Прошло время, и ночью в комнату ко мне ворвалась встрёпанная Маша.
Быстрее, кажется, Дарья рожает!
Сон как рукой сняло. Я надел порты, накинул рубашку с коротким рукавом, схватил сумку с инструментами и кубарем скатился по лестнице.
Дарья сидела в трапезной, держась руками за поясницу, и охала. По подмокшему подолу я понял, что воды уже отошли.
Маша, грей воду и дай несколько полотенец.
Из своей комнаты вышел Илья.
Сам роды принимать будешь, или за бабкой- повитухой съездить?
Сам — сын-то мой, какая же бабка? Не доверю!
Оно, может, и правильно, а я пойду к себе. Не отцовское это дело — смотреть, как дочь рожает.
Илья ушёл к себе в комнату.
Я уложил Дарью на стол, вымыл руки, обтёр их водкой. Осмотрел жену: раскрытие шейки — уже четыре пальца.
Дарья охала и стонала.
Потерпи, милая, дыши глубже.
Сам же принялся готовить инструменты и перевязочные материалы. Схватки становились всё более сильными и участились. Дарья наверняка страдала, но так бывает почти у всех женщин-пер- вородков. Опий давать нельзя — ребёнок после родов может не задышать. Пусть всё идёт естественным путём. Наметятся осложнения — вмешаюсь, для того здесь и стою.
Вот показалась головка, а потом — и тельце. Я подхватил ребёнка на руки, перерезал пуповину, перевязал, обтёр её спиртом. Маша крутилась рядом, чаще мешая.
Сын родился! — заорал я.
Из комнаты выскочил Илья с улыбкой во всё лицо.
Дай посмотрю.
Гляди, какой богатырь!
В моё время обязательно спросили бы про вес и рост, но не сейчас.
Я завернул ребёнка в чистую тряпицу и передал Маше:
Не урони!
Что ты, Юра, как можно.
Роды на этом ещё не кончились — должен был отойти послед. Дарья напряглась, и послед отделился. Я тщательно осмотрел плаценту — слава богу, цела. Ну всё, роды можно считать удавшимися.
Маша, у нас холодное есть чего?
Квасу хочешь?
Нет, холод надо на живот положить, чтобы матка сократилась.
Маша отдала мне ребёнка и умчалась в ледник.
Илья переминался с ноги на ногу.
Как сына назвал?
Кириллом, — не раздумывая, ответил я.
