ненормальная. Потом он зашел в кабинет — нарочно, чтобы разозлить меня.
— О, привет, не знал, что ты готовишь репортаж прямо в кабинете. — Он сел на мою кушетку.
Я вздохнула и многозначительно посмотрела на него.
— Чарльз, это Натаниэль. Натаниэль, это Чарльз, мой коллега, он зашел на минутку. — Я повернулась к Чарльзу. — А сейчас, Чарльз, я попрошу тебя уйти, потому что это конфиденциальная встреча. — Я фальшиво улыбнулась, без слов говоря: «Иди на фиг!» Он ответил мне такой же улыбкой и вышел.
Через двадцать минут, когда я проводила Натаниэля к выходу, Чарльз вернулся. Когда у него не было сюжета, он любил приходить ко мне в кабинет и доставать меня. Я продолжала печатать, уставившись в экран и не обращая на него внимания.
Он сел прямо передо мной и уперся локтям в стол, добиваясь, чтобы я посмотрела на него.
— Ты чокнулась, Джейми.
— С чего это? — огрызнулась я.
— Думаешь, Филип позволит тебе нанять парня, который выглядит как наркоторговец?
— Чарльз, ты такой расист! Он хороший парень, очень трудолюбивый, его наставник…
— Чушь. — Он откинулся назад, скрестив руки за головой. — Ты не можешь взять себе в няни крутого парня из бедного негритянского квартала.
— Как ты можешь так говорить?
— Слушай, он такой же черный парень, как и я. Я совсем не прочь, чтобы он получил хорошую работу. Но я тебе точно говорю, ты с ума сошла. Ничего из этого не выйдет в твоей пижонской квартире, с твоим правильным мужем и со всей…
— Дилану это будет полезно. Парень-то хороший, умный — не то чтобы он много сказал, но я это почувствовала. Он поможет Дилану войти в контакт с реальностью, — ответила я без особой убежденности.
— Это ты сейчас демонстрируешь стереотипы, Джейми. Ты собираешься нанять бедного черного парня, чтобы твой сын был не таким испорченным? Потому что только черный парень может что-то знать о жизни?
Я опустила голову на руки. Может, Чарльз прав? На протяжении всего нашего разговора Натаниэль отвечал только «да» и «нет» и едва смотрел мне в глаза. Я была в отчаянии. Большинство тренеров, с которыми я связывалась самостоятельно и которых действительно хотела нанять, работали полный день и после обеда занимались своими командами. Натаниэль единственный из всех тренеров имел свободное время. Я посмотрела на Чарльза.
— Но мне нужен мужчина.
— Это точно. — Чарльз относился к Филипу без особой симпатии.
— Чарльз, я серьезно. Мне нужно, чтобы в доме был ответственный молодой человек, по крайней мере, в послеобеденное время, чтобы водить Дилана в парк. А не толстая немолодая уроженка Ямайки вроде Иветты, которая не умеет играть в мяч. — Я закрыла лицо руками. — Сегодня снова звонили утром из школы.
— Опять живот разболелся?
— Ага. За пять минут до начала физкультуры. Он каждый раз идет к школьной медсестре — не только перед баскетболом, но и перед выбивным, а теперь еще и перед футболом. До того баскетбольного матча он хоть на физкультуру ходил.
— Так заставь его пойти! Ну да, у меня нет своих детей, но я смотрю, как вы их балуете, и я точно знаю, что это их портит. Моя мама такого не потерпела бы. И мы, кстати, не в бедности жили, так что не думай, что это негритянское стремление выбраться из гетто. Она просто не позволяла нам выкидывать такие номера.
— Я пытаюсь.
— Так в чем проблема? Почему он до сих пор у медсестры? Почему ему это разрешают?
— Чарльз, человеку без детей все кажется проще. Невозможно заставить ребенка…
— Очень даже возможно!
