припасы к оным… Далеко, грязь несусветная, зябко… Однако послал к нему старых вооруженных солдат, а сверх того, амуниции на тысячу человек для прибывающих рекрутов… Поиск на Журжу и очищение берега дунайского как можно далее и как можно скорее – вот задача, которую можно было выполнить еще в декабре. Помнится, прибыл в середине декабря подполковник граф Миних и доложил, что войска, введенные в Валахию для распространения своих завоеваний, стоят без всякого действия. И никакого объяснения своему бездействию предводитель корпуса не мог дать. Смехотворно его объяснение, что видели неприятельский разъезд около монастыря Комин… Ну и что же? Нужно было направить войска вслед за этим разъездом, дабы оградить себя от действий турок с этой стороны. Еще Гудович мне писал, что мог бы взять Журжу, теперь же пришли новые полки, сил стало больше, а Олиц все бездействовал, чего-то опасаясь. Как странно все-таки назначать командиров по старшинству, следовало бы по таланту.
Тогда же Гудович взял бы Журжу, и не было столько с этим излишних хлопот. Настоящий полководец должен не только знать, как победить неприятеля, но и уметь своими победами воспользоваться. Если б Олиц использовал время и обстоятельства своего положения и сразу бросил на Журжу достойный деташемент, а не такое малое число… Ну что такое батальон егерей подполковника Фабрициана, ни страху не наносит неприятелю, ни пользы нашим войскам, лишь одно беспокойство за его судьбу…»
Румянцев много раз посылал ордера Олицу с требованием взять Журжу (историки подсчитали, что таких предписаний было девять!), но Олиц все медлил с решительными действиями и упустил подходящий момент, не сумел воспользоваться выгодными обстоятельствами. Дело дошло до того, что небольшие неприятельские партии проникали в тыл русского корпуса, чтобы узнать его расположение. Получив такое донесение от браиловского коменданта полковника Борзова, Румянцев возмутился наглости турок, которые могут беспрепятственно действовать в тылу армии, но еще больше удивляла его бездеятельность опытного генерала Олица… Странный генерал… Впрочем, что ж тут странного, просто старый генерал, привык действовать по старинке, по отжившим схемам фельдмаршала Миниха и ему подобных в Европе. Все искал причины отложить взятие Журжи. Ссылался на малочисленность людей в полках. «Сия жалоба, – думал Румянцев, – сделалась всеобщей, но разве они не видят, с каким числом солдат мне самому вести войну приходится?»
Или вот другая причина бездействия Олица. Дескать, для взятия Журжевской крепости необходимы мортиры. Неужто не понимает опытный генерал, что сие оружие наиболее потребно, чтоб оным разрушать крепкие своды в погребах или магазинах? А в Журже нет подобных зданий. Видевшие тамошний замок говорят, что он стоит в сорока саженях от берега, так что вполне можно было обойтись одними пушками… Упустил выгодный момент, а турки не сидели сложа руки, воспользовались бездействием русских в Валахии и возвели новые укрепления. Теперь же взятие Журжи обошлось русским двойной ценой. А сколько раз Румянцев в ордерах к Олицу указывал ему, чтоб не упустил момент! Но нет, не воспользовался, тянул время, выставляя все новые причины своей медлительности, или вовсе не уведомлял о своих действиях, что, естественно, приводило в ярость фельдмаршала, которому совершенно непонятно было такое отношение к делу. Румянцев отчетливо понимал всю важность Журжи: раз крепость в руках неприятельских, то русские не могут утвердиться на берегу дунайском. Более того, чем больше русские медлили со взятием этой крепости, тем больше возникало трудностей для ее овладения, и турки до того осмелели, что и сами начали действовать на левом берегу Дуная. А это нарушало планы Румянцева…
…В конце января 1771 года Румянцев понял, что третьей кампании не избежать: султан не согласился с предварительными условиями мира, которые предложила ему Екатерина. А это означало, что нужно разрабатывать план действий целой армии. Для этого же следовало предугадать возможные действия неприятеля. И Румянцев поставил себя на место неприятеля и тщательно продумал план кампании за турок.
