type='note'>[7] и бейсболке, расставлял их по местам. Может, он проводил репетицию уличного карнавала? Мы были в Нью-Йорке, в сердце Центрального парка, куда приходят все лунатики, так что я ничуть не удивилась.
И тут я сообразила: это же живые шахматы! Мне прямо не терпелось подойти поближе.
— …ты можешь себе представить, учинить такое с «Виндексом»? — донесся из трубки голос Эбби.
— Что там еще с «Виндексом»?
— Ты вообще меня слушаешь? Он дал практикантке, той сволочной длинноногой, пять долларов и велел пойти купить «Виндекс» и протереть плакат.
Мне было не оторваться от детей.
— Алло! — крикнула Эбби. — Он велел помыть плакат на остановке! Ну же, рассердись! Что ты такая рассеянная?
— Да, извини, Эбби. Я тебе перезвоню.
Я уставилась на режиссера.
— Ну, сначала надо выдвинуть пешки, — сказал он. Двое ребят с разных концов доски сделали два шага.
— Нет, нет! — крикнул он, сложив руки рупором. — Двое сразу не могут ходить! Вам что, Чарли не рассказывал?
Ему, наверное, было от двадцати шести до тридцати двух. Высокий и крепкий, он держался очень прямо и уверенно. Зачесанные назад светло-русые длинноватые волосы обрамляли открытое лицо. Голубые глаза выражали тепло и внимание. Я не назвала бы его красивым в традиционном представлении, но его нельзя было не назвать привлекательным.
— Неужели Чарли не рассказал вам про основные стратегии? А еще называет себя учителем! Сначала пешки перед королевами, а не те, что с краев.
Дети, теперь уже смеясь и шутя, вернулись на свои линии, а солдаты перед каждой королевой сделали два шага вперед.
Две хихикающие девочки-подростка, стоявшие рядом, но не на шахматной доске, подошли поближе. Я заметила, что одна из них похлопывает себя по груди и украдкой строит глазки режиссеру. Другая наклонилась к ней, прошептала что-то на ухо и подтолкнула к нему. Этот парень буквально излучал свет, и они тянулись к этому свету.
— Что дальше, ребята?
Крошечный мальчик, на голове у которого была огромная лошадиная голова из папье-маше, поднял руку.
— Я, я!
— Почему?
— Я не знаю.
Второй конь поднял руку.
— Вон ты, в красной шапке! Алекс, правильно?
— Я знаю! Потому что вы хотите пораньше вывести коней, чтобы контролировать центр и атаковать вторую команду!
— Верно! — крикнул режиссер. Он полез в карман, достал крошечную шоколадку и бросил ее мальчику. — И что, нам только коней нужно вывести пораньше?
— Нет! — завопили сразу четверо ребят.
— А кого еще?
— Слонов! — крикнул в азарте один из ребят. — Надо убрать с дороги коней и слонов, чтобы побыстрее добраться до ладьи и защитить короля!
Режиссер достал из сумки пригоршню конфет и бросил их в сторону этого мальчишки. Дети кучей слетелись туда, торопясь подобрать конфеты с земли.
Ну ладно, подумала я, в игре этот парень разбирается. Педагогический ход с конфетами вызывал у меня сомнение, однако он обращался с ними жестко и при этом не жестоко, так что, может быть…
Я дождалась перерыва и подошла поближе, чтобы привлечь его внимание. Наконец, он перестал раздавать указания и дал детям время, чтобы подумать над следующим ходом самостоятельно.
— Можно задать вам вопрос?
— Да, конечно. — Он повернулся ко мне и улыбнулся, но тут же вернулся взглядом к игре.
— Что вы делаете?
— У нас тут игра в шахматы. В живые шахматы.
— Это я поняла…
— Извините. Приятель, ты о чем это думаешь?
Он подошел к одному из мальчишек, поднял его, ухватив за плечи, и переставил на соседнюю клетку.
— Так, тебе конфет не полагается! — Он вытянул леденец изо рта мальчишки и бросил его себе за плечо. Все остальные завопили и засмеялись.
— Так как, — начала я заново, когда он вернулся, — вы из какой-то школы?
Он не обратил на меня внимания.
— Джейсон, тебя ведь так зовут? Что ты делаешь?
— То есть эти ребята…
— Если ты так пойдешь ладьей, игра закончена, приятель! Ты с ума сошел! Попробуй-ка еще раз.
Ну, ладно. Он занят. Я подождала две минуты и совершила еще одну попытку.
— Извините, что беспокою вас, но мне действительно очень интересно. Это школа?
На этот раз он посмотрел мне прямо в глаза.
— Вам на самом деле интересно?
— Да.
— Это не школа. Это группа из летнего лагеря для детей, нуждающихся в помощи или оказавшихся в особых ситуациях.
— В сложных ситуациях?
— Иногда просто ужасных, да.
— А почему шахматы?
— Наверное, потому, что это сложно. Это помогает им почувствовать себя умнее. Вы что-нибудь знаете о детях и шахматах?
— Моему сыну девять.
— И он играет в шахматы?
— Ребята в школе играют, но он не увлекся.
— Может быть, вам стоит его увлечь? — Он улыбнулся широкой сияющей улыбкой.
Вот оно!
— А вы учитель? — Я разволновалась. Кажется, он мне подходит. — У вас постоянная работа?
— Я вовсе не учитель.
Черт. А я думала, он профессионал. Может, он мне и не подходит.
— У меня что-то вроде каникул, пока я решаю, как быть дальше.
Он помахал ребятам.
— Так, ты, с широкой ухмылкой, — крикнул он в сторону одной из девочек. — Ты руководишь белыми, а Уолтер — черными. Ты можешь оспорить их ход, но, в конечном счете, решают они. — Обнаружив, что я все еще не ушла, он остановился, положив руку на калитку, и посмотрел мне в глаза.
— Я просто заменяю приятеля. Мой сосед по квартире — учитель в государственной школе, а летом он работает вожатым в лагерях. В отличие от него, я не специалист по детям. — Он подобрал с земли ворох ткани и улыбнулся. — Извините, я отвлекусь. — И все же получалось у него здорово.
Один из ребят сошел с доски и сгорбился, повернувшись к игре спиной. Режиссер попытался накинуть ткань на плечи мальчика, но тот стряхнул ее. Он сунул пригоршню конфет ему за шиворот, но мальчик не засмеялся. Тогда режиссер бросил ткань на землю и занялся расстроенным мальчишкой, отведя его в сторону, чтобы поговорить, как следует, наедине.
