особенно с симпатичными женщинами вроде вас.
Ну и свинья.
— Конечно, то, что вы продюсер Джо Гудмэна, тоже делу не помешало.
Я раздраженно закатила глаза.
— Ну, хорошо. Что у вас есть для меня?
Молчание. Он что, играть со мной вздумал? Может, у него вообще ничего нет? Да и существуют ли на самом деле новые пленки?
— И не забудьте тот удачный кадр, где вы в костюме от Бриони выводите свою клиентку из кафе, в котором она работает. Другие сети показали одну Терезу, но только не Эн-би-эс. Эн-би-эс не только двенадцать секунд показывала вас в шикарном костюме, но и упомянула по имени. — Я изобразила низкий голос Гудмэна, комментирующего кадр. — «А здесь вы видите, как Будро и ее влиятельный адвокат Леон Розенберг покидают кафе, где она работает, в Перл, штат Миссисипи». Гудмэн считал, что это ни к чему, но я решила, что вам будет приятно. Правда, тогда я считала, что мы уже окончательно договорились насчет интервью с ней.
— Я понял. Я все понял. Я вам обязан.
— Здорово, я тоже так считаю.
— А почему бы вам не встать на колени и не попросить как следует?
Я изобразила громкий поцелуйный чмок. Чарльз в знак солидарности безмолвно показал, как его тошнит. Молчание, никакого ответа.
— Я все еще жду, Леон.
— Мы одни на линии?
— Да, я обещаю. Сейчас, я на секунду переведу вас в режим ожидания. — Я посмотрела на Эбби и Чарльза и сильно сощурила глаза. Ну вот, я никого не вижу, можно считать, что я сказала чистую правду. Чарльз повернулся, снял трубку второго телефона и нажал на кнопку беззвучного режима, не выходя пока из режима ожидания. Эбби так нервничала, что чуть на потолок не лезла.
Мы с Чарльзом беззвучно отсчитали: «Три, два, один», чтобы одновременно подключиться к разговору снова. Я не впервые подключала его к телефонным разговорам в качестве свидетеля — мы уже сто раз так делали. Наконец, Леон тихо сказал:
— Есть еще пленки.
— Еще пленки? Тоже с Терезой Будро и Хьюи Хартли?
— У-гу.
Есть! Я подняла большой палец, давая Эбби знать, что у Леона и правда были пленки. Чарльз зашевелил бровями.
— И никто их не слышал, кроме меня, — продолжил Леон.
Эбби передала мне карточку с надписью: «Пусть подтвердит, насколько они хороши».
— Насколько они хороши?
— По сравнению с ними записи, что прозвучали у Сибрайт, — это просто полдник Телепузиков.
Еще одна карточка: «Спроси, что именно на этих пленках».
— Мне нужны подробности, Леон. Мы здесь серьезно занимаемся новостями. Я не могу пойти к Гудмэну с намеками.
— Да, пожалуйста. Только если бы вы серьезно новостями занимались, вас бы так не волновала Тереза Будро. Не задавайся, красотка.
— Я жду, Леон.
Молчание.
— Леон?
— Как насчет того, что конгрессмен Хартли любит ходить через заднюю дверь?
— Заднюю дверь ее кафе? — спросила я. Чарльз замотал головой, закрыл лицо рукой и повалился на кушетку.
— Что? Что? — беззвучно спрашивала Эбби.
— Может, я не дал тебе те первые пленки потому, что ты тупа, как все красотки? Может, тебе, вместо того чтобы работать продюсером, лучше вести прогноз погоды? Никогда об этом не задумывалась?
— В заднюю дверь ее дома? — Я не понимала, о чем он, Чарльз замахал руками и отчаянно затряс головой: мол, нет, нет, не то!
Леон медленно сказал:
— По-собачьи. Через зад. В буквальном смысле слова, если ты еще меня не поняла.
— По-собачьи, — повторила я на удивление деловым тоном. Я начала ходить по кабинету кругами, пытаясь обдумать новости.
У Эбби глаза были выпучены; уровень напряжения был предельным.
— Леон, дайте мне пару секунд. — Я посмотрела на Чарльза. Он кивнул, безмолвно уговаривая меня сохранять спокойствие. В одну из поездок к Терезе я сходила на «завтрак с молитвой», на котором присутствовал Хьюи Хартли. Он все время говорил, как проповедник, читающий проповедь во время шторма. «Элита нашей страны не должна больше заниматься прославлением прелюбодеев. Бог создал пару из Адама и Евы, мужчины и женщины, а не из двух мужчин. Пока либеральные средства массовой информации борются за право гомосексуалистов жениться, пока они продолжают нападки на семью, нерожденных детей, на десять заповедей и даже на рождественские ясли, мы с вами, мои друзья из штата Миссисипи, изменим ход мыслей нашей великой нации.
Я пришла в себя.
— Значит, наш мистер бывший священник, бывший владелец христианской телестанции и нынешний конгрессмен от консервативного штата, верный муж и отец четверых детей Хьюи Хартли говорит в записи своей подружке-официантке, что любит заниматься сексом в позе по-собачьи?
Я посмотрела на Эбби, но на стуле ее не было; я предположила, что она уже валяется на полу. Я перегнулась через стол. Предположение было верным.
— Джейми. Не просто по-собачьи. Ты хорошо сидишь? Тогда я объясню поподробнее — для недогадливых вроде тебя. Этот несчастный ублюдок так и говорит на пленке, что любит заниматься анальным сексом. Через задницу. Лучше всего — через Терезкну аппетитную южную задницу. Он говорит о том, как в следующий раз поимеет ее в задницу. Он говорит о том, как ему понравилось, когда он в прошлый раз поимел ее в задницу.
— Леон, вы что, серьезно?
— Да.
— Да нет, вы шутите. Что, так и говорит «в задницу»?
Эбби на полу сладострастно застонала.
— Ага.
Я почесала в затылке.
— Хартли руководит движением за то, чтобы присоединить референдум о введении законов против содомского греха к президентскому голосованию 2008 года…
— Именно.
— И он сам при этом занимается содомским грехом?
Леон усмехнулся.
— Да. Мне это тоже нравится.
— Такой борец за права семьи, вечно всюду показывается с женой-блондинкой с начесом в стиле пятидесятых, окруженный четырьмя детьми…
— Ага.
— Ну и лживый святоша. Помните, как он вел передачу на своем канале и вечно распространялся о значении семьи?
— Да.
— Ну и семьянин.
— Ага.
— И Будро готова это обсуждать? Грязные сексуальные детали?
— Именно так.
