19 апреля 1843 года Дмитрий Милютин был приглашен на день рождения Натальи Михайловны Понсэ. Собралось многочисленное общество. Милютин был не в духе, Наталью Михайловну тоже не веселила собравшаяся родня, она хорошо знала, что Дмитрий Алексеевич должен уехать служить на Кавказ. Предоставим слово самому Милютину, который в своих воспоминаниях писал: «После чая, когда все гости оставили столовую и снова перебрались в гостиную, сама судьба так распорядилась, что я остался с любимою девицею вдвоем в столовой, без свидетелей, – тут, совсем неожиданно, – произошло между нами сердечное объяснение… Какое чудное мгновение – первое взаимное признание в любви! Какое неизъяснимое чувство испытал я, когда она с одушевлением и твердостью объявила, что готова за мною последовать куда бы ни бросила меня судьба и при какой бы ни было обстановке!.. Несколько минут объяснения совершенно перевернули все мое существо; мысли мои помутились; не сон ли это?.. Нет, это счастье наяву, счастье, какого я не смел надеяться…» В тот же вечер Дмитрий Алексеевич сделал предложение, которое и было принято.
Отец, братья, сестра и ее муж с радостью благословили этот брак, тут же поехали познакомиться с невестой и ее матерью. И закрутилась предсвадебная суета. Дмитрий Милютин тут же сообщил своему руководству, что в связи со свадьбой просит отсрочку.
Отец приехал из Москвы 8 мая, тут же поехал познакомиться с невестой и ее матерью.
Сначала состоялось православное венчание, а затем в квартире генеральши «совершена церемония по реформатскому обряду».
20 июня 1843 года подполковник Дмитрий Милютин и Наталья Михайловна прибыли в Ставрополь.
Часть первая
КАВКАЗСКИЕ ИСПЫТАНИЯ
Глава 1
СТАВРОПОЛЬ
В Ставрополь Дмитрий Милютин с молодой женой Натальей Михайловной собирались недолго, и в начале лета они прибыли к месту своего назначения. Полковник Иван Иванович Норденстам занимал квартиру обер-квартирмейстера, но подготовил подполковнику жилище в солдатской слободке, на окраине города, пока не достроят ему новый дом.
Милютины ехали по прямой и пустынной улице, мимо редких одноэтажных домиков с соломенной крышей. Наконец остановились у одноэтажного дома из плитняка. «Пять окон по фасаду, – подумал Милютин. – Это уже не так плохо».
Милютины обошли весь дом, им отводились две комнаты, гостиная, спальня, передняя, две комнаты для мужской и женской прислуги, кухня во флигеле, где проживал и хозяин дома, штабс-капитан линейного батальона Щепило-Залесский. Несколько столов и стульев – вся обстановка дома.
– Это, конечно, не наше столичное жилище, – сказала Наталья Михайловна, – но жить можно.
– Ты помнишь, наш медовый месяц еще не закончился? – Милютин добродушно улыбнулся, нежно посмотрев на свою обаятельную жену.
– Ты сказал, что Ивану Ивановичу Норденстаму скоро новый дом отстроят, а нам дадут его квартиру? – спросила Наталья, словно бы не услышав слова Дмитрия Алексеевича про медовый месяц.
– Да, три-четыре месяца придется подождать… Полковник заранее предупреждал меня, что здесь, в Ставрополе, с квартирами бедственное положение, ну, ничего, потерпим, у нас ведь медовый месяц…
Наталья Михайловна бросилась целовать своего любимого.
«Хозяйство наше устроилось на самую скромную ногу, – вспоминал Дмитрий Милютин. – Прислуга состояла из денщика Родиона и горничной-немки, привезенной из Петербурга, да повара Евтея, данного мне отцом из числа бывших крепостных. В первое время мы обходились тем имуществом, которое привезли с собой; транспорт же с мебелью и другими предметами домашнего обзаведения, отправленный из Москвы только в конце июня, прибыл в Ставрополь уже в конце лета. Таким образом, первые месяцы мы прожили, можно сказать, на походной ноге».
На первых порах по обычаю Милютин представился губернатору генералу Ольшевскому и дежурному штаб-офицеру полковнику Кускову и вскоре приступил к исполнению своих обязанностей, а документов накопилось чрезвычайно много, и все неотложные. Положение на Кавказе изменилось. От наступательных действий русские войска перешли к оборонительным, надлежало укреплять оборону городов и местечек на линиях. Горцы подумали, что укрепление оборонительных линий – это от слабости русской армии, вели себя дерзко, нападали, но встречали их сильным упорным огнем. Так что время для укреплений всех линий было предостаточно.
