— У вас есть поклонник, мисс Лэттерли?
Вот и объяснение. А почему бы и нет? Эстер мысленно возблагодарила Бога и потупилась. Щеки ее пылали, что было очень кстати.
— Да, мэм.
— Вам повезло, — язвительно сказала Араминта. — Внешность у вас простоватая, да и выглядите вы старше двадцати пяти. Я бы на вашем месте не раздумывала.
И она прошла мимо, шурша юбками.
Эстер, пробормотав проклятие, ринулась вверх по лестнице. Молча проскочив мимо изумленного Киприана, она влетела в свою комнату, сорвала с себя мокрую одежду и принялась напяливать сухую.
Мысли ее лихорадочно работали. Что предпримет Монк? Расскажет Ивэну, а тот — Ранкорну. Можно себе представить, в какое бешенство придет Ранкорн. Но он ни за что не начнет доследование!
Переодевшись и приведя себя в порядок, Эстер вновь приступила к своим обязанностям. После того что она натворила, ей очень не хотелось встречаться с леди Беатрис, но выбора не было. Кроме того, Эстер преклонялась перед этой женщиной, понимая всю ее боль — нынешнюю и грядущую.
С колотящимся сердцем и влажными ладонями она подошла к двери и постучала.
Обе сделали вид, будто утреннего разговора не было вовсе. Леди Беатрис затеяла легкую беседу — все больше о прошлом: о том, как она впервые встретилась с Бэзилом, какой была при этом обворожительной, хотя слегка и побаивалась своего будущего мужа. Она вспоминала о своем детстве, проведенном с сестрами в Бакингемшире: о рассказах ее дяди про Ватерлоо, про великолепный бал в Брюсселе накануне сражения, про поражение императора Наполеона и освобождение Европы, про танцы, фейерверки, огромные пушки, про прекрасных коней. Однажды, еще ребенком, леди Беатрис была представлена самому Железному Герцогу. Теперь она вспоминала обо всем этом с мягкой печальной улыбкой.
Потом она рассказала о смерти старого короля Вильгельма IV и коронации юной королевы Виктории. Зрелища великолепнее Беатрис в жизни своей не видела. Сама она тогда была в расцвете красоты, все ею восхищались…
Подошло время ленча, а затем и чаепития. Леди Беатрис снова начала волноваться. Щеки ее загорелись, в глазах появился лихорадочный блеск.
Если кто-то и обратил внимание на их отсутствие, то не слишком по этому поводу беспокоился. Во всяком случае, в спальню леди Беатрис за весь день никто не заглянул.
Уже смеркалось, когда раздался стук в дверь.
Леди Беатрис побледнела, испуганно взглянула на Эстер, затем с усилием негромко произнесла:
— Войдите.
Вошел Киприан — встревоженный, озадаченный, но пока еще не испуганный.
— Мама, там снова явилась полиция, но на этот раз не Монк, а сержант Ивэн с констеблем. С ними еще тот несносный адвокат, что защищал Персиваля.
Леди Беатрис поднялась, покачнулась.
— Я сойду вниз.
— Полагаю, они хотят о чем-то поговорить с нами, но о чем именно, сказать отказываются. Видимо, придется подчиниться, хотя я не понимаю, что они еще желают выяснить.
— Боюсь, мой дорогой, они желают выяснить кое-что весьма неприятное.
— Но что тут осталось выяснять?
— Многое, — ответила она и оперлась на его руку.
В гостиной уже собралось все семейство, включая Септимуса и Фенеллу. У дверей стоял Ивэн, рядом с ним — констебль в мундире. Оливер Рэтбоун вышел на середину комнаты.
— Добрый день, леди Мюидор, — почтительно поклонился он.
— Добрый день, мистер Рэтбоун, — с легкой дрожью в голосе ответила она. — Я так понимаю, вы явились сюда спросить меня о пеньюаре?
— Да, — тихо подтвердил он. — Я сожалею, что мне приходится это делать, но выбора у нас нет. Лакей Гарольд позволил мне осмотреть ковер в кабинете… — Рэтбоун обвел взглядом лица собравшихся. Никто не пошевелился, никто не издал ни звука. — Я обнаружил кровавые пятна на ковре и на рукоятке ножа для разрезания бумаги.
