- Мой ослик, мой маленький, - выдохнула еще раз жена. Глубоко испуганная, она подняла ребенка из бадьи и прижала к себе, стараясь защитить его.
- Знай же, - сказал сапожник, глубоко вздохнув, - что это дитя у тебя на руках есть Антихрист. В этом нет сомнения. Оно родилось на свет от убийцы и беглой монахини, как было давно предсказано. Жаль, но это правда. Я видел своими глазами святые книги, в которых это написано. Ребенок должен быть уничтожен, иначе будет на земле неописуемый вред вере Христовой и ущерб святой Божьей церкви...
Жена почти ничего не поняла из этой речи - она уловила только, что это касается се ребенка и что сапожник задумал нечто ужасное.
- Не подходи ко мне! - выдохнула она. - Говорю тебе: ты его и пальцем не коснешься!
- Это не поможет, - мрачно сказал сапожник. - Поверь, я тоже готов умереть от горя. Но для спасения наших с тобой душ я должен это сделать...
- Стой, где стоишь! - перебила жена. - Я не допущу, чтобы ты его тронул!
- Не допустишь? - рявкнул сапожник в приступе гнева. - А кто вообще здесь имеет право говорить, ты или я? Кто приносит в дом деньги, кто платит налоги и мается каждый день с дратвой и кожами?!
- А кто варит еду? - крикнула она. - Кто прядет и вяжет, кто держит дом в порядке и кормит мулов?!
Тяжело дыша, они стояли друг против друга. Жена увидела гневно вздутые жилы на лбу мужа и поняла, что она слаба и что ничего не сможет сделать против разъяренного мужчины. И тогда она попыталась воздействовать на него добрыми словами.
- Выслушай меня, - попросила она, - и не сердись. Как перед святым крестом, я молю тебя и, как перед причастием и дарами, прошу тебя: пощади его, во имя Божие! Что ты хочешь с ним сделать: он такой же человек, как и мы с тобой, только еще очень маленький!
- Слушай ты, баба! - крикнул сапожник. - Тебя, видно, Бог поразил слепотой, что ты еще не распознала Антихриста?! Ты можешь узнать его по тому, что он родился в ночь на Рождество. Наш ребенок - сын убийцы и беглой монашки. Обо всем этом точно предсказано в древних книгах. Хвала Богу, что он послал мне своего святого, чтобы указать праведный путь. И хвала богу, что это был святой Иоанн!
- Это был Иоанн? Да он же мой любимый святой! Всю жизнь у него был язвящий язык, всю жизнь он говорил людям одну злую правду, а потому и кончил так страшно!
- Ты ошибаешься! - возразил сапожник. - Это был не тот Иоанн, которому ты так часто молишься, а другой. Теперь я точно знаю это. Наш ребенок точно Антихрист!
- Ну и пусть Антихрист! - крикнула она. - Он мой сын, я его родила, и ни за что на свете...
- Тихо! - сказал сапожник, прислушиваясь. - Кажется, это они. Они пришли!
* * *
Дверь отворилась, и в комнату вошли три бандита.
Первым вошел англичанин в парике и фетровой шляпе, со шпагой наголо. Не увидев никого, кроме сапожника с женой и ребенком, он остановился на пороге с крайне удивленным видом. Из-за его спины показался маленький аббат, вместе с которым в комнату ворвался крепкий запах вареной трески.
Немой 'капитан' замер, прислонясь к косяку двери. Он скрестил руки на груди и уставился в пол, его бледное лицо было скрыто в тени.
- Эй, сапожник, куда это ты его дел? - проблеял аббат. - Пускай он выходит. Я ему ничего не сделаю. Я пришел только за тем, чтобы его исповедать...
Свисавшие с потолка полосы копченого сала внезапно придали его мыслям другое направление.
- Еды у вас хватает, - заметил он. - С таким запасом вы до апреля дотянете!
Жена торопливо уложила ребенка в постель. Она видела, что теперь против нее четверо мужчин, и от этого ее охватила ярость отчаяния. Она искала глазами какое-нибудь оружие, но не нашла ничего, кроме лежащего подле плиты маленького кухонного топорика, которым она колола дрова перед обедом.
- Ах вы, злодеи! - крикнула она. - Вы опять явились? Видно, нет такого позорного дела, на которое бы вы не пошли! Убирайтесь отсюда, висельники! Да что же, во имя Бога, вы хотите сделать с моим ребенком?!