Он наметил три возможных варианта будущих действий турок. Первый: высадив пехоту на берег Черного моря, а конницу переправив через Дунай на левую сторону Прута, начнут отбирать у них завоеванные крепости Аккерман, Килию и Бендеры, чтоб тем самым помешать наступательным действиям второй армии в Крыму. Второй: переправившись через Дунай, основные силы свои бросят в Валахию, чтобы опустошить этот богатый край, затруднить действия русских войск и помешать развитию их добрых отношений с молдаванами и валахами, снова подчинить их своему магометанскому игу. Третий: турки, напуганные поражениями прошлого года, ограничатся оборонительными действиями, стремясь лишь к защите противоположного берега Дуная.
В предвидении возможных действий неприятеля Румянцев и расположил свою армию, разделив ее на три корпуса, так чтобы пресекать попытки неприятеля форсировать в том или ином месте Дунай, а затем перенести действия на его левый берег.
Разрабатывая план кампании, Румянцев большую роль отводил второй армии, действия которой в прошлом году вызывали много нареканий. Польза общего дела, думал Румянцев, требует, чтобы обе армии действовали в согласии, помогая друг другу. Поэтому вторая армия заблаговременно должна начать движение за реку Днестр, не дожидаясь, когда река разольется, как в прошлом году.
Но за Днестр второй армии идти не пришлось. Русское правительство решило направить ее на Перекопскую линию, «а потом, по своему усмотрению, и на самый Крым с содействием, сколько будет возможно, Азовской флотилии». Вице-адмиралу Сенявину было предложено, «чтоб он для опознания плавания старался, во-первых, дабы два судна могли пройти из Азовского в Черное море, и чтоб он содействовал с остальными в поисках сухопутных войск». Румянцеву же предписать, что действия его армии «предоставляются собственному его предусмотрению, учреждая оныя на сей стороне реки Дуная до Ольты, так, чтоб… воспретить неприятелю переход с своей стороны за Дунай, на ту же сторону сей реки посылать разве только некоторые партии, если иногда он за надобно найдет; при всем том, однако ж, свободнее оставить ему руки воспользоваться возможным при удобном времени и случае».
Такое решение принял Государственный совет после обсуждения проекта будущей кампании, который представил граф Григорий Орлов. Решение было одобрено и Екатериной II. Главное, что устраивало Румянцева в этом решении, так это предоставление ему полной самостоятельности.
Скорее всего, активные поиски за Дунаем развернутся лишь в следующем году, если мирные переговоры не начнутся к тому времени. А текущий год будет подготовительным. И столько нужно успеть сделать!
Так, уже в январе он приказывает провести полную разведку Дуная, в точности узнать, где фарватер для прохода судов и где следует иметь пристани. Для этого – отыскать способных к тому людей и расспросить местных жителей. Но это лишь полдела. Предстояло сражаться на Дунае, а для этого необходимо самим строить речные суда.
Румянцев видел невероятные трудности, которые возникнут при этом. И прежде всего потому, что сам он знал в этой науке лишь первые правила теории. Так что пришлось ему довериться присланному из Петербурга капитану морской службы Нагаткину. И уж дело морского департамента определить количество нужных судов, способы построения флотилии.
А флотилия неприятельская производила внушительное впечатление. По Дунаю издавна производились торги чуть ли не всей Европы с Царьградом и другими местами. Более тысячи купеческих судов ежегодно проходили здесь. К ним необходимо добавить и военные суда, с помощью которых турки осуществляли контроль в завоеванных ими странах. Да и на многих купеческих судах имелись пушки и другое военное снаряжение.
Румянцев сомневался в том, что возможно за один год создать флотилию, способную противостоять турецкой, многочисленной и хорошо вооруженной. «Но есть ли, однако ж, и неудобность одолевать надобно, – писал он в реляции Екатерине II 15 марта 1771 года, – то заблаговременно нужно, чтоб сюда прислать потребное число всех чинов, знающих морскую службу и строительство флота, не меньше и определить снабжение всеми к тому потребами, ибо из здешних ее жителей совершенно знающие сему делу не находятся. Бедствия военные, а заразительная болезнь и того более, здешний край подвергнули во многих местах опустошению в людях».
Но если Румянцев соглашался, что строить речную флотилию необходимо, преодолевая все возникающие при этом препятствия, то решительно возражал против прожектерских настроений графа Орлова, предложившего выделить сорокатысячный корпус из армии Румянцева для похода на Царьград. «Легкой, видно, кажется сия кампания из Петербурга, – размышлял Румянцев, получив сведения об этом проекте графа Григория Орлова. – Построить за один год речную флотилию, переправиться через Дунай,
