показания. Но ведь все это было только во сне…»
Однако ему показалось странным и непонятным, что в своем сне он испытал такой ужас, какого не знал за всю свою трудную и опасную жизнь. Здесь, на земле, он не мог понять, почему там, на небесах, его охватили такие чувства. Да и времени раздумывать над этим у него не было — он торопился добраться до имения невесты Торнефельда. Ее судьба больше заботила его сердце, чем его собственная.
Где бы он ни ехал, ему встречались поля, расцвеченные великолепными красками зрелого урожая. Сразу было видно, что их вовремя засеяли и содержали надлежащим образом. Стояла хорошая погода, и повсюду виднелись прилежно убиравшие хлеба работники, жнецы, косари и сноповязалыцицы.
«У здешнего хозяина твердая рука! — заметил про себя Шведский Всадник. — Теперь тут уже не то, что было. Наверное, барышня вышла замуж, а я опоздал как последний дурак. На дворе теперь заправляет новый господин, который знает толк в хозяйстве. Вот и кончилось мое счастье, так и не начавшись!»
Но когда он приблизился к барской усадьбе и завидел соломенные крыши знакомой деревни, картина резко изменилась: поля стали запущенными, заросшими осотом и васильками. Все это он видел и прежде. Здесь опять опоздали с посевом, да и почву плохо удобрили.
«Нет! — обрадовался Шведский Всадник. — Уж мужа-то у нее точно нет! Нет на дворе крепкого хозяина! Выходит, она уже так обеднела, что уже распродала почти все поля соседям. У нее осталось совсем мало земли, вот только эта — возле усадьбы. Спасибо тебе, Господи, я приехал в самое время!»
Сердце его запрыгало, как дикий олень на гону, когда он подъехал к усадьбе. Вот-вот он вновь увидит свою возлюбленную. Он стоял в саду и напряженно всматривался в глубь аллеи, а потому заметил ее издали. Она бежала по песочной дорожке — ее красные туфельки мелькали на зеленой траве, белое платье развевалось на ветру. Он вмиг забыл все приготовленные заранее куртуазные речи, и лишь одно тревожило его: как бы она не узнала в нем того нищего бродягу, кому она велела пойти на кухню и накрошить себе хлеба в суп.
Он собрал все свое мужество и, сняв шляпу, пошел ей навстречу. Поклонившись, он долго не мог найти слов, и девушке пришлось заговорить первой:
— Извините меня, господин офицер, за то, что вам пришлось ждать. Мне только сейчас передали, что незнакомый кавалер желает нанести мне визит. А меня не было дома — пришлось самой выгонять кур из сада, пока они там ничего не натворили.
Это был ее голос, голос, который звучал у него в ушах с тех пор, как она спасла ему жизнь. Шведский Всадник стоял как зачарованный. Он смотрел на нее во все глаза и жадно слушал. Она была не просто красива — в его глазах она была прекрасна как солнце! Сам Князь Тьмы устрашился бы такой небесной красоты.
А она между тем продолжала:
— Правда, по обычаю господин должен бы представиться первым, mais, Моnsieur, je ne tiens раs а l'etiquette![17]
— Милая барышня, скажите мне это еще раз, — пробудился от своих грез Шведский Всадник. — Я ведь понимаю по-французски с трудом. Лишь на войне я кое-как осилил этот язык. Конечно, в детстве меня учили ему, но у меня был плохой учитель, и мне до сих пор легче сочинить фразу на французском, чем понять на слух.
Девушка немного удивилась, что дворянин так легко признается в плохом знании французского. Офицеру это вроде бы неподобало.
— Но ведь вы шведский офицер? — быстро спросила она.
— Так точно, я фенрих армии Его Величества Карла Двенадцатого, победителя московитов, датчан и саксонцев, всегда готовый служить Богу и добрым людям! — гордо отчеканил Шведский Всадник, погладив рукоять своей шпаги.
— Господин приехал издалека?
— Прямо из армии Его Величества, — с почтением произнес Шведский Всадник. — Не люблю хвалиться, но скажу, что я участвовал в нескольких боях. Да вот только за все эти годы мне изрядно поднадоела солдатская жизнь.
