому себе, так и ей. Мысль о том, что это выдающееся создание Божье может оказаться низведенным до положения отца семейства, — эта мысль для нее невыносима. Но в этом мнении так ли уж она далека от нас? Так ли чужды нам подобные идеи? Не без изумления мы обнаруживаем, что примерно такую же позицию занимает в наши дни женщина, относительно которой никто не посмеет отрицать, что она одновременно является весьма типичной, характерной фигурой для нашей эпохи и что она оказала на эту эпоху очень сильное влияние; имя этой женщины Симона де Бовуар. Когда ей представилась возможность вступить в брак с Сартром, она написала: «Должна сказать, что ни на миг у меня не возникало желания „дать продолжение“ его предложению. Нет, эта перспектива меня нисколько не соблазняла.
Брак увеличивает вдвое все семейные обязанности. Изменив наши отношения, сменив их на другие, мы неизбежно пришли к тому, что отношения, существовавшие между нами прежде, оказались бы испорчены. Меня не слишком терзали заботы о сохранении моей собственной независимости, но я понимала, чего бы стоило Сартру распрощаться с возможностью путешествовать, со свободой, с его юностью ради того, чтобы работать преподавателем в провинции, а вместе с тем и окончательно стать взрослым. Занять свое место в рядах женатых мужчин означало бы для него, что он совершил еще одно отречение от самого себя». Итак, отказ от вступления в брак по тем же самым причинам! Разумеется, все доводы у обеих женщин несли на себе отпечаток эпохи, были, так сказать, перекрашены в цвета своего времени, и все же общее, несомненно, имеется…
А Элоиза рассуждает еще радикальнее! Она опасается, что на Абеляра окажут отрицательное воздействие не только будущие малые дети, семейные и общественные обязанности, но и она сама. Элоиза не хочет превращать своего кумира, своего идола, которому она поклоняется как божеству, в «женатого мужчину». Ведь Абеляр — это сокровище, в нем так нуждается мир, а ее долг состоит в том, чтобы оставить его этому миру. Мудрец не должен жениться; тот, кто говорит о браке, тот говорит и о законных взаимных требованиях. Состоящие в браке имеют определенные обязанности друг перед другом, и Элоизе совершенно нестерпима мысль о том, что свобода Абеляра может быть подвергнута каким-либо ограничениям. Очень интересно посмотреть, какие примеры она приводит в связи с этим и в каком порядке. Она начинает с того, что цитирует слова апостола Павла: «Впрочем, если и женишься, не согрешишь; и если девица выйдет замуж, не согрешит. Но таковые будут иметь скорби по плоти; а мне вас жаль» (1 Кор 7:28). «Спор» между личностью и супружеской парой здесь представлен во всей своей суровой простоте. В семейной жизни каждый из супругов утрачивает самостоятельность, перестает принадлежать самому себе, потому что второй приобретает на него определенные права. Вопрос о греховности жизни в браке, разумеется, не стоит, зато стоит вопрос о взаимных обязательствах и обязанностях — вот от таких обязательств и обязанностей должен быть свободен тот, кто принял решение посвятить свою жизнь высокой цели. Вот почему священнослужители должны подчиняться требованиям закона о целибате (безбрачии). В эпоху Абеляра и Элоизы об обязательности соблюдения священниками норм этого закона «напоминало» движение, направленное на реформирование Церкви (контуры этой реформы все более и более отчетливо проступали на протяжении предшествовавших пятидесяти лет). Было нечто парадоксальное в том, что именно Элоиза, страстная любовница, в своем письме напоминала как бы всем священнослужителям об их высших обязанностях, о том, что эти люди, посвященные в великие тайны, люди, само предназначение которых — служение Богу отдаляет и отделяет их от толпы людей обычных, и потому они должны сохранять полную свободу своей личности. Но еще лучше и глубже мы можем постичь психологию Элоизы и ее возлюбленного, прочитав следующие ее слова: «Если бы я даже не прислушивалась ни к советам апостолов, ни к увещеваниям и проповедям святых относительно тех пут и цепей, что представляют собой узы брака, я должна была бы тем не менее прислушиваться к мнению философов и принимать во внимание то, что написано ими самими либо о них». Элоиза, подобно своему учителю, сформировавшему ее, так сказать, «как телесно, так и духовно», была преисполнена такого восхищения и восторга к Античности, что для нее пример мудреца-философа был гораздо более убедителен, чем пример святого.
