«Фен дю сьекль», 23 июня 1895 г. и 25 июня 1896 г.
151
Морис Жуаян.
152
«Уайльд наказан за то, что он вообразил, будто живет в Италии времен Возрождения или в Греции Сократа». – писал в «Ревю бланш» Анри де Ренье.
153
Сали умер в 1897 году, но уже за несколько месяцев до этого «Ша-Нуар» перестал существовать.
154
Ла Гулю опускалась все ниже и ниже. После того как она несколько раз «вяло подрыгала ножками» в «Жарден де Пари», она исполняла «танец живота» в балагане, затем выступала в роли борца, укротительницей зверей, купив двух пантер, четырех старых и хилых львов, гиену и меланхоличного медведя. Она стала уродлива, «до того толста, – писал Жан Лоррен, – что на ней трещало трико». Эти животные, хотя она кормила их плохо, сожрали все, что осталось от ее сбережений. Один из хищников во время ярмарки в Руане оторвал руку какому-то ребенку. Лишившись последнего зверя – он то ли погиб, то ли был продан, – Ла Гулю окончательно осталась не у дел. Дойдя до крайней степени нищеты, она вернулась на Монмартр и там, одетая в лохмотья, торговала у входа в ночные кабаки и у «Мулен Руж» цветами, конфетами, апельсинами. И пила. «Это жизнь моя плохая, – жаловалась она, – а сама я хорошая» В 1914 г. Жуаян, устроив большую ретроспективную выставку Лотрека, на которой должны были быть показаны и оба панно с ярмарки в Нейи, решил пригласить туда Ла Гулю. Он думал, что его выдумка будет иметь успех. «Но, – писал он, – увидев эту бесформенную тушу – не женщина, а какой-то бегемот! – которая почти не помнила художника, называла его Тудузом, путая его с пошлым портретистом, я понял, что придется отказаться от мысли воскресить прошлое. Не все же можно воскресить через двадцать лет». В 1915 г. во время пожара сгорела часть «Мулен Руж». Ла Гулю иногда останавливалась у забора и сквозь щели разглядывала руины храма своей славы. После войны она еще появлялась на ярмарках. Пьер Лазарев рассказывает, что году в 1925-м он увидел балаган с огромной афишей: «Спешите видеть – знаменитая Ла Гулю из „Мулен Руж“. „Зазывала пытался заманить любопытных, рассказывая некоторые подробности ее биографии… Выглядело же все очень убого. Поднялся занавес, и мы увидели толстую, расплывшуюся женщину в лохмотьях. На лице ее блуждала отвратительная улыбка… Ее не смущали наши взгляды. Не поворачивая головы, она сидела в углу эстрады на деревянном ящике, прихлебывая прямо из литровой бутылки красное вино. Выпив все, она от удовольствия щелкнула языком, вытерла рукой рот и, ухмыльнувшись, сплюнула на пол… Кто-то пытался вызвать в ней воспоминания: „Хорошее было времечко, а? Помнишь?“ В ответ она, еле ворочая языком и хихикая между фразами, твердила: „Еще бы! Сколько шлюх было!.. Умора!“ Ничего другого из нее вытянуть было нельзя. Не помогли никакие усилия“. Затем Ла Гулю некоторое время работала горничной в одном из домов терпимости и наконец стала тряпичницей и нищенствовала в Сент-Уэне, парижском квартале, населенном беднотой. Она жила там в своем фургончике с собакой Риголо, последним и единственным ее утешением. От прошлой жизни у нее сохранился только кружевной лоскут, обрывок одной из ее пенящихся юбок, которым она „украсила серое от пыли окошечко“. В январе 1929 г. она заболела, и ее отправили в больницу Ларибуазьер, где 30 января она умерла в возрасте около шестидесяти лет. Перед смертью она попросила позвать священника: „Отец, боженька простит меня? Я ведь Ла Гулю“. В том же году оба панно, сделанные для нее Лотреком, были приобретены Люксембургским музеем.
У этих панно тоже есть своя биография
Примерно в 1900 г. Ла Гулю, будучи в нужде, продала их одному коллекционеру, доктору Вио. На аукционе, где распродавалась коллекция Вио, в 1907 г. панно были куплены за 5200 франков и затем переходили из одного собрания в другое, побывали в Скандинавии, вернулись обратно в Париж. В 1926 г. один торговец, собственностью которого они тогда являлись, решив, что легче продать холсты меньшего размера, не дрогнув, разрезал панно на восемь больших холстов и много маленьких. Художественные критики яростно восстали против такого вандализма, и в конце концов оба произведения были восстановлены и в 1929 г. куплены за 400 тыс франков Министерством изящных искусств. Переданные Лувру в 1947 г., они сейчас находятся в одном из залов «Же де Пом».
155
По-видимому, речь идет о 54-й каюте.
156
Шауб-Кох.
157
Обычно, вслед за Жуаяном, все относят поездку в Лиссабон и Мадрид к 1896 г., однако пассажирка из 54-й послужила Лотреку моделью для плаката, который в феврале 1896 г. уже был выставлен в «Свободной эстетике» в Брюсселе; кроме того, существует рисунок Лотрека «В поезде Мадрид—Бордо», сделанный в августе 1895 г.
158
«Дорогой Шарль» по-французски звучит Cher Charles (Шер Шарль). –
159
Приводится Францем Туссеном в «Изысканных чувствах».
160
Мэри Тапье де Селейран в книге «Наш дядя Лотрек» опровергает факт сожжения холстов. «Существует. – пишет она, – так много поразительных выдумок, что на них не стоит обращать внимания. Лотрек смеялся над этими выдумками». Я же привожу эту историю в таком виде, в каком она была подробно описана Францем Туссеном. Последний был сыном полковника Туссена, который вместе с де Лапортальером и Шарлем де Монтазе был среди свидетелей. Франц Туссен называет еще несколько имен, но некоторые знатные горожане – среди них Жюльен де Лагонд, владелец «Нувелист». и Гюстав де Лапануз – отрицали этот факт. Относительно замечания Лотрека можно сказать, что оно было упомянуто Полем Леклерком, который в своей книге воспоминаний «Вокруг Тулуз-Лотрека» тоже рассказывает о сожжении холстов. По его словам, об этом ему рассказал сам Лотрек, который тогда же и выразил свое отношение к этой истории теми самыми словами, которые я процитировал.