Милютин со своими помощниками, а среди них было два начальника отделений, у штабс-капитана Мацнева занимались военными действиями и передвижением войск, а у штабс-капитана Ольшевского (будущий автор мемуарной книги «Кавказ с 1841 по 1866 год») – личный состав кадров, сведения о войсках, о крае, о неприятеле, о военных поселениях и казачьих станицах, велась переписка по устройству кордонных линий, занимались разработкой общих соображений относительно образа действий на Кавказе, комплектацией штатного расписания, а для этого нужны были рапорты для генерала Гурко, который отсылал их императору на высочайшее утверждение. Этим и занималась вся команда подполковника Милютина.
Стояло лето, изнурительная жара, время отпусков и лечения открывшихся ран; многих членов команды не было в штабе, бароны Вревский и Торнау, капитаны Облеухов и Голенищев-Кутузов, штабс-капитан Веревкин были в отпуске или командировках. Несколько топографов, молодых офицеров и нижних чинов – вот и весь штаб в подчинении молодого подполковника.
В сентябре 1843 года Милютин представил генералу Гурко план разграничения районов местных управлений, штатное комплектование с определенными окладами содержания, все это было отправлено в Петербург, прочитано военным министром Чернышевым и получило высочайшее утверждение в ноябре.
Четыре года тому назад Милютин получил распоряжение включить магометанское население (туркмен, калмыков, ногайцев) в линейные казачьи войска, прирезать определенную часть земли, но дело так и не было доведено до конца в связи с переменой начальника края. Генерал Гурко вступил в должность 22 декабря 1842 года, и это дело тоже он должен был завершить. А раз назначили Милютина, то дело снова попало к нему. И Милютин вновь, как и в прошлые годы, предложил исключить магометанское население Кавказской области из казачьих войск.
В рапорте на имя генерала Гурко Милютин писал о том, что крайне невыгодно держать войска, разбитые на малые группы, в слабо укрепленных пунктах; необходимо перестроить всю работу Кавказской армии, а для этого необходимы не малые форты, а крупные укрепленные пункты с сильным резервом, готовым не только обороняться, но и наступать, чтобы «держать окрестное население в постоянном страхе и повиновении». Милютин дал полный расчет того, где и какие пункты можно было укрупнить по всей Кавказской линии.
Постепенно офицеры возвращались из отпусков, деловая обстановка улучшилась, вернулся из командировки и генерал Гурко, с которым сразу установились добрые отношения; полковник Норденстам, получивший звание генерала, стал более сдержан, даже холоден в личных отношениях, но в деловых отношениях это ничуть не сказалось. «Иван Иванович Норденстам (1802–1882; барон, генерал-адъютант, с 1843 года – генерал-майор), – вспоминал Милентий Ольшевский, – был тонок, строен, высок ростом и красив собою… был расчетлив, серьезен и равнодушен к прекрасному полу».
Первое время, когда Милютин уходил каждое утро на работу, Наталья Михайловна приводила в порядок их бедное жилище, одно время скучала, но ее стали навещать старый доктор с супругой, да к вечеру, когда муж возвращался, заходили сослуживцы – офицеры Вревский, Мацнев и Ольшевский. «Можно сказать, – вспоминал Милютин, – что все лето мы с женой провели в полном уединении и благословляли судьбу, давшую нам возможность на первых порах нашей супружеской жизни всецело и безраздельно наслаждаться нашим счастием».
Дмитрий Алексеевич был завален работой, он часами не выходил из-за стола, настолько многое нужно было осветить из-за запущенности штабной работы. Норденстам получил новый дом, и в начале ноября Милютины, сделав ремонт, въехали в свою квартиру обер-квартирмейстера, где был небольшой сад, свой двор, а вдали снова увидели солдатскую слободку. Рядом был дом начальника края генерала Гурко, штабные помещения и казенные квартиры других офицеров Кавказского корпуса.
Милютин в своих воспоминаниях отметил два события этого времени: самое ценное, что у них было, – хранившиеся в дамской шкатулке в комнате жены серебряные приборы, туалетные украшения и 1500