Не следует думать, что новый Аристотель легко позволил женщине распоряжаться. Ей пришлось привести множество примеров, которые, по ее мнению, могли бы убедить Абеляра в правоте его возлюбленной. Итак, Элоиза ссылалась на Цицерона, Феофраста, Сенеку (в особенности на его взгляды, изложенные в «Письме к Луцилию»), а также на примеры из Священного Писания, на библейских мудрецов и пророков, на назореев, фарисеев, саддукеев, ессеев, а затем вернулась к пифагорийцам и увенчала все примером из жизни Сократа, который был способен устрашить любого мудреца. Теперь, в свете всего вышеизложенного, мы можем лучше понять причины, предопределившие дальнейшее поведение Абеляра, о котором нам известно, ибо он рассматривал себя именно как выдающегося философа и полагал, что, предлагая канонику жениться на его племяннице, он предлагал тому «удовлетворение», превосходившее своим благородством все, что только можно было от него ожидать.
Существовала и еще одна причина, побуждавшая Элоизу отказываться от брака с Абеляром, но сути этой причины Абеляр так и не понял. А причиной этой было «качество» ее любви, любви абсолютной, совершенной, настолько абсолютной и совершенной, насколько способен достичь совершенства и абсолюта человек. Именно в этом кроется тайна Элоизы, именно в этом состоит причина ее отказа: высокое «качество» ее любви требует, чтобы эта любовь была, так сказать, ничем не обусловленной, жертвенной. Если мы хотим понять эпоху, в которую жила Элоиза, то нам следует уразуметь всю силу этого чувства. Вероятно, чувство такой же силы вдохновляло поэтов, воспевавших куртуазную любовь. Это была любовь столь всеохватная, столь великая, столь требовательная, что она не могла допустить какого бы то ни было вознаграждения; такая любовь питалась за счет своего дара самопожертвования, такая любовь вся была приношением, жертвой, и она отвергала все, что могло бы выглядеть как вознаграждение: так поэт доходит до самоуничижения перед Прекрасной Дамой и обретает радость и счастье в самом страдании, которое он испытывает от сознания, что дама эта навеки остается для него недостижимой и недоступной. И подобно тому, как куртуазный поэт отказывается сообщить имя своей Дамы сердца, ибо ее имя и есть его сокровенная тайна, подобно тому, как он отвергает все, что могло бы запятнать репутацию его возлюбленной, так и Элоиза отказывается бросить хоть малейшую тень на славу Абеляра, превратив его в обыкновенного человека, отягощенного узами брака, тем более ей ясно, что тайна этого брака сохранена не будет.
Абеляр, быть может, и сознавал всю серьезность отказа Элоизы, но сама причина казалась ему странной и непонятной примерно в той же мере, что и нам. Он довольно подробно пересказал то, что в речах и письмах Элоизы представлялось ему разумными доводами, а также вспомнил приводимые ею примеры из Античности, так как и то и другое было близко его образу мыслей, но этого таинственного мотива ее отказа Абеляр едва коснулся: «Она описала мне, насколько звание моей возлюбленной, а не жены, для меня гораздо более почетное, было бы и ей дороже и приятнее, для нее, которая желала сохранить меня для себя единственно лишь силой и очарованием нежных чувств, а не цепями брачных уз».
Позднее Элоиза будет горячо и яростно упрекать Абеляра в том, что он не понял главного — что
