письма сослуживцев… За несколько месяцев столько перемен, больших и малых, радостных, грустных, печальных. Отец мотался с дачи в Петровском парке, где он жил вместе с Владимиром, студентом юридического факультета Московского университета, в Москву, где лежал тяжелобольной младший Борис, ученик гимназии, навещал больного, а потом вновь погружался в служебную деятельность. Отец был членом Комиссии по строительству храма Христа Спасителя, приехавший в Москву Николай Первый ознакомился с работой и был очень доволен строительством храма, наградил членов Комиссии, князь Щербатов среди других весьма лестно отзывался о работе Алексея Милютина, отец получил 2 тысячи рублей серебром взамен ордена Святого Владимира 3-й степени. Но через месяц положение отца пошатнулось: на Комиссии обсуждали вопрос о предоставлении одному крупному подрядчику многомиллионной работы, отец возразил, считая, что этот подряд нанесет государству крупный ущерб. Члены Комиссии и председательствующий граф Строганов поддержали этот проект, после горячих прений отец подал письменный протест министру внутренних дел, взял отпуск и уехал в Петербург. Помощник попечителя Московского учебного округа Дмитрий Павлович Голохвастов (1795–1849) от имени членов Комиссии подал жалобу на Алексея Милютина за его «чрезмерную горячность и неуважительное отношение к присутствию Комиссии». Взаимные жалобы дошли до Николая Первого, который велел Комитету министров разобраться в этом сложном деле.
Добрые, сердечные письма Дмитрий Алексеевич получал от брата, Николая Алексеевича, который благодарил за частые письма и выражал самые радостные чувства, что у Дмитрия все хорошо складывается, в них он находит «светлую сторону той же медали, от которой вижу только темную сторону». Дела просто изнурили Николая, проект Положения о городском управлении был готов, одобрен министром и отправлен в высшие инстанции.
«Вокруг меня обыкновенные толки, вранье, глупости, суматоха, без цели и значения, – писал Николай Алексеевич брату 13 октября 1843 года. – У меня самого нескончаемые хлопоты, беспокойства, постоянное напряжение в голове и пустота на сердце… Всякий раз, узнавая из твоих писем, что ты счастлив и весел, я сам делаюсь счастлив и весел». В другом письме Николай Алексеевич, рассказывая о приезде отца и брата Владимира на каникулы в Петербург, высоко оценил характер и нравственные качества Владимира, «радуется, видя в нашем Володе юношу развитого умом и сердцем». «Хотя на стороне отца правда и закон, однако ж ему трудно оставаться на своем месте, чем бы ни кончилось официально дело», – писал Николай Алексеевич 10 января 1844 года. Тем более и высокие родственники, граф Павел Дмитриевич Киселев и Сергей Дмитриевич Киселев, понимая всю тщетность усилий Алексея Михайловича, ничего не могли сделать, тем более полагая, что он затеял дело не по силам и без достаточных оснований. Граф Павел Дмитриевич кое-что сделал для умиротворения сторон, но считает, что Милютин при своем добросовестном намерении избрал не тот ход: «Протестовать против зла должно, но более того – считаю излишним. По крайней мере, мне так кажется». Не та обстановка в обществе, где все подчиняется одной царской воле, а тут какой-то член Комиссии поднимает голос против всех членов и самого попечителя Московского учебного округа графа Строганова, думал Дмитрий Алексеевич, знакомясь с письмами своих родных. А письма лишь подтверждали и его собственные раздумья о своем времени, об обществе, о своем месте в этом мире.
Комитет министров, не входя в обсуждение взаимных жалоб членов Комиссии, решил уволить действительного статского советника A.M. Милютина от должности без содержания. Отец был крайне огорчен и возмущен. Ведь он только что получил высокую награду в 2 тысячи рублей, князь Щербатов хорошо говорил о нем Николаю Первому, и такая несправедливость…
Из этих писем Дмитрий Алексеевич узнал, что злая судьба не обделила своими «милостями» всю семью: в декабре 1843 года скончался Алексей Маркович Полторацкий, предводитель дворянства Тверской губернии, оставив свое состояние весьма расстроенным. Тетка Варвара Дмитриевна (Киселева) осталась с двумя дочерьми и тремя сыновьями, двух старших сыновей она определила в Пажеский корпус, а младшего – в Александровский малолетний корпус в Царском Селе. В Московской казенной палате была обнаружена кража на 400 тысяч медных рублей, похищенных казначеем, половина денег была найдена, а вторую половину пришлось выплачивать членам палаты, тем более председателю палаты Киселеву. Помог старший брат Павел Киселев, но и эта доля взыскания серьезно подорвала состояние дяди. И на этом не закончились деяния злой судьбы: у Николая Алексеевича в Хозяйственном департаменте министерства тоже открылась большая недостача денег, украденных казначеем, пала известная доля в 900 рублей и на брата, как начальника отделения для возмещения казенного ущерба. И как-то за этими немилостями казенной службы начали забывать о том, как Николай Алексеевич в Ревельском клубе, известный своей вспыльчивостью, поколотил одного из пьяных немцев, нагрубивших ему. В Ревеле подняли шум вокруг этой драки, но до Петербурга это не дошло.