— Но он не уходит от медсестры! К нему приходится вызывать школьного психолога и помощника учителя физкультуры, который не может там долго оставаться, потому что идет урок. Но он с ними не общается, просто смотрит на них и говорит: «Я же сказал, что плохо себя чувствую и не могу играть». Потом учителя разговаривают с ним после уроков. Они звонят мне. Мы с Филипом, разумеется, ходим с ними встречаться. Филип всегда хочет выступать перед школой единым фронтом, так что для этих встреч он освобождает время в расписании, но на баскетбольную игру прийти не может. Что мне еще делать?
— Будь жестче. В этом весь фокус. Тебе нужно быть с ним жестче, чтобы ему некуда было бежать, и тогда он начнет справляться со своими проблемами самостоятельно.
— Я и так проявляю жесткость по отношению к нему, просто у него иногда бывает депрессия, и мне кажется, что ему нужна моя любовь, нужен кто-то, рядом с кем он может поплакать. Он до сих пор иногда приходит с этим ко мне, а если я буду изображать командира, то он перестанет приходить. С отцом у него контакт хуже: Филип пытается справляться с проблемами, но ему никак не удается найти время для Дилана. И хотя он просит меня не беспокоиться, я знаю, что в глубине души он разочарован тем, что у него такой проблемный сын.
— А что с баскетбольной командой?
— Мы заставляем его ходить, на этот счет у нас строго, как ты и советуешь, но тренер говорит, что Дилан не бьет по корзине, просто отбивает мяч и бегает немножко. Вроде как. Ну, почти совсем нет. Но теперь дело дошло до обычной физкультуры. Слушай, я знаю своего мальчика. Я знаю, что ему нужно. Я хочу найти хорошего парня, который устраивал бы ему встряску каждый день, как твоя мама, только в Центральном парке.
Чарльз взял меня за руку — я явно его убедила.
— Найдешь ты подходящего парня. Но он не из тех, с кем ты уже встречалась. И ты это знаешь.
Прошла неделя, а поиски мои так и не увенчались успехом. Наступило бабье лето, и я возвращалась через парк на работу после бизнес-ленча. Я разговаривала по телефону с Эбби, которую взбесил последний запрос Гудмэна.
— Я убью этого Гудмэна! — кричала она мне в трубку. — Правда, убью! Мне даже снилось это сегодня утром в метро!
— О господи, Эбби, что теперь?
— Ты знаешь Ариэль Ла Бомба? Ну, ту латиноамериканскую красотку, что ведет прогнозы погоды в «Доброе утро, Нью-Йорк»?
— Не знаю. Может быть. Не помню.
— Уверяю тебя, ничего особенного. Но она делает сюжеты о приключениях и путешествиях, и Гудмэн хочет закончить ими программу, считает, что она готова перейти с местной станции на телеканал.
— Ну, в этом ничего особо необычного нет. Наверняка она хорошенькая.
— Нет, дальше еще хуже. Слушай, он встречается с ней сегодня после обеда и хочет, чтобы я поехала и подождала ее у входа в здание.
— Не в вестибюле? А его секретарша этого сделать не может?
— Нет, мне он больше доверяет. Потом он хочет, чтобы я провела ее вдоль квартала к боковому входу…
Я рассмеялась.
— Кажется, я знаю, к чему дело клонится.
— Да! Все ради того, чтобы мы прошли мимо того ужасного рекламного плаката на автобусной остановке, где он ведет передачу на развалинах Всемирного торгового центра.
— Эбби, подожди…
— Ненавижу этот плакат. А он думает, что смотрится, как на острове Иводзима.
И тут я как будто бы оказалась в сцене из «Алисы в стране чудес»: на большом лугу человек тридцать детей раскладывали на траве огромную ткань с шахматными клетками. Одеты они были в странные костюмы: короли и королевы, солдаты, у некоторых сверху лошадиная голова… Это что, какой-то спектакль? Режиссер, симпатичный парень в брюках цвета хаки, футболке от Кассиуса Клея