Изящным жестом он извлек из кармана нож и медленно повернул его для всеобщего обозрения. По лезвию скользнули блики.
Майлз Келлард стоял неподвижно, брови его были недоуменно сдвинуты.
У Киприана был потерянный, несчастный вид.
Сэр Бэзил смотрел не моргая.
Араминта стиснула кулачки так, что побелели костяшки пальцев. Лицо ее было белым как бумага.
— Я надеюсь, ваш жест имеет определенную цель? — раздраженно сказала Ромола. — Ненавижу мелодрамы. Объясните, в чем дело, и прекратите этот балаган.
— Да умолкни ты! — прикрикнула Фенелла. — Ты ненавидишь все, что нарушает твой покой и благополучие. Если не можешь сказать ничего путного, то хотя бы придержи язык.
— Октавия Хэслетт умерла в кабинете, — ровным ясным голосом объяснил Рэтбоун, и по комнате прошел шепоток.
— Боже правый! — Фенеллу озадачила и позабавила эта новость. — Вы что же, полагаете, Октавия вступила в связь с лакеем на ковре в кабинете? Это нелепо… да и неудобно. К их услугам была отличная кровать.
Леди Беатрис повернулась и влепила Фенелле звонкую пощечину, от которой та упала в кресло.
— Я мечтала это сделать много лет, — с неожиданным удовлетворением произнесла она. — Наверное, это единственное приятное событие за сегодняшний день… Дура! Никакой связи не было вообще. Октавия обнаружила, что Бэзил добился того, чтобы Гарри шел в первых рядах под Балаклавой, где погибло столько народа. А узнав об этом, почувствовала себя настолько обманутой и несчастной, что покончила с собой.
Наступило испуганное молчание. Бэзил выступил вперед, лицо его посерело, руки тряслись. С видимым усилием он овладел собой.
— Это неправда. Ты помешалась от горя. Пожалуйста, вернись в свою комнату, а я пришлю тебе доктора. Ради бога, мисс Лэттерли, не стойте вы здесь, сделайте что-нибудь!
— Это правда, сэр Бэзил, — ответила Эстер, глядя ему прямо в глаза — впервые с тех пор, как устроилась в этот дом сиделкой. — Я ходила в военное министерство и узнала подробности смерти капитана Хэслетта. Октавия была там в день своей смерти и выяснила то же самое.
Киприан уставился на отца, потом — на Ивэна и, наконец, на Рэтбоуна.
— Позвольте, но ведь нож и пеньюар найдены в комнате Персиваля. Папа прав. Что бы там Октавия ни узнала насчет Гарри, это не имеет никакого отношения к делу. Есть вещественные доказательства. Окровавленный пеньюар Октавии и завернутый в него нож.
— Да, — согласился Рэтбоун. — Но на этом ноже кровь не Октавии. Октавия убила себя ножом для разрезания бумаг в кабинете, а потом кто-то обнаружил ее тело, перенес наверх, в спальню, придав случившемуся видимость убийства. — На лице адвоката проступили отвращение и брезгливость. — Без сомнения, этот кто-то намеревался таким образом уберечь семейство от скандала. А нож вытерли и положили на прежнее место.
— А как же кухонный нож? — спросил Киприан. — И пеньюар? Он ведь принадлежал Октавии. Роз его узнала, и Мэри — тоже, а самое главное, Араминта видела в нем Октавию вечером перед смертью. Кроме того, на нем кровь.
— Кухонный нож можно было взять в любое время, — терпеливо объяснил Рэтбоун. — С кровью тоже проблем не возникло бы — в доме каждый день готовятся блюда из дичи, мяса, птицы…
— Но пеньюар!
— В этом-то вся и загвоздка. Видите ли, за день до смерти Октавии ей принесли из прачечной этот пеньюар — чистый, целый и невредимый…
— Естественно, — сердито согласился Киприан. — В другом виде его просто не могли принести. О чем