Эти письма иной раз Дмитрий Алексеевич читал и Наталье Михайловне, особенно те места из писем, где брат Николай сообщал ему, что иной раз бывал у его тещи…
Новый год принес и новые заботы. Подходило время родов Натальи Михайловны, беспокойство нарастало, особенно волновался Дмитрий Алексеевич. Предстояла вторая длительная экспедиция против имама Шамиля, оставить жену без родственной помощи было рискованно, а потому Дмитрий Алексеевич написал своей теще письмо с просьбой приехать в Ставрополь к родам жены.
– Вряд ли она сможет приехать, – робко возражала Наталья, – ведь у младшей моей сестры Доры – конфирмация, это целая эпоха в жизни девушки, таков обычай протестантской церкви, матушка вряд ли согласится…
– Я и сам сомневаюсь, да разве только конфирмация… А посмотри, какая дальняя и трудная дорога, тем более зимой…
К великой радости молодых, теща согласилась приехать в Ставрополь, и в конце февраля Дмитрий Алексеевич и Наталья Михайловна встретили отважную «старушку», как шутливо называл ее зять, которая пообещала пожить у них до августа.
15 марта у Натальи Михайловны родилась дочь, которую назвали Елизаветой, в честь покойной матери Дмитрия Алексеевича. Владимир Осипович Гурко – крестный, а бабушка – крестная.
Петербург наконец-то понял, что причины печального конца прошлого года в слабости кавказских войск, каждое селение не прикроешь сильным отрядом, а потому на подмогу войскам был направлен 5-й пехотный корпус под командованием генерала Александра Николаевича Лидерса (1790–1874), так что Кавказская армия насчитывала 68 батальонов, 14 донских казачьих полков, соответствующее число орудий и вооружения. Петербург потребовал восстановить господство в крае, добиться прочных результатов.
Началась обычная после этого переписка, составление планов, расчетов, совещаний: Нейдгарт написал Гурко, чтобы он представил свои соображения, Гурко пригласил Норденстама и Милютина на совещание со своими предложениями и планами.
– Необходимо сосредоточить большие силы на левом фланге и в Дагестане, – изложил свои предложения Милютин, – нужно действовать двумя большими отрядами, оттеснить Шамиля в горы и начинать устройство больших крепостей и хорошо укрепленных лагерей в Чечне, чтобы можно было круглый год находиться там сильным отрядам, готовым не только к обороне, но и к наступательным действиям. Надо войти в доверие к местному населению, а после этого устраивать казачьи поселения и кордонную линию по Сунже.
– Вы, подполковник, хорошо, просто идеально изложили наши общие планы, теоретически, так сказать, – возразил Норденстам, – и разве вы не видите препятствий для посылки больших отрядов по этой местности и как мы будем обеспечивать их продовольствием, снарядами и вообще? Да, наконец, кто же будет в состоянии командовать такими большими силами?
Гурко предложил Милютину письменно изложить свои предложения и через несколько дней отослал письмо генералу Нейдгардту, который тоже провел свое совещание, вспомнив, что генералы из его подчинения уже высказывали свои предложения, что мелкие укрепления не принесут никакой пользы и не повлияют на восставших чеченцев. Генерал Фрейтаг заявил, что крепости с сильным гарнизоном можно построить, но на это понадобится не меньше восемнадцати лет, а пока чеченцев не стоит вообще беспокоить, им скоро надоест сильная власть Шамиля, нашим бездействием можно утомить терпение чеченцев, они сами свергнут имама.
Гурко не согласился на бездействие и в марте высказал свои предложения генералу Нейдгарту: возвести на Чеченской равнине только три укрепленных пункта, на реке Аргуне, около Маюртуна и у Гехи. Малые укрепления приносят чаще всего неудачи, тем более у горцев появились орудия, значит, нужно