— И что же угодно господину? — спросила девушка, пытаясь сообразить, почему незнакомый шведский офицер нанес визит именно ей.
— Поскольку мой путь привел меня сюда, то я не хотел пропустить возможность повидаться с благородной барышней, — ответил офицер.
— Я признательна вам, господин лейтенант, но у нас тут довольно скучно… — сказала барышня, растерянно уставившись на свои красные туфельки.
Еще с минуту они стояли молча, не зная, что сказать друг другу. Девушка растерянно перебирала застежки на платье, а из сада доносились ароматы тубероз, фиалок и жасмина. Так тихо было вокруг, что можно было явственно расслышать плеск далекого фонтанчика.
— Я не впервые на этом дворе. Мне помнится, я не раз бывал у вас в гостях, — не очень уверенно начал офицер.
— О да, — живо откликнулась девушка. — Когда мой отец был жив, у нас вечно бывали гости, и среди них много офицеров. А теперь ко мне мало кто заезжает.
— Какая жалость! Приношу вам свои глубокие соболезнования, — тотчас откликнулся Шведский Всадник. — Я не знал, что барышня похоронила своего дорогого отца. Я часто вспоминал о нем: ведь он мой крестный…
— Ваш крестный?! Мой отец?! — вскричала, потрясенная, девушка.
— Да, и знаете… Я сохранил колечко, которое вы мне подарили на прощание. Я считаю этот подарок великой честью! — ответил Шведский Всадник, невольно краснея.
Девушка, напротив, смертельно побледнела. У нее вдруг перехватило дыхание. Она схватилась за сердце, с трудом перевела дух и еле слышно промолвила:
— Прошу вас, объяснитесь! Вы Христиан? И если так, то каким образом вы здесь очутились?
— Я так надеялся, что вы меня не забыли! — еле слышно выговорил Шведский Всадник, которого вновь сковал невольный страх. Наступил момент, когда ему нельзя было ошибиться ни в одном слове. — Ведь у вас, барышень, короткая память. Небось только и помните, как мы однажды катались с горки и как лошадь испугалась и опрокинула сани…
Громкий крик прорезал тишину. Захлебываясь рыданиями и дрожа всем телом, девушка упала на колени и поползла к ногам Шведского Всадника, лепеча:
— Христиан! Милый Христиан!
— Да, это я! — тихо сказал Шведский Всадник, и в этот миг всей душой стал Христианом Торнефельдом, знавшим эту чудесную девушку много-много лет тому назад, — тем самым Христианом Торнефельдом, которого он отдал в епископский ад.
И его рука с безмерной нежностью скользнула по волосам припавшей к нему девушки, и его губы прошептали заветное имя: «Мария-Агнета!», и она подняла ему навстречу счастливое, залитое слезами радости лицо.
Они шли рука об руку по песочной дорожке и густой траве между деревьями парка, болтая, как счастливые дети, и беспрестанно перебивая друг друга восклицаниями типа: «А помнишь?» и «А знаешь?» Шведскому Всаднику казалось, что он обнимает собою всю землю и что он вырвался из колючих зарослей своей прежней жизни на цветущий луг, залитый солнечным светом.
У покрытой мхом старой скамьи, на которую смотрела не то рассеянно, не то боязливо улыбавшаяся нимфа из выветрившегося песчаника, они остановились. Шведский Всадник загляделся на козлоногого сатира, который, вероятно, когда-то стоял напротив нимфы, а теперь валялся в траве у ее ног. Мария- Агнета прислонила голову к плечу спутника и тихонько пожала его руку.
— Да, — шепнула она, — ты помнишь это место. Это было здесь, возле языческого божка.
— Это было здесь, — повторил Шведский Всадник, гадая, о чем шла речь, и его неуверенный взгляд скользнул с рогатой козлиной головки на скамью и возвышавшуюся над ней статуэтку нимфы.
— Здесь мы обещали друг другу, что наша любовь никогда не угаснет, — продолжала девушка. — И ты, Христиан, сказал: «Я не забуду тебя, как не забуду Бога!»
— Да, так я и сказал, — твердо произнес Шведский Всадник.
— Эти твои слова были моей единственной опорой в тяжелые времена, наступившие после смерти моего