- Молчи! - каркнул аббат. - Уж мы-то знаем о тебе хорошие новости! Ты что же, клялась своему мужу в верности, а теперь он находит у тебя другого, а ты притом еще смеешь разыгрывать из себя местную... Тьфу на таких баб! Где твой любовник?! Давай его сюда!
Потрясенная жена вскочила, не зная, что сказать. Сапожник покраснел до ушей.
- Что ты мелешь! - рявкнул он. - Стыдно тебе говорить такое. Гляди, как бы я не наломал тебе горб! У моей жены нет никакого любовника. Кто такое скажет, тот лжец.
- Как? - вскричал аббат. - Разве ты сам не говорил, что застал ее в постели с черным мулатом, забывшим честь, да еще и с обрезанным, который не ест свинины?!
- Об этом я вам не сказал ни слова, - рычал сапожник. - Сдается мне, тебе захотелось трепки!
- Хватит болтать! - вмешался англичанин, бросая свою шляпу па стол. Мы пришли, чтобы уложить его на четыре фута под землю. Мне все равно, спал ли он с твоей женой или с кем-нибудь другим - да хоть с тобой самим! Где он? Что-то я его не вижу!
Сапожник тяжело вздохнул, повернулся и указал на ребенка, мирно спавшего под весь этот шум на кровати. К его щечке прильнул лепесток камелии из ванны.
- Вот он, - сказал сапожник.
От удивления у аббата вытянулось лицо, а англичанин застыл со шпагой в руке, глядя на хозяина так, словно куры расклевывали его завтрак.
- Да это же ребенок! - пророкотал он.
- Ребенок... - проблеял аббат.
Сапожник вздохнул. Жена стояла перед кроватью, дрожа всеми членами, но руки ее крепко сжимали топор.
Немой 'капитан' медленно выпрямился, шагнул к плите и встал у самой топки. Он уставился на женщину мрачным взглядом, по на его бледном лице не шевельнулся ни один мускул.
Англичанин наконец обрел дар речи.
- Что, к дьяволу, ты обо всем этом думаешь, дон Чекко? - спросил он.
- Я думаю, что нам за это заплатили, сэр Томас! - ответил аббат. - А все остальное нас не касается.
- Но это же поганое дело, дон Чекко! - пробурчал великан сквозь рыжие усы.
- Вы не должны спрашивать, как и что, - зачастил сапожник. - Вы должны сделать то, ради чего я вас нанимал. Сорок скудо вы получили...
Англичанин не удостоил его ни словом, ни взглядом.
- Я солдат, дон Чекко! - начал он. - Вы знаете, что я прошел семь войн - в Германии, Испании и Ломбардии... И когда я наношу удар шпагой, я хочу, чтобы мне тоже могли ответить ударом, иначе это дело мне не в радость. И я думаю, что эта работа не для меня, а скорее для вас, ведь дитя не может защищаться.
- Тут вы правы, сэр Томас! - согласился аббат.
- Вот поэтому я и думаю, это дело не для меня, а для вас, дон Чекко!
- Благодарю, сэр Томас. Но я рассчитываю на то, что вы возьмете на себя женщину, а то она с топором... Вы же знаете, что я мирного нрава, а она, кажется, может и убить.
- Ну же, вперед! - скомандовал англичанин, но сам так и не тронулся с места.
- Хватайте же ее! - взвизгнул аббат.
И в этот миг немой 'капитан' поднял руку.
Он погладил себя по правой щеке, указал пальцем на шею, надул щеки, сжал кулак и тронул кончиками пальцев свой подбородок. После этого он повернулся к выходу.
Англичанин вогнал свою шпагу в ножны, схватил шляпу, сплюнул и резко бросил:
- Мы уходим! Так приказал капитан. Он говорит, что мы сражаемся с мужчинами, а баб и детей не трогаем. Так он сказал, и я с ним вполне согласен. Я возвращаю тебе твои сорок скудо. Вот они, сосчитай; пока их только тридцать два, потому что нам пришлось заплатить долг у 'Дяди Паскуале' и за треску, и за маринованную репу, но мы вернем остальные. Бог велел, сапожник!
Он бросил деньги на стол и вышел.
